Мег поежилась.

— Все, чего я когда-либо хотела, — сказала она так тихо, что Джек едва ее расслышал, — это стабильности.

Джек приблизился к ней на шаг и откинул прядь волос с ее холодного лица. Мягко провел ладонью по щеке и приподнял ее подбородок.

— Помнишь тот дом на углу Арлингтона и Фокса? — спросил он с нежной улыбкой. — Тот большой старый желтый дом в викторианском стиле? Мы о нем мечтали.

— Ага…

— Я купил его.

Мег раскрыла от удивления рот.

— Купил? Как ты мог…

— Если ты опять спросишь, как я мог себе такое позволить, то я брошу тебя на съедение акулам, — сказал Джек с хохотом. Потом он погладил ее подбородок и запустил пальцы в волосы на ее затылке. Волосы были словно шелк. — Я всегда твердил тебе, что со мною ты не будешь нуждаться. Я не говорил, что для меня это будет просто. Но я обещал заботиться о тебе и о детях, и я всегда заботился.

— Да, — согласилась Мег.

— Это кричат мама и мистер Кент.

— Я слышу, золотце, — кивнул Джек, накладывая на тарелку Мари оладьи, именуемые, по семейной традиции, «папиными».

Когда давным-давно Джек испек свою первую оладью в форме зайчика, закладывая тем самым эту семейную традицию фигурной выпечки, то он и не предполагал, что когда-нибудь попробует изобразить единорога.

— Что это? — спросила Мари, ткнув пальчиком в уродливую шишку, торчащую из конской головы.

— Это рог, — смущенно ответил Джек. — Сегодня для выпечки рогов не слишком удачный день. Какой формы оладью приготовить тебе, Нора?

Дейзи уже получила оладью в форме черепахи. Черепах он умел делать. На них уходило секунд десять. Большой овал, четыре ножки, голова, маленький острый хвостик.

— Я хочу ангела, — сказала Нора. — Похожего на дядю Пита. Ведь он теперь ангел.

Джек взъерошил себе волосы, подумав, что если он желает преуспеть в выпечке из блинного теста дяди Пита, то лучше сначала поупражняться в изготовлении раздвоенных копыт и сатанинских хвостов.

Особо надрывный крик из гостиной заставил всех поднять головы. Трудно было разобрать, чем именно возмущалась Мег, хотя три слова проникли сквозь дверь: «Напыщенный! Высокомерный! Педант!»

— Папа, почему ты улыбаешься? — спросила Мари.

— О… просто я счастлив, что нахожусь рядом с моими девочками.

Раскаленная сковорода зашипела, когда Джек стал лить на нее жидкое тесто, пытаясь придать ему форму ангела; однако крылья у ангела вышли неодинаковыми, а нимб над головой больше напоминал сомбреро.

Минуту спустя, переворачивая на сковороде ангелоподобную оладью, Джек навострил уши: он прислушивался к набиравшей обороты ссоре в гостиной. Уинстон не производил впечатления человека, способного легко терять над собою контроль, а тем более угрожать женщине физической расправой. Но Джек счел благоразумным вмешаться и уладить ссору. Пора обезопасить девочек от распрей взрослых. В любом случае его шутка над адвокатом зашла слишком далеко.

Джек быстро уложил ангела на тарелку Норы и решительно шагнул за дверь. Спорщики стояли лицом к лицу у дальней стены гостиной. Мег пылала от гнева, упираясь кулаками в бедра, а ее жених замер в надменной позе со скрещенными на груди руками.

— Признайся по совести, Уинстон, — нападала Мег, — ты боишься, что я при знакомстве с твоей мамой брякну: «Как делишки, миссис Кент? Я чертовски рада, что выхожу за вашего сынка»?

— Когда я удостоверюсь, что ты вычеркнула из своего лексикона столь неряшливые слова, тогда я…

— Неряшливые?

— …тогда я сочту возможным представить тебя маме.

Мег шагнула вперед, ткнула пальцем в, грудь Уинстона и отчеканила:

— Если ты не перестанешь корчить из себя жеманную старую деву, то я буду считать нашу помолвку разорванной!

— Так называть меня неприлично, Мег, — адвокат многозначительно улыбнулся. — И к тому же бессмысленно, поскольку мы оба знаем, как все это тебя возбуждает.

Мег открыла рот от удивления.

— В нашу первую брачную ночь, дорогая, я покажу тебе, какая из меня «жеманная старая дева», — добавил Уинстон, прикасаясь к ней.

Мег откинула его руку прочь. Он сжал ладонь в кулак. В мгновение ока Джек бросился к ним через всю гостиную, а Уинстон развернулся к Мег спиной и вонзил с размаху кулак в стену. И тут же отпрянул с искаженным от боли лицом, встряхивая ушибленную руку.

Мег сделала полуоборот и столкнулась с Джеком. Отпихнула его в сторону, резво взбежала по лестнице наверх и закрылась у себя в комнате, громко хлопнув дверью.

Уинстон между тем отплясывал по кругу, сгорбившись над разбитым кулаком. Наконец остановился, тяжело вздохнул и грубо обругал стену.

— Перелом, — сказал Джек.

Уинстон бросил на Джека изумленный взгляд, потом уставился на руку, разжимая с крайней осторожностью пальцы. Джек внимательно осмотрел его покрасневшие суставы, которые уже начали опухать.

— Это называется травмой боксера, — заметил он. — И самый надежный способ ее получить — ударить кулаком в стену.

— Но ты… ты… — Уинстон жестом указал на аккуратную вмятину, которую в соседней стене оставил Джек два дня тому назад.

Так вон оно что! Бедняга снова пытался доказать возлюбленной, что как мужчина ни в чем не уступает ее бывшему мужу.

— Тебе немногое известно о конструкции этого дома, верно? — сказал Джек и, поймав сердитый взгляд адвоката, пояснил: — Понимаешь, та стена стоит всего лишь четыре года. Она из оштукатуренных досок. Гостиная здесь была гораздо просторнее, пока Таня не надумала ее ужать. Вон те два канделябра на гвоздях видишь? Я знал, что если целиться между ними, то не причинишь вреда руке, зато расшибешь стену. И почувствуешь чертовское удовлетворение от этого.

— А я угодил в перемычку, обитую гвоздями, — простонал Уинстон.

— Не имеет значения, куда ты попал. Главное, что стена устояла.

Уинстон откликнулся крепким бранным словцом, которое наверняка подхватил не от Мег. Джек подумал, что теперь, пожалуй, не самое удобное время рассказывать адвокату о злой шутке, из-за которой начался весь этот сыр-бор.

— Приложи лед и не раскисай, — сказал Джек. — Поглядим, кого мы напугаем этим переломом.

— Принеси мне плед из афганской шерсти, хорошо, дорогая? — попросил Уинстон, размахивая бутылкой шотландского виски, которую он методично осушал последние три часа.

По каким-то соображениям Уинстон пренебрег стаканом и тянул очень дорогое виски давней выдержки прямо из бутылки, которая простояла нераспечатанной в домашнем баре лет тридцать. Пит не был любителем шотландского виски.

Уинстон развалился на диване в гостиной, обложив себя подушками. Его фланелевая рубашка из шотландки была наполовину расстегнута, волосы на голове растрепаны. Танин журнал «Космополитен» служил заменой медицинской шины и был привязан к руке, которую также поддерживал шарфик от одного из Таниных шелковых нарядов. На опухшем суставе пальца покоился пластиковый пакет со льдом.

Проходя мимо Уинстона, Мег изобразила на лице сочувственную улыбку.

— Позволь, я заберу выпивку. И принесу тебе сэндвич, — предложила она, протягивая руку за бутылкой виски.

Уинстон отдернул бутылку и уставился на Мег стеклянными, мутными глазами.

— Только плед. Я не возьму в рот ни кусочка.

Казалось, будто он требовал вознаграждения за отказ от еды.

Сжав зубы, Мег сняла с мягкого кресла покрывало из афганской шерсти. Джек стоял на своем привычном месте и, прислонившись к камину, щелкал семечки подсолнуха. Он наблюдал глупый спектакль про мнимого больного и заботливую невесту.

Мег прекрасно понимала, почему Уинстон шмякнул кулаком в стену. Выходку жениха следовало бы воспринимать как нечто лестное для ее женского самолюбия, однако Мег не могла отделаться от ощущения, что ее избранник, при всей своей зрелости и благоразумии, временами бывает на редкость ненадежен. Его ребяческий поступок был прямым следствием этой ненадежности.