Дайана поднялась со стула, подошла к Еве и принялась гладить по густым, чуть влажным от дождя волосам. Та прильнула к ней, как приласканный котенок, и закрыла глаза.
— Видишь ли, девочка моя, — утешающе заговорила Дайана, — так уж устроена наша жизнь. Бог посылает человеку испытания, так сказать, проверяет его на прочность. Тем, кто достойно эти испытания преодолевает, кто не раскисает, не сдается, кто, несмотря ни на что, не теряет веру в светлое, — тем в награду дается счастье. Кстати, и довольствоваться дарованным счастьем умеют лишь подобные люди. Те же, кто привык во всем видеть только черное, в любой благодати найдут изъян.
Ева открыла глаза и вопросительно посмотрела на тетю.
— Я для того все это говорю, моя хорошая, чтобы ты не впадала в уныние, — по-матерински ласково произнесла Дайана. — Радуйся тому, что у тебя в жизни были такие чудесные каникулы, тому, что твое сердце согрела любовь. Это чувство дано испытать не каждому, поверь своей старой мудрой тетке. — И она рассмеялась тихим добродушным смехом.
Ева вздохнула. Слова тети не вполне ее удовлетворили, но их смысл она поняла и была согласна со всем, что услышала.
— Завтра я возвращаюсь домой, — сказала Дайана уже строже. — Пообещай, что будешь умницей: не утонешь в своем горе, а продолжишь жить и работать как сильная, целеустремленная, жизнерадостная, независимая личность.
Ева почувствовала вдруг странную озлобленность на преследовавшую ее в последнее время хандру и прилив неизвестно откуда взявшихся сил.
— Обещаю, — произнесла она твердо.
Дайана опять добродушно рассмеялась, наклонилась и расцеловала Еву в обе щеки. Потом выпрямилась и пристально посмотрела ей в глаза, настолько пристально, словно знала, что если постарается, то увидит в них ответы на некоторые вопросы.
— Красавица ты наша! Я ничуть не сомневаюсь в том, что ты сумеешь перенести это испытание, как подобает достойному человеку. — В ее глазах вдруг запрыгали огоньки, лицо приняло загадочное выражение. — И знаешь что?
— Что? — Ева растерянно моргнула.
— Я нутром чую, что тебя ждет такое огромное счастье, какое на долю красивых женщин выпадает исключительно редко.
— Правда? — Щеки Евы порозовели, глаза озарились надеждой.
Несколько секунд она пытливо смотрела на тетю', ища в каждой черточке ее лица подтверждение тем словам, которые та только что произнесла. Потом с облегчением вздохнула и улыбнулась.
— Ой! Чуть не забыла про пудинг! — Дайана подскочила к плите, открыла духовку и заглянула внутрь. — По-моему, готово. Сейчас будем пить чай.
Ева поднялась со стула, намереваясь накрыть на стол, но тетя остановила ее.
— Сиди-сиди, ты ведь после работы, устала.
— Ничуть я не устала! — запротестовала Ева.
— Тогда просто позволь мне за тобой еще разок поухаживать. Не знаю, когда смогу опять к тебе приехать. Возможно, не скоро.
— Ладно. — Ева умиленно улыбнулась и вновь опустилась на стул.
Дайана достала пудинг из духовки, переложила с противня на круглое плоское блюдо и поставила на стол. Аппетитный запах печеного теста и мяса мгновенно завладел всем существом Евы.
Спустя пять минут она уже заполучила приличный кусок лакомства на керамической тарелочке и чашку заваренного так, как умели заваривать лишь тетя Дайана и покойная бабушка, ароматного чая.
Утолив голод, ощущение которого к ней пришло в тот момент, когда на столе появился пудинг, и выпив чай, Ева уперлась локтем в стол, положила подбородок на ладонь и с выражением довольства и расслабленности на лице взглянула на Дайану.
— Тетя, милая, как хорошо, что ты у меня есть. Второй раз я страдаю из-за мужчины и второй раз прихожу в чувства только благодаря тебе. С родителями у меня почему-то нет взаимопонимания. Вот с бабушкой, когда та была жива… — Ее голос дрогнул, а на глаза, секунду назад излучавшие умиротворение, навернулись слезы.
Дайана протянула руку и провела ею по голове племянницы.
— Нам всем ужасно не хватает твоей бабушки. Чудесным она была человеком.
— М-да…
Ева задумчиво кивнула, а через несколько мгновений совершенно неожиданно спросила:
— А ты правда считаешь меня красивой?
— Конечно, правда. Неужели ты в этом сомневаешься? — Дайана уставилась на племянницу так, будто увидела впервые.
К щекам Евы прилила краска. Она смущенно пожала плечами и улыбнулась.
— Мне сложно судить о моей внешности.
Главным образом, наверное, потому что я слишком долгое время прожила с Августом.
— Но ведь, несмотря ни на что, он был без ума от тебя. — Дайана непонимающе нахмурилась.
— Да, но… Видишь ли, Август восхищался мной несколько странным образом, слишком фанатично, что ли… Порой мне казалось, что его восторг не что иное, как болезнь. Поэтому зачастую сомневалась в том, что его слова обо мне соответствуют действительности.
— А другим мужчинам этот ненормальный не позволял к тебе приближаться, — с утвердительной интонацией произнесла Дайана.
— Вот именно! — горячо воскликнула Ева. — С самой юности и до того момента, пока не отважилась на побег, я слышала о себе только его мнение. Если бы не те ребята… — Она замолчала, уставившись в пространство перед собой и переносясь мыслями в прошлое.
— Какие ребята? — спросила тетя. — Мне ни о каких ребятах ты никогда не рассказывала. У тебя помимо Августа был кто-то еще? Но когда именно?
Ева, вернувшись из воображаемого путешествия во времени, покачала головой.
— До Себастьяна никого у меня не было и не могло быть. Просто, когда я училась в университете, кое-кто из парней умудрялся передавать мне записки с объяснениями в любви.
Эти записки я тщательно скрывала от Августа, не уничтожала. Они грели мою душу, создавали иллюзию свободы от его власти.
— Как интересно! — Дайана отодвинула в сторону пустую чашку и поудобнее уселась на стуле, всем своим видом давая понять, что ждет продолжения рассказа.
— Самым поэтичным, самым преданным моим поклонником был некий Грегори, — сообщила Ева, и ее лицо озарилось умиленно-печальной улыбкой. — Он посвящал мне стихи, настолько чудесные и талантливые, что я заучивала их наизусть и в тяжелые минуты мысленно читала самой себе.
Она замолчала, опять погружаясь в задумчивость.
— Ты отвечала на его письма? — осторожно, будто боясь напугать ее, поинтересовалась Дайана.
— Что? — Ева медленно повернула голову и посмотрела на тетю рассеянным взглядом — таким, какой обычно бывает у людей, перебирающих драгоценности, спрятанные в тайниках памяти.
— Я спросила, отвечала ли ты на его письма, — терпеливо повторила Дайана.
Ева помотала головой.
— А почему? — полюбопытствовала Дайана. — Потому что сомневалась в серьезности его чувств? Или из-за того, что боялась Августа?
— В серьезности чувств Грегори я никогда не сомневалась, — сказала Ева. — А не отвечала ему по многим причинам. Во-первых, действительно потому, что боялась Августа, ведь его ревность не знала границ. Во-вторых, потому что сама не испытывала по отношению к этому парню ничего особенного. А в-третьих — и в основном, — потому что Грегори безумно любила одна девочка из моей группы, Эмили.
— Они встречались? — спросила Дайана.
— В тот момент, когда Грегори начал писать мне письма, нет. — Ева опустила свои густые черные как смоль ресницы, и под ее глазами пролегли темные тени, придавшие ее облику таинственно-прекрасный вид. — По-моему, позднее Эмили догадалась или даже узнала о чувствах Грегори ко мне и стала сходить от этого с ума. Я с радостью объяснила бы ей, что вижу в Грегори лишь симпатичного парня, не более того, даже стала бы ее подругой… Но у меня не было такой возможности.
Дайана понимающе кивнула.
— Потому что Август и его верные дружки-приятели не желали, чтобы ты водила дружбу с кем бы то ни было.
Губы Евы искривились в усмешке.
— Август считал, что, если между двумя девушками завязывается дружба или если они просто уединяются для беседы, значит, им есть что скрывать от окружающих.
