– Вы будете здесь сегодня ночью с остальными?

– А это, моя дорогая, я не уполномочен вам сообщать.

Он пару мгновений смотрел на нее как мошенник, вынужденный, к своему великому сожалению, упустить лакомую добычу, потом захлопнул дверцу и тронулся с места.

Она не сводила глаз со стенных часов, висевших в кабинете. Обычные дела сегодня ее не занимали. Она попыталась как-то отвлечься, отправившись обедать в соседнюю деревню. Ее старая машина, которой она пользовалась лишь в исключительных случаях, завелась с пол-оборота. Она тщательно заботилась о ней, уверенная, что, когда придется спасать жизнь, машина ей пригодится. Она пообедала у папаши Жюля – в небольшом ресторанчике, где собирались кое-кто из членов администрации лагеря и именитые граждане близлежащих поселков. Там она встретила двух давешних свидетелей – мэра и кюре. Они издали кивнули ей, сидя в густом сигаретном дыму, раскрасневшиеся от дешевого вина. Ей вспомнились истекшие кровью трупы молодых людей – директора и усамы, вскрывших друг другу артерии в порыве чистой и отчаявшейся любви. Эти двое, по крайней мере, поступили так, как захотели. Заснувшие вечным сном, они показались ей великолепными. Ее потрясли их умиротворенные лица, и она вдруг поймала себя на мысли о том, что иногда нет лучшего способа защититься от истерзанного бесами мира, чем уйти из него.

– Такая прелестная женщина, как вы, не должна есть в одиночестве, – сказал ей хозяин, подавая дежурное блюдо, впрочем, единственное, обозначенное на доске с меню.

– Время от времени немного одиночества не вредит.

– Я слышал, что господин начальник лагеря уехал в Париж. – Он потоптался неуклюже, как медведь, прежде чем задать мучивший его вопрос. – Когда же свадьба?

На мгновение ее охватило сильное желание выдрать ему усы или засадить вилкой в налитый кровью глаз, нависший над ней всего в нескольких сантиметрах. Так значит, господин начальник лагеря разболтал этому мужлану о том, что спит с ней, и об их свадьбе, не дождавшись ее ответа!

– Не знаю, но от вас этого не утаят.

Она, пожалуй, слишком быстро съела свою порцию рагу из телятины, выпила кофе с привкусом угля, расплатилась, несмотря на настоятельную просьбу хозяина позволить ее угостить, и пошла прогуляться вдоль канала. Она ведь так хотела принять участие в освобождении заключенных! Будучи женщиной, она вынуждена была согласиться на второстепенные, унизительные поручения – во взглядах на женщин и подпольщики, и легионеры сходились во мнении. По глади воды в канале бежала легкая дрожь, и вторя ей, она сама дрожала. Черные облака безмолвно неслись к горизонту. Солнце уже давно перестало показываться в это время года, некогда называвшееся летом. Под покровом туч, застившим свет луны и звезд, подпольщикам было легче действовать. С тяжелой душой она вернулась в лагерь, поставила машину в помещение гаража, которое прежде служило дровяным и угольным складом.

От изумления она чуть не потеряла сознание, увидев, что он сидит в ее кабинете и изучает чье-то дело. Она качнулась и схватилась за косяк двери, чтобы не рухнуть.

– Ты рада мне?

Он с непонятным выражением смотрел на нее поверх папки, которую держал в руках.

– Как… как… Ты ведь должен был вернуться через два-три дня?

Он положил папку на стол, поднялся и направился к ней тяжелой, почти угрожающей походкой.

– Ты обдумала мое предложение?

– Но ты не дал мне достаточно времени.

– Всем начальникам приказано вернуться в срочном порядке в ЦЭВИСы.

– Что случилось?

Она понемногу приходила в себя от потрясения и, инстинктивно чувствуя, что подполью грозит опасность, собиралась с силами, чтобы сражаться.

– Нас предупредили об угрозе нападения на лагеря террористов из Демократической и Светской Европы.

Она даже не попыталась как-нибудь увернуться, когда он приблизил губы к ее рту. Холодный, как прикосновение скальпеля, поцелуй длился одно мгновение.

– Нападение? С какой целью?

– Освободить заключенных-исламистов.

– Это все равно что выпустить из клеток диких зверей.

– Да-а, но эти фанатики из ДСЕ недооценили работу наших разведслужб. Мы встретим здесь наших новых героев по всем правилам. Больше тысячи легионеров прибудут сюда ближе к ночи. Солдаты элитных частей.

Она от отчаяния стала спокойной. Надо срочно предупредить связного.

– Я кое-что забыла у папаши Жюля. Мне нужно…

Он схватил и с силой сжал ее запястье. Его огромные, сверкающие глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит.

– Дай мне сначала ответ!

– Завтра. Даю слово – завтра.

Он не разжимал пальцев.

– Я хочу услышать ответ сейчас.

– Тогда да, да, да…

Она надеялась на небольшую передышку, надеялась, что страшная боль в правом плече ослабнет, но он продолжал сжимать ей руку с такой силой, словно хотел проткнуть пальцами до костей.

– Я хотел лишь знать, до чего ты способна дойти.

Он дернул ее вниз, вынуждая встать на колени. Она сопротивлялась. Свободной рукой он дал ей пощечину такой силы, что она ударилась головой о косяк двери.

– Ты работаешь на террористов ДСЕ, да?

Он схватил ее за волосы и грубо протащил по кафельному полу кабинета. Наполовину оглушенная, она вспомнила, что должна проглотить содержимое капсулы с ядом, спрятанной в ее бусах. НЕМЕДЛЕННО. Кто-то предал подпольную группу Центра-Берри и все остальные группы подпольного движения ДСЕ. Ни в коем случае не выдавать имена и пароли, которые она знала.

– Хорошо же ты надо мной поиздевалась!

Нечего и ждать хоть малейшей жалости от типа, закомлексованного из-за своей раны. Он стал бить ее ногами по спине. Она потеряла сознание, потом пришла в себя, почувствовала невыносимую боль. Она лежала у стены за старым диваном в своем кабинете. Ее истязатель орал по телефону, отдавая кому-то приказы. Она больше ничем не могла помочь подполью. Она засунула руку за вырез платья и дрожащими пальцами нащупала все же крохотную капсулу, спрятанную в кулоне. Ее охватили и повергли в отчаяние ужасные мысли. Сейчас она покончит с собой, еще не начав жить. Ей вспомнились обнаженные бледные тела бывшего начальника и его любовницы, их изысканная смерть. Она решила умереть так же достойно. Положив капсулу в рот, она чуть-чуть подождала, прежде чем нажать на тонкую силиконовую оболочку, и прислушалась к тому, что говорит по телефону заместитель начальника, – словно хваталась за последнюю соломинку.

– …схватить нескольких живыми и выбить из них все, что они знают… любыми способами выпытать у них имена сообщников…

Чего ждать от такого человека? А от остальных? Она продавила зубами оболочку капсулы и почувствовала во рту горький вкус яда. Едва успев пожалеть об этом, она начала задыхаться.

– Ты почему смылась, а?

Пиб откусил громадный кусок сэндвича и в два приема судорожно проглотил его. Слегка затхлый вкус сыра и масла ему нисколько не мешал. Как, впрочем, и сильный запах гнили, пронизывающий влажный воздух. Размороженный и затем подогретый в микроволновке хлеб был мягким и хрустящим, словно из пекарни. Трисомики, [5]забившись в угол, следили за тем, как он ест, и этот неослабный интерес очень походил на зависть.

Стеф наполнила два стакана раздобытым на кухне красным вином. Деревня пережила химическую атаку, и, чтобы исключить всякий риск, она решила не брать воду из-под крана. Для монголоидов нашлись две пачки сока, срок годности которых истек всего две недели назад.

Пиб отводил взгляд от окна, чтобы не видеть два трупа, разлагающихся на террасе. Смертельный газ поразил бывших обитателей дома, когда те отдыхали в шезлонгах. Мгновенный паралич не позволил им встать или хотя бы сохранить видимость благопристойности при агонии. Они застыли в качающихся креслах, и их гротескные позы вызывали в памяти библейских персонажей, обращенных в камень. Время еще больше изуродовало их, сделав лица похожими на вздувшееся черное месиво. В соседних домах, вероятно, дело обстояло сходным образом. Газ, выпущенный с наступлением темноты, не пощадил никого на улицах и площадях. Какой правитель осмелился бы теперь поклясться, приложив руку к сердцу, что воюющие стороны обязуются НИКОГДА не использовать химическое и бактериологическое оружие? Отец Пиба всегда верил обещаниям европейских политиков: ложь не совместима с христианскими идеалами, убежденно повторял он. Чудо-бомба не оставила ему времени осознать свою ошибку.