Грубая реплика заставила ее резко втянуть воздух.
— Ублюдок!
— Ты предпочла бы услышать ложь? — осведомился он.
— Значит, ты решил отправить меня назад, в Марракеш?
— Вообще-то ты едешь в Отман, чтобы сесть на поезд до Сафи. — Его спокойный отчужденный ответ привел ее в ярость. — Но я действительно отсылаю тебя прочь, как и собирался.
— С Чарлзом?
Он резко кивнул, сжав губы в тонкую линию. Мимо ее внимания не прошло, что при упоминании кузена в его глазах мелькнул гнев. Если он неравнодушен к ней, у него есть все основания для ревности.
— Как мило с твой стороны позаботиться о сопровождающем для меня, который не только ловок, умен, красив, но и отличный любовник, — произнесла он приторным тоном.
Как только она произнесла эти слова, маска безразличия спала с лица Шахина. В его темных глазах сверкнул огонь, и он уставился на нее с выражением, которое привело бы в трепет многих мужчин, но Аллегра не испугалась. Она боялась только одного: что он вычеркнет ее из своей жизни. О Боже, если бы только он поцеловал ее! Если бы заключил ее в объятия и сказал, что все это лишь тактический ход, что он только пытается защитить ее. Между ними повисло напряжение, настолько осязаемое, что ее кожа покрылась мурашками.
Шахин раздраженно покачал головой:
— Прости меня, дорогая, но мы оба знаем, что между шлюхой из борделя и дорогой куртизанкой нет особой разницы. — Небрежная грубость его слов подействовала на нее как пощечина. — Моему кузену хорошо заплатят за его хлопоты. Как и тебе.
— Как это понимать? — выдавила она, ощутив тошноту.
— Кажется, я предлагал своего жеребца за одну ночь в твоей постели, — отозвался он ровным гоном. — К сожалению, Абияда нет со мной, но ты получишь неплохую компенсацию, особенно если учесть, как искусно развлекала меня две ночи. Шафтсбери позаботится о том, чтобы мой поверенный в Лондоне перевел на твой банковский счет десять тысяч фунтов за оказанные услуги.
Аллегра потрясенно молчала. Боли не было, только оцепенение. Ни разу с той ночи, когда мать продала ее в бордель мадам Эжени, она не чувствовала себя настолько униженной. Ее снова продали, но на этот раз ценой было ее сердце. Неудивительно, что Чарлз оказался здесь. Чтобы так рано добраться до лагеря, надо было выехать из города затемно. Значит, Хаким отбыл отсюда еще прошлым вечером.
Милостивый Боже! Шахин послал этого юнца за Чарлзом вчера — до того как занялся с ней любовью. Выходит, прошлая ночь действительно ничего для него не значит. Совсем-совсем. С таким же успехом он мог провести ее в публичном доме. Эта мысль причинила ей такую боль, что Аллегра покачнулась. Жгучая и острая, она вгрызалась в ее внутренности.
Больше всего сейчас ей хотелось умереть.
Нет, он не узнает, как больно ранил ее, отвергнув. Она не доставит ему такого удовольствия. Набрав полную грудь воздуха, она выпрямилась, гордо вскинув подбородок. Легче было бы утонуть в темном омуте, чем встретить его взгляд, но она заставила себя посмотреть на него и подавила все чувства, которыми была переполнена ее грудь, — точно так же, как в ту первую ночь в заведении мадам Эжени.
Кроме одного.
Внутри ее медленно, но верно разгорался гнев, который вытеснил все остальные эмоции. Ярость поддержит ее, пока она не окажется в уединенном месте, где сможет зализать свои раны. Не стоит выставлять себя большей дурочкой перед этим мужчиной, чем она уже это сделала. Со смешанным чувством горечи и ожесточения Аллегра отвернулась от него и направилась к откинутому пологу, служившему дверью. Помедлив у выхода, она оглянулась через плечо:
— Может, я и шлюха, лорд Ньюкасл, но я не стыжусь того, кто я есть, и не скрываю этого. А вот вы прячетесь здесь, среди берберов, притворяясь не тем, кто вы есть на самом деле. — Она устремила на него жесткий взгляд. — Мне жаль вас, милорд. Даже Нассар, при всем его варварстве, более честен относительно себя и своих желаний.
Не дожидаясь ответа, она повернулась и вышла из шатра. Гнев заставлял ее держаться прямо, хотя и несколько сковывал походку. Она шла с высоко поднятой головой, устремив взгляд перед собой. Шахин молча смотрел ей вслед. Только когда она скрылась за одним из шатров, он издал низкий стон и, круто развернувшись, одним яростным движением смел все карты на землю. Вцепившись пальцами в края стола, он склонился над ним и закрыл глаза.
Ему понадобилось все самообладание, чтобы не броситься следом за ней. Он видел, как она вздрогнула, словно от пощечины, когда он сказал, что заплатит ей за услуги. Бледная и растерянная, она онемела от потрясения. Боже, какой же он мерзавец! Как он мог поступить с ней таким образом даже ради ее собственной безопасности? Ему следовало найти другой способ убедить ее уехать.
Его полоснула боль. С мучительным стоном Шахин схватил стол и отшвырнул его прочь. Издевательский смех отозвался громким эхом в его мозгу, когда стол с глухим стуком повалился на пол шатра. У него был другой выход, но он оказался слишком труслив, чтобы даже задуматься о нем. Он мог рассказать Аллегре правду. Объяснить, что он делает это ради нее, потому что любит ее и хочет защитить. А он любит ее, несмотря на все барьеры, которыми пытался отгородиться. Она похитила его сердце. Прошлая ночь всего лишь подтвердила то, о чем он давно догадывался. Сцепив пальцы на затылке, Шахин склонил голову и закрыл глаза. Отчаяние накатывало на него волна за волной. Он заставил Аллегру возненавидеть его. Но это лучше, чем потерять ее сейчас или в будущем. А он потеряет ее — точно так же, как потерял брата и любовь отца.
Солнце близилось к зениту, освещая небольшую группу всадников, направляющуюся на север по пустынной равнине. Впереди, указывая путь, скакали Джамал с Лейлой, за ними следовали Аллегра с Милли, замыкал кавалькаду Чарлз. За прошедшие два часа боль, терзавшая Аллегру, утихла, превратившись в тупое оцепенение, сковавшее все ее тело.
Она совершила немыслимое: пренебрегла одним из правил, которые поклялась никогда не нарушать. Влюбиться в одного из покровителей было непростительным грехом. И помоги ей Боже, если Шахин когда-нибудь это поймет. Это только позабавит его, а она и без того достаточно унижена. Ему так не терпелось сбыть ее с рук, что он обратился к ее последнему любовнику, чтобы поскорее избавиться от нее.
При виде Лейлы, которая присоединилась к ним, когда они собирались покинуть лагерь, в ее груди загорелась надежда. То, что Шахин отсылает с ними единственную дочь Халида, возможно, означает, что он лгал ей, чтобы заставить уехать. Но Лейла погасила эту надежду, едва та успела вспыхнуть, сообщив, что она обещала отцу навестить родственников в Отмане. Ее слова как кинжал вонзились в сердце Аллегры.
Сзади раздался крик, отвлекший ее от тягостных мыслей. Обернувшись через плечо, она увидела Чарлза, который стремительно несся к ним, сокращая расстояние. Догнав в считанные секунды Джамала, он что-то крикнул бедуину, указав налево. Проследив за его резким жестом, она ощутила сухость во рту. Вдалеке виднелся отряд всадников, направлявшихся к ним. Взглянув на Джамала и Чарлза, она увидела, что они обменялись несколькими словами, прежде чем повернуться к ней и другим женщинам.
— Мы в нескольких милях от Отмана! — крикнул Чарлз. — Джамал говорит, что там есть люди шейха Махмуда, которые защитят нас.
Глаза Милли расшились от страха.
— Я не могу скакать быстрее! — воскликнула она, покачав головой.
Ее панический возглас привлек внимание Джамала, дававшего указания Лейле, которая уже пустила свою лошадь в галоп. Когда бедуинка ускакала вперед, оторвавшись от них, Джамал подождал, пока Милли поравняется с ним.
— Я не оставлю вас, Милли. Пустите коня рысью. — Из-за акцента его слова прозвучали более резко, чем он намеревался, но ему удалось завладеть вниманием горничной. — Держитесь!
Аллегра едва успела увидеть, как Джамал шлепнул лошадь Милли по боку, а Чарлз проделал то же самое с ее лошадью. Все пятеро понеслись во весь опор к небольшому городу, уже видневшемуся на горизонте. Арабская кобылка Аллегры, казалось, без особых усилий перешла на более быстрый галоп. Видимо, умеренная скорость, с которой они передвигались до сих пор, позволила животным сохранить силы для рывка.
