Эмили попыталась отогнать образ близкой подруги, ее добрые глаза и застенчивую улыбку. И вдруг жестокий удар обезобразил родные черты. Кровь брызгами разлетелась в разные стороны, и теперь ее платье испачкано засохшей кровью Клары. А потом тот страшный человек перешагнул через тело подруги, будто она превратилась в пятно на полу, и вывел в задний дворик дома четырех женщин, безропотно подчинившихся из страха перед насилием. В последний момент убийца удержал Эмили за руку а остальных запер в садовом сарайчике. Сталь на я дверь со скрипом захлопнулась за подругами. «Они же умрут от холода!» — закричала Эмили Микаллеф и тотчас ощутила острую боль в предплечье. Ей показалось, что убийца нанес удар ножом, но потом появилось странное ощущение тепла по всему телу. Видимо, он сделал инъекцию снотворного, потому что в следующий момент она погрузилась в забытье, а очнулась здесь, на стуле, в кромешной темноте.

Все понятно: преступник использует ее как приманку!

Пленница попыталась представить, какие меры предпринимаются для ее поиска, и ужаснулась при мысли о Хейзел. Скорее всего убийца сохранил жизнь матери, потому что ему нужна дочь. Он мог бы с легкостью избавиться от пожилой женщины, так почему до сих пор не убил? Впрочем, какая ему разница, жива она или мертва? Эмили оставалось лишь надеяться, что ее никогда не найдут. Единственная надежда, теплящаяся во мраке!

Глаза старшей Микаллеф привыкли к темноте, и хотя она по-прежнему не видела собственных рук, в слабом свете масляной лампы можно было рассмотреть кусок стены. А где стена, там и дверь! Старушка решила встать и проверить свое предположение. Она подалась вперед, чтобы подняться со стула, как вдруг услышала шорох в другом конце комнаты. Эмили медленно выпрямилась и откинулась на спинку стула, наблюдая за рукой, которая протянулась к лампе и подкрутила фитиль. Огонек стал чуть ярче и осветил сначала ладонь, а потом и всю руку. Затем он замер, и в тусклом круге света появился человек, назвавшийся Саймоном. Свет отражался в его глазах, похожих на две угасающие звезды. Эмили почувствовала, как от страха холодеет сердце. Еще мгновение, оно не выдержит и остановится.

— Наконец-то вы проснулись, — произнес он. — Как себя чувствуете?

Эмили вжалась в спинку стула, словно хотела раствориться в спасительной темноте, укрыться от зловещего света, лившегося из другого конца комнаты. Может, нужно затаиться и убийца не поймет, что она очнулась? Впрочем, стоило Саймону заговорить, как по его голосу, эхом прокатившемуся по помещению, она поняла, что спрятаться и убежать не удастся.

Возможно, вы все еще чувствуете слабость. Будьте осторожны, если захотите встать. Я специально приглушил огонек в лампе, чтобы дать вам отдохнуть подольше. Вы себя хорошо чувствуете?

— Разве вам не все равно?

— Вовсе нет.

Саймон еще немного подкрутил фитилек в лампе, и яркий пульсирующий свет рассеял полумрак. Оглядевшись, Эмили убедилась в правильности своих предположений. Они действительно находились в небольшой лачуге, почти пустой, если не считать стола, пары стульев и кухонной плиты в углу, возле которой расположился Саймон. За единственным окном стояла темная безлунная ночь. Убийца одет в то же пальто, в котором пришел в ее дом накануне вечером. Или уже не накануне? Сколько времени Эмили пробыла без сознания? Тут она увидела дверь, расположенную напротив. Саймон заметил ее взгляд и участливо спросил:

— Хотите выйти подышать свежим воздухом?

— Нет, спасибо, — тихо откликнулась она.

— Подумайте, остались бы вы в живых, если б у меня были иные намерения?

— Я бы послушно последовала за вами. Вам не стоило совершать… того, что вы совершили.

— Боюсь, я бы не убедил вас в безотлагательности моего дела одними словами.

— Вам стоило только попросить, и я бы пошла за вами.

— Тогда примите извинения за мою чрезмерную настойчивость.

Произнеся последнюю фразу, Саймон поднялся с места. Эмили невольно отпрянула, и стул под ней заскрипел. А убийца тем временем взял в одну руку масляную лампу, в другую — столик, на котором до этого стоял светильник, и подошел к старушке. Пока он шел, свет от лампы падал прямо на него, и Эмили снова представилась возможность рассмотреть этого человека.

Саймон походил на кусочек черного мыла, который тает на глазах. Когда Эмили увидела его в первый раз, он показался ей великаном — может, из-за страха, у которого, как известно, глаза велики. Да и не было времени рассматривать незваного гостя в тот роковой вечер. Теперь Эмили видела, как нескладно он сложен — словно собран из отдельных частей, взятых у разных людей. Огромные костлявые ладони болтаются на худосочных казавшихся бессильными руках. Выступающие скулы на изможденном лице никак не вяжутся с широченными плечами! В какой-то момент Эмили подумала, что Саймон не может действовать в одиночку и является чьим-то посланником. Вот сейчас откроется дверь и на пороге появится человек, более подходящий для роли безжалостного убийцы! Впрочем, в глубине души росла уверенность, что Саймон, и не кто иной, и есть тот самый свихнувшийся маньяк. Чем бы он ни увлекал несчастных жертв, доверивших ему свои судьбы, Эмили этого никогда не понять.

Поставив столик и лампу возле Эмили, Саймон вернулся за своим стулом и осторожно опустился на сиденье. От нею исходил сладковато-кислый запах грязного тела, смешанный с чем-то еще, что она никак не могла определить. Убийца всего лишь прошелся пару раз по комнате и передвинул мебель поближе к Эмили, но, казалось, это занятие истощило все его силы. Саймон сидел напротив, и она вслушивалась в его надсадное дыхание и свист воздуха в легких. Теперь Эмили рассмотрела Саймона поближе и поразилась болезнен ной желтизне кожи, похожей на истлевший пергамент, и тусклым глазам с серовато-желтыми белками.

— Черт возьми, что же с вами случилось? — не удержалась она от вопроса.

Он медленно моргнул.

— Вы сами выбрали свою жизнь, Эмили Микаллеф?

— Да, конечно.

— Смогли бы вы отказаться от дела, ставшего вашим призванием? От того, что предназначено судьбой?

— Смогла бы.

— Если так, вы бы быстро поняли, что не это является вашим истинным призванием, — объяснил Саймон, упершись ладонями в колени. Эмили бросились в глаза тонкие длинные пальцы, Эмили сказала бы, что это руки пианиста. — Если этого не произошло, значит, вы занимались тем, что было предначертано судьбой.

— Всю свою жизнь я посвятила политике, — призналась Эмили. — При чем тут предназначение? Тот, кто утверждает, что имеет призвание, просто не знает, как по-другому объяснить свои поступки.

Саймон на минуту повернулся к ней, будто желая рассмотреть получше. В свете лампы его правый глаз казался неестественно белым.

— Я не занимаюсь политикой.

— Нет. Вы всего лишь помогаете людям, убивая их.

— Мы заботимся о людях, а потом они о нас.

— Ну, если вам так больше нравится…

— Однажды вы стали матерью беспомощного ребенка, а теперь дочь проявляет заботу о вас. Вскоре она будет вас купать и кормить с ложечки. Вы произвели ее на свет, а она… она сделает то, что заложено природой.

— Значит, вы считаете себя посредником между людьми и природой?

— Речь идет о другой природе.

— А вы, Саймон, чей ребенок?

— Ничей, — ответил он, отводя взгляд в сторону.

— Вас ведь тоже кто-то родил на свет.

— Нет! — воскликнул он. — Я не являюсь ни ребенком, ни отцом, ни братом! Я даже не являюсь самим собой! Саймон выжил и возглавляет тех, кто хочет переродиться через смерть в другую сущность бытия. — Он вновь посмотрел на нее пустым мертвым взглядом. — Так же как преданный сын или дочь провожают мать к смерти.

Эмили посмотрела ему в глаза, потом перевела взгляд на беспорядочные пряди волос, спадающие на лоб и виски.

— Я не хочу, чтобы умерла Хейзел. Нужно всего лишь продержать меня здесь пару дней без лекарств, и скорее всего я умру своей смертью.

— Не волнуйтесь, я позабочусь о вас.