И тогда Тристан все вспомнил: аварию, поездку на скорой, слова врача.

Он умер. Но при этом он может думать. Может наблюдать за другими людьми. Значит, он стал привидением?

Тристан вспомнил вчерашнюю старушку. Она сказала, что видит его свет, значит, она приняла его за…

«Нет, нет! – громко воскликнул Тристан, но мужчина его не услышал. – Уж это точно не для меня!»

Тристан пока не знал, кем он стал, но одно не вызывало сомнений – он был существом, способным смеяться. Поэтому он хохотал и хохотал, без умолку, без остановки, до истерики. И плакал тоже.

Внезапно дверь за его спиной резко распахнулась. Тристан затих, но это оказалось лишним. Сестра, вошедшая в палату, не замечала его, хотя подошла так близко, что проткнула его локтем, заполняя листок на кровати мужчины.

Девятое июля. 3:45 утра.

Девятое июля? Этого не может быть! Когда они с Айви попали в аварию, был июнь! Неужели он провалялся в беспамятстве целых две недели? И что будет дальше? Вдруг он снова отключится? И почему он снова очнулся?

Тристан снова вспомнил старушку, которая протянула к нему руки. Почему она увидела его, а вот эта молоденькая сестра и другие люди ничего не видят? Сможет ли Айви его увидеть?

Безумная надежда охватила Тристана. Если он сможет разыскать Айви до того, как снова потеряет сознание, у него будет еще один шанс доказать ей свою любовь. Он будет всегда любить ее, вечно.

Сестра вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Тристан протянул руку, чтобы открыть ее, но его пальцы беспомощно прошли сквозь ручку. Он попытался снова и снова. Его руки были бессильны, словно тени. Значит, ему придется ждать, когда сестра придет и откроет дверь. Но вся беда заключалась в том, что Тристан не знал, как долго он может остаться в сознании, и не растает ли он с первыми лучами солнца, как это делали все порядочные призраки из старых сказок.

Чтобы убить время, Тристан попытался вспомнить, как попал сюда, и живо представил себе длинный коридор, по которому шел из отделения скорой помощи.

Он ясно видел угол, за которым на него наехал санитар с тележкой. Внезапно Тристан понял, что идет по коридорам к этому самому месту. Значит, вот как это делается! Нужно в точности представить себе маршрут и сосредоточиться на месте, в которое хочешь попасть.

Вскоре он вышел из больницы и очутился на улице. Оказывается, он успел забыть, что попал в окружную больницу, расположенную довольно далеко от Стоунхилла. Хорошо еще, что он много раз ездил сюда на машине, подвозя родителей.

При мысли о родителях Тристан вдруг споткнулся и замер. Он вспомнил отца, который стоял над ним в отделении скорой помощи, обнимал и плакал. Тристану страшно захотелось забежать домой и сказать папе, что с ним все нормально, но он не знал, сколько ему отпущено времени. В конце концов, его родители были вдвоем, а Айви – совсем одна.

Ночное небо только-только начало бледнеть в преддверии рассвета, когда он добрался до ее дома. Два желтых прямоугольника слабо светились в западном крыле. Должно быть, Эндрю работал у себя в кабинете.

Тристан обошел дом кругом и нашел французское окно, распахнутое в ночную прохладу. Эндрю сидел за своим столом, погруженный в раздумья. Тристан незамеченным проскользнул внутрь.

Он увидел распахнутый кожаный портфель Эндрю и рассыпанные по столу бумаги с грифом колледжа. Но Эндрю читал не их, а полицейский отчет. Тристан невольно содрогнулся, когда понял, что это отчет об аварии, в которую попали они с Айви. Рядом лежала газета, открытая на заметке о происшествии.

Наверное, газетный шрифт должен был заставить его поверить, наконец, в собственную смерть, но этого не случилось. Скорее наоборот, сухие слова репортажа вдруг сделали все, что было когда-то важным для Тристана – его внешность, спортивные рекорды, школьные достижения – пустым и ничтожным. Сейчас для него имела значение только Айви.

Она должна узнать, что он любил ее и всегда будет любить.

Тристан оставил Эндрю размышлять над отчетом (хотя ему было совершенно непонятно, что интересного он мог там найти), а сам направился к задней лестнице. Проскользнув мимо комнаты Грегори, расположенной прямо над кабинетом, он пересек открытую галерею и свернул в коридор, ведущий к спальне Айви.

Скорее бы увидеть ее, скорее бы она увидела его! Тристан заметил, что весь дрожит, как перед их первым уроком плавания. Смогут ли они поговорить друг с другом?

Если кто-то и может увидеть и услышать его, то только Айви – ведь она так умеет верить! Тристан представил себе ее комнату, сосредоточился – и прошел сквозь стену.

Элла тут же села. Она спала на кровати Айви, свернувшись в тугой черный клубочек рядом с золотоволосой хозяйкой. Но теперь кошка проснулась, моргнула и уставилась прямо на Тристана, вернее, на пустоту, в том месте, где он стоял.

«Что ж, кошки часто пристально смотрят перед собой», – подумал Тристан. Но когда он, обогнув постель Айви, подошел к ней с другой стороны, кошка проводила его внимательным взглядом своих зеленых глаз.

«Элла, что ты видишь? Скажи, Элла?» – тихо спросил Тристан.

В ответ кошка громко заурчала, и Тристан рассмеялся.

Теперь он стоял возле Айви. Рассыпавшиеся волосы закрывали ее лицо. Он протянул руку, чтобы убрать их. Больше всего на свете Тристану хотелось увидеть ее, но его руки были совершенно беспомощны.

«Жаль, что ты не можешь мне помочь, Элла», – вздохнул Тристан.

Кошка встала и пошла к нему по подушкам. Тристан замер, гадая, что она задумала. Подойдя ближе, Элла наклонила голову, словно хотела потереться о его руку. В следующий миг она с недовольным мяуканьем свалилась с кровати.

Айви пошевелилась, и Тристан тихо окликнул ее.

Айви перевернулась на спину, и ему показалось, что она сейчас ему ответит.

Ее лицо было похоже на луну, красивое, но бледное. Сияние, когда-то исходившее от нее, теперь осталось лишь в золотистых ресницах и длинных волосах, рассыпавшихся, как лучи, вокруг ее лица.

Айви нахмурилась. Тристану захотелось разгладить морщинку у нее на лбу, но он не мог. Айви начала ворочаться и метаться.

– Кто здесь? – вдруг справила она. – Кто здесь?

Тристан наклонился над ней.

«Это я, Тристан».

– Кто здесь? – снова спросила она.

«Тристан!»

Морщинка между ее бровей стала глубже.

– Я не вижу.

Он положил руку ей на плечо, в надежде, что она сейчас проснется, уверенный, что она увидит и услышит его.

«Айви, посмотри на меня! Я здесь».

На миг она открыла глаза. Потом он увидел, как исказилось ее лицо, и понял, что она испугалась. Это был даже не страх, а ужас. Айви закричала.

«Айви!»

Но она кричала и кричала.

«Айви, не бойся!»

Тристан пытался ее успокоить. Он обнимал ее, но их тела проходили друг через друга, словно сквозь воду. Он ничем не мог ее утешить.

А потом дверь спальни распахнулась. Первым вбежал внутрь Филипп. За ним влетел Грегори.

– Проснись, Айви, проснись! – затряс ее Филипп. – Ну же, Айви, пожалуйста!

Она широко открыла глаза. Посмотрела на Филиппа, потом обвела взглядом комнату. Она ни на миг не задержалась взглядом на Тристане, глядя сквозь него.

Грегори легко взял Филиппа за плечи и отстранил. Он сел на кровать и прижал Айви к себе. Тристан видел, что та вся дрожит.

– Все будет хорошо, – сказал Грегори, приглаживая ее растрепанные волосы. – Это был всего лишь сон.

«Страшный сон, – с горечью подумал Тристан. – А он не смог помочь ей, утешить ее!»

Зато Грегори мог. Тристан почувствовал, что сейчас взорвется от ревности.

Он не мог смотреть, как Грегори обнимает ее и прижимает к себе.

Но не мог видеть Айви такой испуганной и несчастной. При одном взгляде на ее дрожащие плечи он начинал испытывать к Грегори уже не ревность, а благодарность, причем столь же сильную. Потом его снова охватывала ревность.

От этой мучительной борьбы чувств у Тристана снова потемнело в глазах, и он попятился назад, к полке, на которой стояли ангелы Айви. Элла с любопытством направилась за ним следом.