— Короткие волосы идут вам, дорогая.

— Признаться, так гораздо проще за ними ухаживать, — отозвалась Аллегра, потрогав свою макушку. Боль от травмы, причиненной Раной, притупилась, но ощущение надругательства осталось. — Хотя, разумеется, это не самая изящная прическа.

Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть на него.

— По-моему, она делает вас очаровательной.

Эти слова, произнесенные мягким тоном, словно пронзили Аллегру. Боже, у этого мужчины голос, способный соблазнить кого угодно! И он умеет пользоваться им. Ему хватило нескольких слов и улыбки, чтобы ощутимо поколебать ее самообладание. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы сохранить невозмутимый вид.

— Мне почему-то кажется, — произнесла она с легким смешком, — что в детстве вы могли уговорить свою няню простить вам все, что угодно, включая проказы.

— Не стану отрицать, она баловала меня. И прощала большинство моих прегрешений.

Он одарил ее озорным взглядом.

— А ваши родители? Они были так же снисходительны, как ваша няня? — полюбопытствовала Аллегра, улыбнувшись.

Это был совсем не такой простой вопрос, как могло показаться. Шахин ненадолго задумался. Горечь детских лет нахлынула на него, причиняя почти физическую боль.

— Я никогда не знал своей матери, а отец… — Он нахмурился. — Между нами не было особой любви, так что мы, по возможности, избегали общества друг друга.

— Мне очень жаль, — мягко произнесла она. — Должно быть, тяжело расти без матери.

Сочувственный блеск в ее глазах задел внутри его нечто, что он считал неприкосновенным. Казалось, он запечатал навеки все тягостные воспоминания, и тем не менее ей удалось одной простой фразой пробиться в тайники его души и вытащить наружу подавленные эмоции, которых он не хотел ощущать. Проклятие, она вынудила его говорить о детстве! Даже Джамал не смог вытянуть из него более пары слов о том, что касалось его детских дней в Пембрук-Холле. Пожалуй, пора сменить тему.

— У вас есть семья? — спросил он.

— Да, — кивнула Аллегра. — Племянница. Она только что окончила школу.

Этих сведений едва ли было достаточно, чтобы удовлетворить его любопытство. Подобно ему, она нелегко расставалась со своими секретами.

— Какая она?

В глазах Аллегры мелькнуло удивление.

— Корделия? — переспросила она, изогнув губы в улыбке. — Красивая, обаятельная, заботливая, ласковая и очень умная.

— Как ее тетя, — мягко произнес Шахин, вдыхая благоухание жасмина, исходившее от нее.

— Корделия совсем не похожа на меня, — натянуто отозвалась Аллегра. — Ее никогда не касалась темная сторона жизни, через которую я прошла.

Она мгновенно ощетинилась, словно тигрица, защищающая своего детеныша, и ему вдруг стало ясно, что ею движет. Она хотела дать своей племяннице то, чего у нее никогда не было. Что ж, он понимал это даже слишком хорошо. Порыв притянуть ее в свои объятия и утешить был таким сильным, что его мускулы напряглись.

Однако Шахин не шелохнулся. Обняв ее сейчас, он даст волю чувству, далекому от похоти и физического желания. Чувству, которое пустило корни глубоко в его душе. Если он не поостережется, оно изменит его навеки. Но даже если бы он позволил себе поддаться этому порыву, неизвестно, как бы отреагировала на него Аллегра.

— Прошу извинить меня, но, пожалуй, мне пора удалиться на покой, — сказала она напряженным тоном и, повернувшись, быстро зашагала к шатру.

Но Шахин легко догнал ее и взял за руку, заставив остановиться.

— В мои намерения не входило пробуждать у вас болезненные воспоминания, — сказал он, обхватив ладонью ее щеку. — У меня достаточно собственных демонов, чтобы не завидовать вашим.

Она закрыла глаза, впитывая тепло его ладони. Ее губы слегка приоткрылись, и с них слетел легкий вздох. Не в силах устоять, он склонил голову и скользнул губами по ее губам. Она не возражала. Наоборот, прильнула к нему, воспламенив его своим жаром.

Шахин застонал и притянул ее в свои объятия, уступив желанию, которое так долго подавлял. Под натиском его языка ее податливые губы раздвинулись, позволив ему вкусить ее сладость. У них был вкус граната — терпкий и сладкий. Жасминовое мыло, которое он купил для нее, придавало ее коже тонкое благоухание. Оно возбуждало его до такой степени, что он желал ее каждой частичкой своего существа.

Твердый, как клинок, он жаждал войти в ее жаркие ножны. Этот образ исторг из груди Шахина низкий стон, и он крепче прижал ее к себе, страстно целуя. В ответ она издала возглас удовольствия, обвив его руками. Это был непроизвольный отклик, говоривший о страстной натуре, скрывавшейся за маской светской утонченности. Это была Аллегра, которую он искал. Охваченный торжеством, он скользнул губами по ее подбородку и слегка прикусил мочку уха. Она отозвалась тихим стоном, который привел его в восторг.

— Скажи мне, Аллегра, — промолвил он, касаясь губами ее уха, — скажи то, что я хочу услышать.

Она всхлипнула, когда его рука скользнула вверх и обхватила ее грудь, теребя напрягшийся сосок.

— Я…

— Шахин, где ты?

Голос Малика подействовал на них как ушат холодной воды.

Как только крик мальчика прорезал темноту, Аллегра резко отпрянула. Шахин издал раздосадованный возглас и попытался удержать ее, но она увернулась и отступила на несколько шагов. На ее лице читались страсть, замешательство и тревога. Шахин протянул к ней руку, но она увернулась и кинулась бегом в сторону лагеря.

Аллегра быстро миновала лагерный костер, сделав вид, что не слышит приветственных окликов женщин, сидевших у огня. Ей нужно было тихое уединенное место, чтобы подумать о том, что только что произошло. Впервые в жизни она слепо откликнулась на чувственный призыв мужчины. Не рассуждая, не слушая предостережений внутреннего голоса, не контролируя собственные чувства. Просто поцеловала его в ответ, отдавшись на волю эмоций. Если бы Малик не прервал их, она бы до сих пор находилась в объятиях Шахина.

От этой мысли ей стало дурно. Добравшись до своего шатра, она нырнула в его спасительную темноту. О чем она только думала? Ни о чем. Вот в чем беда. Она позволила себе забыться и поддаться чувственным инстинктам. Ею руководили эмоции, а не разум. Боже, она совсем лишилась рассудка!

С ее стороны невероятно глупо даже думать о том, чтобы увлечься этим мужчиной. Особенно когда она на грани того, чтобы пригласить его в свою постель. Она словно на краю пропасти, когда дело касается Шахина. Вряд ли удастся долго противиться его обаянию. Задача в том, чтобы держать в узде свои чувства и не забывать, что их связь рано или поздно закончится. Нив коем случае нельзя допускать эмоциональной вовлеченности. Она давно усвоила, что привязанность к мужчинам всегда оборачивается предательством с их стороны.

Войдя в шатер, Аллегра опустилась на подушки, служившие ей постелью. Она не чувствовала себя такой потерянной с тех пор, как умер Артур. Память о той ночи была свежа в ее памяти, словно с того ужасного события прошло несколько дней, а не лет. Разразился скандал, но не потому, что Артур умер в ее постели, а из-за лжи, распространенной врачом и дознавателем. Лжи, которая дала ей возможность обеспечить Корделию.

В тот вечер они обедали вдвоем, тихо, по-домашнему. Когда Артур пожаловался на усталость, она предложила ему остаться на ночь. Привычка Артура спать голым предрешила ее участь на следующее утро. Когда прибыли врач и следователь, они решили, что Артур умер в момент совокупления — от сердечного приступа, вызванного чрезмерной активностью. Мирное, счастливое выражение его лица только добавило загадочности случившемуся.

На следующий день все лондонские газеты опубликовали заметки, прямо или косвенно намекающие на причины смерти Артура. Не прошло и нескольких часов, как в дом Аллегры началось паломничество мужчин. Она почти возненавидела Артура за то, что оказалась в таком положении. Горе заставило ее удалиться от света, не встречаясь ни с кем, кроме нескольких старых друзей и принца Уэльского.