— Мег! Привет!
Бывшие супруги одновременно подняли глаза на беззаботный голос и увидели Таню Стэнтон, которая склонилась над перилами второго этажа. На ней были «вареные» черные джинсы и свободный, с глубоким клинообразным вырезом розовый пуловер, сползший с одного плеча и обнаживший бретельку черного лифчика. Цепочка на ее шее была, несомненно, из чистого золота. У Тани были пышные с оттенком платины волосы. В последний раз, когда Джек видел жену Пита, цвет ее волос был рыжим.
Таня еще ниже склонилась над перилами, обнажив при наклоне еще большую часть груди в изысканном лифчике. Джеку как-то не верилось, что такая демонстрация нижнего белья предназначается для Мег.
— Этот Уинстон просто душка, Мег! — театрально прошептала Таня. — Он там, наверху, помогает твоим девочкам распаковывать вещи и раскладывать по полочкам туфельки, зубные щетки, расчески… Он просто душка!
Мег бросила на бывшего мужа нервный взгляд. Усилием воли Джек заставил себя сделать глубокий вдох и разжал кулаки. Будь он проклят, если позволит ей заметить, что теряет самообладание.
Таня стала спускаться по лестнице, небрежно поправив пуловер, так что его широкий ворот обнажил теперь другое плечо.
— Как прошла поездка по морю, Мег?
— На море волнение. Ветер поднялся, и небо пасмурное. «Русалка» вернется в воскресенье около полудня и заберет нас.
Джек скользнул рукой по небритому подбородку и откинул со лба прядь каштановых волос. Жаль, что ему не удалось привести себя в порядок перед встречей с Мег и дочерьми, однако Таня тянула с приглашением до прошлой ночи.
Джек день напролет вкалывал в «Пивной Вулфа и Манна», он всегда задерживался там гораздо дольше, чем его партнер, Кевин Манн, которого дома ждала жена. Был у них и честный помощник, знавший, как содержать заведение в должном виде в отсутствие хозяев. Однако Джек предпочитал находиться среди веселых и возбужденных посетителей пивной, нежели коротать время в одиноких раздумьях в своей квартире.
Подобный образ жизни оставлял мало места для таких тонкостей, как своевременная стрижка волос…
А ночью позвонила Таня и пригласила его провести выходные по случаю Дня благодарения вместе с нею и Питом, а также с Мег и ее дочурками. Джек понимал, что ему вряд ли удастся поговорить с Мег по душам, но он все же питал надежду на это. Джек попросил Кевина подменить его, бросил в свой видавший виды рюкзак смену белья, заскочил в пивную за пивом и ночь напролет гнал автомобиль из Итаки на восток Лонг-Айленда.
В семь утра Джек ступил на борт парома, зафрахтованного Стэнтонами для доставки гостей на маленький островок, которым семейство владело на протяжении вот уже четырех поколений. А Мег с детьми переправилась на остров следующим рейсом. Таня, разумеется, ни словом не обмолвилась о том, что Мег приедет со своим женихом. Вне всякого сомнения, это была обдуманная забывчивость. Пита, конечно, взбесило появление Джека, но Тане удалось его успокоить. Уж в чем она преуспела, так это в умении манипулировать мужчинами.
Теперь Таня замерла на нижней ступеньке лестницы, намеренно приняв соблазнительную позу. Джек оторвал глаза от ее обольстительных форм и поймал взгляд Мег. Они оба едва удержались от смеха. Это было сладостное мгновение с привкусом горечи — напоминание о той поре, когда они без слов понимали друг друга.
Таня откликнулась на недостаток внимания к себе красноречивым вздохом:
— Ладно… Пойду-ка лучше проверю, как там индейка. — И выплыла из комнаты.
Минуту спустя до них донесся ее леденящий кровь крик.
— Стой! — велел Джек своей бывшей жене и заслонил ее спиной после того, как они вместе ворвались на кухню.
Таня будто окаменела на месте и только пялила глаза на мужа. Пит Стэнтон, крепко стиснув в зубах тонкую дешевую сигару, стоял с пропановой горелкой в руках, пламя которой было направлено на бумажный мешочек с потрохами, все еще не извлеченными из индейки.
Пит вынул сигару изо рта и возвестил с ехидной гнусавостью в голосе:
— Мерзавка до сих пор не оттаяла!
Запах паленой индейки и обугленной бумаги перебивал даже вонь от сигары. Джек недоумевал, почему мужчина, которому по карману закупать товары хоть с другого конца света, дымит зловонными дешевыми сигарами. Хотя, зная Пита, можно было предположить, что он делает это, просто чтобы позлить других.
— Что ты вытворяешь с моей индейкой?! — завопила Таня.
Пит положил сигару на край раковины, при этом ярко сверкнуло бриллиантовое кольцо у него на мизинце, потом погасил фонарь, вытащил из индейки мешочек с потрохами и бросил его в раковину.
— Вот и все. — Пит поднял сигару и, заметив, что она потухла, вновь зажег горелку.
— Убирайся! — крикнула Таня. — Я все закончу сама.
— Ты? — хихикнул Пит. — Эта птаха не из твоих кулинарных журналов, моя милочка. Она не поместится в микроволновой печи. — Стряхнув сигарный пепел на кафельный пол, Пит поведал Джеку и Мег: — В прошлый раз я предоставил моей женушке управляться с индейкой одной, так она запекла ее прямо с потрохами внутри!
— Мы с Таней испечем эту индейку в духовке, — дипломатично предложила Мег. — А ну-ка, парни, выметайтесь из кухни! Оба.
— Ого! — воскликнул Пит и направился к двери. — У тебя, девочка, отменная хватка. Да будет тебе известно, только ты и способна приструнить меня. Не зря я тебя нанял.
— Не суйте на кухню нос, если не хотите остаться без еды, — напутствовала мужчин Мег перед тем, как захлопнуть за ними дверь.
Вернувшись в гостиную, Джек оказался наедине с хозяином дома. Джеку была не по душе роль нежелательного гостя. Не нравилось и то, как смотрел на него Пит. Под этим взглядом Джек чувствовал себя бедным, заброшенным ребенком, каким был в детстве.
Теперь, в тридцать два года, он был владельцем… ну, пусть совладельцем прибыльного предприятия, и ему было неприятно, что на него смотрит свысока этот пронырливый, самовлюбленный ублюдок.
Так зачем все эти мытарства?
Впрочем, Джек знал, зачем. Ради дочерей… Ради того, чтобы провести с ними целых четыре дня. Пусть даже придется глазеть на то, как их мама любезничает со своим женихом.
Если бы не приглашение Тани, то Джек коротал бы День благодарения в одиночестве дома, запивая сэндвич с индейкой бутылочкой пива.
— Какого черта ты там щуришься, Вулф?
Пит Стэнтон уселся в мягкое кресло и придвинул к себе поближе массивную хрустальную пепельницу, стоявшую на журнальном столике.
— Я думал о пиве.
— Гм, — хмыкнул Пит, сдвинув густые с проседью брови и переложив сигару из одного уголка рта в другой.
Джек взял в руки маленькую пепельницу, приблизился к камину и прислонился плечом к прохладной каменной кладке. Пошарив в кармане джинсов, он извлек оттуда крохотный целлофановый пакетик с семечками подсолнуха — увлечение последних семи лет, с тех пор, как он бросил курить. Меньше удовольствия, зато для здоровья полезнее. Когда родилась Мари и Джек впервые заглянул в ее чудесные голубые глазки, он всем сердцем возжелал дожить до появления на белый свет своих внуков.
Осведомленность Джека в деле пивоварения — в истории пива, в бесконечном разнообразии его сортов — заслуживала уважения. И это только еще больше раздражало Пита. Он нажил миллионы на продаже настольной игры «Убийца-победитель», конечная цель которой сводилась не к тому, чтобы раскрыть убийство, а к тому, чтобы его совершить. Зато в пиве Пит разбирался ненамного лучше, чем в табаке. И мог бодро поглощать слабенький, бледный, шипучий лагер, который был единственным доступным сортом пива в Америке вплоть до недавней революции в пивоварении. Кевин называл это пиво пойлом.
Пит скалил в глупой усмешке зубы, но в его глазах мерцало любопытство.
— Ты притащил что-то более или менее стоящее из своего сказочно красочного пивного бара?
Джек бросил оценивающий взгляд на черно-белое подсолнечное семечко, слегка подсоленное, поднес его ко рту и разгрыз, радуясь знакомому вкусу — солоновато-сладковатому. Потом аккуратно сложил шелуху в пепельницу.
