Джек, должно быть, почувствовал ее смятение. Он склонился к ней ближе и, отбросив свободной рукой мокрые волосы с ее лба, пробормотал:

— Не борись с этим, Мег. Пусть это произойдет.

Она резко мотнула головой из стороны в сторону, то ли от страсти, то ли от страха. Скорее всего, от немыслимой смеси того и другого.

— Я знаю тебя, — не отступал Джек. — Чем больше ты сопротивляешься, тем сильнее будет взрыв. — На его губах появилась сладострастно-веселая улыбка. — Лично у меня нет возражений, но ты можешь поднять криком весь дом. — Он поцеловал ее в раскрытый от затрудненного дыхания рот. — Давай, любимая. Расслабься.

— Не доводи меня до этого. Это неправильно…

Мег не верила, что произнесла эти слова вслух, пока не почувствовала, как замер Джек, хотя ее истомленное тело все еще изгибалось от страсти. Джек уставился на нее долгим тяжелым взглядом, потом поднялся.

Мег, не в силах унять дрожь, уселась в ванной и обхватила руками колени, обуреваемая самыми различными чувствами — стыдом, отвращением к себе, раскаянием и тоской. Ее тело все еще млело от неудовлетворенного желания.

Краешком глаза она видела, как Джек раздраженно подхватил рубашку.

— На этом нам нужно прекратить, — пробормотал он с горечью в голосе.

— Разве я звала тебя сюда?

Джек не ответил, а только склонился над ней и провел кончиками пальцев по ее груди.

— Ты раскраснелась, — сказал он. — Пережди несколько минут, прежде чем выходить из ванной и смотреть в лицо своему избраннику, для которого ты себя блюдешь. Если не хочешь, чтобы он поинтересовался, чем ты занималась без него.

Мег плотнее обхватила колени и хрипло, едва сдерживая слезы, крикнула:

— Убирайся!

Она чувствовала на себе его взгляд, чувствовала его колебание. Ее подбородок дрогнул. Нельзя разрыдаться у него на глазах. Она и так проявила достаточно слабости за один день.

— Уходи, Джек. Пожалуйста.

Он вздохнул и сказал тихо:

— Поговорим позже.

Не дождавшись ее отклика, Джек подошел к двери, выглянул через щелку в коридор и выскользнул из ванной.

Веки Мег были плотно сжаты, горячие слезы струились по ее лицу.

— Я одолела тебя, черт побери, — шептала она. — Одолела!

Если бы она твердила это подольше, то, возможно, поверила бы в сказанное.

— Мое — что?

— Твое седалище, дорогая, — галантно ответил Уинстон, присаживаясь на диван рядом с Мег и бодро похлопав ее по бедру, плотно обтянутому джинсами. — С той минуты, как мы сюда приехали, ты мало двигаешься, и я подумал, что тебе не помешала бы оздоровительная вечерняя прогулка на свежем воздухе, чтобы утрясти эти сэндвичи с индейкой и привести в форму…

— …мое седалище, — иронично закончила Мег, удивляясь, когда это она успела располнеть.

Дейзи елозила у нее на коленях, сжимая в руках книжку.

— Мам, где твое седалище? — спросила кроха. — Я хочу увидеть твое седалище!

Джек, прислонившись к камину, наблюдал за тем, как Мари и Нора играли на ковре. Он бросил на Мег беглый вежливый взгляд. Чересчур вежливый. Она знала, что он подслушивает ее разговор с Уинстоном.

— Мои раздавшиеся бедра подождут, — сухо сказала Мег. — Я обещала Дейзи, что мы почитаем ее любимый рассказ.

— Я хочу увидеть твое седалище! — приставала Дейзи, подпрыгивая на материнских коленях.

Уинстон пощекотал девочку под подбородком со словами:

— У нас будет вдоволь возможности полюбоваться им, милочка. Седалище станет еще больше, если мама будет тянуть с прогулками.

Что за муха его укусила? Мег почувствовала на себе пристальный взгляд Джека. Его слабая улыбка, уголком рта, выражала и раздражение, и смех, и безграничное терпение сразу. Как в старые добрые времена.

Даже не посмотрев в сторону Уинстона, Мег произнесла:

— Осмотр форм маминого тела отложим до следующего раза. А сейчас — почитаем. — Она обняла Дейзи и открыла книжку. — «Поначалу у Бартоломью не было пятисот шляп. А была…»

— Мег…

— Что на этот раз? — раздраженно спросила Мег, оборачиваясь к Уинстону.

Адвокат ткнул пальцем в ее левую руку, которой она нервно теребила прядь волос.

— По-моему, это слабость… — Он замялся. — По-моему, это дурная привычка — то, что ты играешь со своими волосами. Разумеется, я понимаю, как трудно отказаться от старых привычек.

— Поэтому ты решил мне помочь.

— Пожалуй, да.

— Пожалуй, не стоит.

Уинстон покосился на Джека, который, казалось, был полностью поглощен тем, что происходит на игровой доске у девочек. Выгнув бровь, Уинстон заметил строгим голосом:

— Если ты не избавишься от этой неряшливой привычки, то мне придется делать тебе замечания.

Неряшливой? Это уж слишком. Мег не понимала, почему жених вдруг превратился в ее личного воспитателя. Впрочем, в ту минуту она и не желала ничего понимать. Встав и усадив Дейзи на колени к адвокату, Мег заявила:

— Мистер Кент хочет почитать тебе, золотце, твою любимую книжку, а мама идет на прогулку растрясать это ужасное, огромное седалище. Одна.

Она гордо прошествовала к вешалке у входной двери, схватила свою белую куртку и просунула руки в рукава.

Едва дверь за нею захлопнулась, Уинстон бросил на Джека беспомощный взгляд. Джек понимал, что ему следует проявить жалость и признаться адвокату, что он зло над ним подшутил. Однако вместо этого он ободряюще поднял вверх оба больших пальца.

Что там люди говорят о любви и войне?

— Папа, я читаю мистелу Кенту, — сказала Дейзи с гордостью.

— Здорово! — кивнул Джек. — Книжка длинная?

— Ага. Очень длинная. Много-много слов.

— Счастливчик мистер Кент.

Наверху взъерошенный Нил вывел Таню из ее комнаты. Таня тут же окинула Джека жадным взглядом, не заметить который было невозможно. Она лениво спустилась вниз по ступенькам, а Нил остался в коридоре, склонившись над перилами и наблюдая за происходящим в гостиной. В его руке вновь виднелся бокал вина.

Дейзи с великим рвением «читала» историю про Бартоломью, перескакивая пальчиком от слова к слову и угадывая их значение по памяти. Уинстон время от времени поглядывал на дверь, за которой скрылась Мег.

— Посмотли, мистел Кент, — сказала Дейзи, сунув ему под нос картинку. — Все больше и больше шляп. Кололь селдится. Посмотли. Ну посмотли же!

— Да. Что за мошенник этот Бартоломью!

Адвокат предусмотрительно полистал книгу, чтобы проверить, сколько осталось до конца, и вздохнул.

Таня, виляя задом, приблизилась к Джеку с укором:

— Ты избегаешь меня.

— Чертовски верно подмечено.

У Джека больше не было сил щадить чувства этой женщины, если та вообще имела хоть какие-то чувства. Таня подошла еще ближе.

— Нам нужно поговорить. Наедине, — сказала она с многозначительным взглядом.

— Глупости. Я и не мечтаю утешить тебя в твоем горе. — Джек посмотрел на Нила, который потягивал вино, устремив на них угрюмый взгляд. — Пусть этим занимаются те, кого недавняя смерть повергла в столь же глубокую скорбь, как и тебя.

Таня ухмылкой дала ему понять, что уловила сарказм.

— Если тебя беспокоит то, что я с ним, сделай так, чтобы этого не было, — произнесла она с вызовом.

Джек увел ее от девочек. И тихо проговорил — так, чтобы услышала одна Таня:

— Держись от меня подальше.

— Пока, наверное, это лучше всего, — вздохнула Таня. — Я понимаю, что нам нужно сохранять осторожность. Я только хочу, чтобы ты знал: я тоже не сидела сложа руки. То, что сделано, скоро сработает.

Она покинула Джека, лукаво улыбнувшись ему на прощание. Он молча выругался ей вслед и задумался над тем, какие скверные сюрпризы еще ожидают его.

Уинстон и Дейзи склонили головы над книжкой. Джек тихо прошел через гостиную и взял с вешалки свою хлопчатобумажную куртку.

Холодный бриз с моря трепал волосы и проникал под одежду. Джек пересек сумрачную поляну, отыскивая тропку в свете полной луны. Добрался до верхних бревенчатых ступеней лестницы и пристально всмотрелся оттуда в темный пляж. В заливе царил штиль. Тихие волны с шелестом накатывали на песок. Лунный свет отливал серебром на чернильной поверхности воды, уходившей далеко за горизонт к невидимому северному побережью Лонг-Айленда. Где-то там бурлил в каждодневных заботах большой и многолюдный мир.