– Серьезно? – с наигранным удивлением спрашиваю я. – А что же интересует очень?
Дэниел пожимает плечами.
– Ну… где ты работаешь, чем любишь заниматься в выходные – так сказать, гораздо более приземленные вещи.
Медленно киваю. Разглагольствовать о своей работе у меня нет ни малейшего желания. Я устроилась в эту благотворительную организацию просто потому, что туда меня из жалости позвал отец одного товарища Ричарда, а сил и времени на поиски более приличного места у меня тогда не было. Пока нашу семью не постигло несчастье, я сидела дома и по всем правилам воспитывала дочь. Когда Ричарда не стало, нам понадобились деньги. Мне пришлось пойти работать, а Лауре – отправляться в садик.
Кривлюсь, тяжко вздыхаю и улыбаюсь извинительной улыбкой: поведать ничего занятного, увы, не смогу. Дэниел поглядывает на меня лишь время от времени и ни на минуту не забывает о деле.
– С работой мне, с одной стороны, повезло, – бодро начинаю я. – А с другой… – морщу нос, – не очень.
– Почему? – спрашивает Дэниел, как будто из приличия, но я улавливаю в его голосе нечто такое, что заставляет меня насторожиться. Или мне это снова лишь кажется?
– Повезло потому, что обязанностей у меня не так много, – опять как можно более жизнерадостно произношу я. – И потому, что среди сотрудников есть очень порядочные и добрые люди… – Умолкаю.
– А не повезло? – интересуется Дэниел, сосредоточенно вкручивая винт.
Опять вздыхаю.
– А не повезло… потому, что зарплата довольно низкая, перспектив никаких… К тому же, как выяснилось, благотворительность – это не совсем то, что я думала. Надеюсь, такие неприглядности творятся далеко не в каждой подобной конторе… – Делаю очередной глоток молока и взмахиваю рукой. – Ничего, когда-нибудь обязательно наступят другие времена.
– Зачем тянуть резину? – спрашивает Дэниел, не поворачивая головы.
– Что? – Смотрю на него в полной растерянности.
Дэниел бросает на меня серьезный и выразительный взгляд.
– Зачем держаться за работу, если она не доставляет удовольствия, и ждать у моря погоды? Не разумнее ли целенаправленно поискать что-то более подходящее?
Криво улыбаюсь.
– Все не так просто.
– Может, и не так сложно? – не унимается Дэниел.
– Ты не понимаешь, – бормочу я, борясь с желанием поднести ко рту руку и погрызть ногти. Работа, материальное положение – это моя больная тема.
– Наверное, действительно не понимаю, – говорит Дэниел. – Что тебе мешает? Пожалуйста, объясни.
– Как это – что?! – гневно восклицаю я, вновь заводясь с пол-оборота, но тут же приказывая себе остыть. Дэниел просто интересуется моей судьбой, может чувствует, что мне ой как несладко, и ни в чем не повинен. – Прости… – Смущенно усмехаюсь. – Иногда я сильно горячусь, даже стыдно. Но это только последние два года, после некоторых событий… – Прикусываю губу, боясь, что Дэниел начнет задавать вопросы, но он ни о чем не спрашивает, даже не смотрит на меня. С облегчением вздыхаю и добавляю куда более спокойно, даже с оптимизмом: – Это пройдет. Я себя перевоспитаю. А насчет того, что мне мешает найти другую работу… Понимаешь, у меня дочь. Ее нужно кормить и одевать, потом я регулярно плачу за садик… Вот начнется школа – и тогда…
– Тогда надо будет платить за школу, – говорит Дэниел. – Снова помеха. А родители? Они тебе не могли бы помочь в этом вопросе?
– Не хочется их обременять, – бормочу я, слегка втягивая голову в плечи. – И вообще быть обузой.
– Но ведь это только на время и для пользы дела.
Прищуриваюсь и едва заметно улыбаюсь.
– А почему тебя это так сильно волнует? Ты всего лишь ехал мимо, решил помочь с мебелью. Еще немного – и меня снова начнут одолевать подозрения.
– На кой черт знать грабителю, устраивает ли хозяйку дома, в который он задумал вломиться, ее работа? – спрашивает Дэниел с кривой улыбкой на губах.
Допиваю молоко и ставлю кружку на подоконник.
– Теперь мне в голову полезут другие мысли. Не о грабителях.
– О ком же?
– О каких-нибудь… маньяках. – Слово, невольно слетевшее с моих губ, отдается в сердце приступом боли и ярости. Вспоминаю о проклятом безумце, убившем моего мужа, и невольно прижимаю к лицу ладони. Стук сердца гремит в ушах так громко, что кажется, будто я сейчас оглохну. Надо срочно успокоиться. Подумать о чем-нибудь другом.
Делаю несколько глубоких вдохов и выдохов, представляю улыбающееся личико дочери, заставляю себя поверить, что впереди нас ждет море света и тепла, и медленно опускаю руки. Дэниел как будто несколько напряжен, но, удивительно, продолжает работать так, словно ничего не заметил.
3
Может, он правда не обратил внимания на мою странность? – размышляю я, откидываясь на спинку стула и стараясь расслабиться. Может, задумался о чем-то своем или не увидел в моем жесте ничего необычного?
Выглядываю в окно. Во дворе Брэда нет машины. Он заводит ее в гараж только на ночь. Значит, еще не приехал. Мое сердце внезапно сжимается от желания навек спрятаться в своем тесном мирке, где есть только те, кто знает обо мне все и давно не задает лишних вопросов, не бередит мои раны ни умышленно, ни случайно. Где не встречается странных парней, с которыми приходится тщательно подбирать слова и притворяться счастливой, но на каждом шагу спотыкаться и чувствовать себя дурой.
Перевожу взгляд на Дэниела и пытливо всматриваюсь в его сосредоточенно-спокойное лицо. Кто он такой? Зачем послан мне судьбой? Надолго ли?
– Надо что-нибудь придумать, – решительно говорит он.
– В каком смысле? – недоуменно спрашиваю я.
– Насчет твоей работы, – говорит Дэниел. – Чем бы ты хотела заниматься?
– Гм… – Теряюсь.
– К чему у тебя склонности, что интересует? – терпеливо и невозмутимо спрашивает он. – Не торопись – если надо подумать, подумай.
Киваю и погружаюсь в размышления.
– В колледже я изучала историю культуры и искусств… Весьма охотно и успешно. А серьезно работать пошла только… гм… чуть меньше двух лет назад.
– Понятно, – говорит Дэниел. – Культура и искусство… Так-так… – Он кивает и какое-то время корпит над шкафом молча.
Я не знаю, что и думать, уже лелею смутные надежды, боюсь сильно увлекаться мечтами и не понимаю, как человек с улицы умудрился столь легко войти ко мне в доверие.
Когда шкаф почти готов, Дэниел без слов берет с подоконника сотовый, который достал из кармана джинсов, прежде чем я понесла их в ванную, и, ничего мне не объясняя, набирает какой-то номер.
– Хэзер, здравствуй, это Дэниел Суитмен. – Хэзер, кем бы она ни была, что-то отвечает, и Дэниел смеется. – Нет-нет, новостей для тебя нет. Я по другому вопросу…
Он говорит, что его хорошей знакомой, с таким-то образованием нужна работа по душе. Заявляет, что у нее, то есть у меня, привлекательная внешность и приятная манера общаться. Слушаю его, красная от неловкости.
Хэзер затягивает какую-то длинную речь, а Дэниел лишь изредка дакает, давая понять, что следит за ее мыслью. Потом произносит слова благодарности, говорит, что будет надеяться, и на этом их беседа заканчивается. Он смотрит на меня с победным видом.
– Эта мадам – директор галереи современных художников и владелица компании по купле-продаже картин. Сказала, что ничего конкретного предложить пока не может, но на днях станет известно, освободится ли место агента. Нынешняя агентша, не исключено, загнала за астрономическую сумму искусную подделку, причем не случайно – умышленно. Если это предположение подтвердится, ее тотчас попросят. Тогда…
В испуге кручу головой.
– Агент по продаже картин? Да ты что! У меня же в этом деле никакого опыта!
– Главное – базовые знания. Плюс уверенность в себе, смелость и вера в победу, – твердо произносит Дэниел, и я, будто заколдованная, тут же прекращаю спор и только часто моргаю, пока не вполне понимая, что происходит. – Если это место освободится, ты должна будешь попытать счастья, – продолжает Дэниел. – Заодно проверишь, на что ты годишься, и попробуешь на вкус настоящую богемную жизнь. Разве тебе не интересно?