Джош машет рукой и улыбается своей дружелюбно-скромной улыбкой.
– Перестаньте. Всего хорошего.
Не успеваю я добавить ни слова, как он открывает дверь и уходит. В растерянности смотрю на Дэниела.
– Как же так?
– Вот так. – Он вытирает лицо и шею, вешает полотенце на спинку стула и окидывает взглядом доски и диванчик в мокрых полиэтиленовых упаковках. – Кто это будет собирать?
– Специалист. Завтра у них выходной, поэтому он приедет в понедельник, ближе к вечеру, – тараторю я. – Правда я еще не знаю, отпустит ли меня начальник пораньше, но, надеюсь, вредничать не станет. – Глупо улыбаюсь, все пытаясь не думать о грабежах.
Странное дело: Дэниел Суитмен одновременно и пугает и привлекает меня. Представляю, что сейчас он выпьет чашку чая, через силу съест кусок пирога – исключительно, чтобы угодить мне, – и уйдет. Скорее всего, навсегда. Стараюсь найти предлог, чтобы задержать его, но ничего не придумываю.
Значит, так нужно, говорю себе. Да, лучше не ввязываться ни в какие истории. Только бы он правда не оказался преступником. Всматриваюсь в профиль Дэниела и прислушиваюсь к своему сердцу. В нем спокойствие, никаких дурных предчувствий. Впрочем, у мерзавцев это в крови – бесстыдно втираться в доверие и для достижения своих грязных целей выдавать себя за добреньких и порядочных.
– Чайник кипит, – говорю я, заглядывая на кухню. – Прошу к столу.
Иду к плите и выключаю конфорку. Дэниел следует за мной и в задумчивости останавливается на пороге.
– А на сегодня у тебя какие планы?
Поворачиваю голову и в недоумении замираю с чайником в руке.
– Что ты имеешь в виду?
– То, что если ты никуда не уходишь, я мог бы до вечера собрать мебель. Тогда тебе не надо будет отпрашиваться и снова разбираться со «специалистами».
Настораживаюсь. Что-то тут не то… Ему определенно что-нибудь нужно от нас или от нашего дома. Молча хлопаю ресницами, отмечая, что джемпер и джинсы моего незваного гостя насквозь мокрые, но говоря себе, что не стоит придавать этому особого значения. Дэниел засовывает руки глубоко в карманы джинсов и смотрит на меня немного исподлобья и с легким прищуром. Такое впечатление, что мое замешательство его ранит.
– Ты боишься меня, Трейси? – негромко спрашивает он. – Думаешь, что все это странно?
– Гм… – Надо бы соврать – мол, ни капли я не боюсь, но к чему это приведет? – Если честно, да. – Хихикаю, вновь ставя чайник на плиту. – Не каждый день сталкиваешься с людьми, которые будто возникают из-под земли в минуту, когда на твою голову сыплются неприятности, и протягивают руку помощи. Невольно вместо признательности начинаешь терзаться подозрениями.
Черт! Резать в глаза правду-матку еще одна моя дурная привычка. Излишняя честность нередко причиняет больше страданий, чем ложь. Но так уж я устроена – порой просто не могу думать одно, а говорить другое.
– Признаться, я вот сейчас стою и размышляю: а не грабители ли они? – продолжаю я. – Не проверяют ли, сколько в нашей двери замков, какая установлена сигнализация и где расположена гостиная, а где лестница на второй этаж, чтобы заранее наметить план? – Резко умолкаю, вдруг подумав о том, что, если мои предположения бред, Дэниел смертельно обидится.
Но он улыбается и даже понимающе кивает.
– Я болван. Совсем не подумал, что могу тебя просто-напросто испугать. Надо было сразу объяснить, как все получилось. Поверила бы ты или нет… и поверишь ли теперь – не знаю. – Он на миг опускает глаза, снова смотрит на меня своим открытым, немного печальным взглядом и несколько сбивчиво, но спокойно, как тот, кому совершенно нечего скрывать, продолжает: – Сегодня выходной… Мы договорились с приятелем съездить за город, покататься на велосипедах, но у него раньше времени вернулась из командировки сумасшедшая жена…
– Сумасшедшая? – переспрашиваю я.
– Не в прямом смысле, конечно. – Дэниел усмехается. – Просто ее вечно все не устраивает, и она ворчит и орет. Сегодня явилась как раз в ту минуту, когда мы с Роном уже садились в машину. И с ходу подняла крик. Такой-сякой! Траву во дворе сегодня явно не подстригал! На окне в гостиной чуть сдвинута шторка! И куда это вы намылились, бабники несчастные! Наверняка к девкам! – Он закатывает глаза и кривит рот. – Все в таком духе.
Смеюсь. Нет, он определенно не какой-нибудь мерзавец, проносится в голове утешительная мысль.
– В общем, мне пришлось поскорее оттуда исчезнуть, – пожимая плечами, говорит Дэниел. – А кататься на велосипеде отпала всякая охота. Еще и стали собираться тучи. Я остановился на вашей улице, чтобы купить воды, заметил грузовик, подошел ближе… Ты стояла такая растерянная и несчастная, что я не мог поступить иначе – предложил свою помощь. Вот и все.
Вскидываю руки.
– Только не надо меня жалеть! Я… – Останавливаю себя, пытаюсь успокоиться. Это после гибели Ричарда я стала такой нервозной – могу вспыхнуть совсем без причины, точнее причины есть, но они во мне, остальное тут ни при чем.
Дэниел протягивает вперед руку.
– Я не жалею тебя, то есть тогда, конечно, пожалел, но… это не та жалость, какую испытываешь к беспомощным и ни на что не годным, – с чувством и торопливо уверяет меня он. – А совсем другая – к взрослому, самостоятельному человеку, по воле обстоятельств оказавшемуся в затруднительном положении. Я не жалею тебя… – медленно и четко повторяет он.
Пытливо всматриваюсь в его лицо, желая определить, не кривит ли он душой.
– Правда?
Дэниел улыбается так, будто перед ним умилительно забавный ребенок, но при этом я почему-то не чувствую себя ущербной, даже вздыхаю с облегчением.
– Разумеется, правда, – бормочет он.
– Тогда… – Я повожу плечом. В самом деле, неужели человек не может просто так взять и помочь кому-то, не подразумевая ничего плохого? – Тогда… ладно.
Лицо Дэниела озаряет улыбка.
– Вот и хорошо. – Он оживляется. – Так как насчет сборки? Доверишь это дело мне?
– Тебе что, больше нечем заняться? – улыбаясь спрашиваю я.
Дэниел быстро качает головой.
– Совершенно нечем. А мне без работы никак нельзя – руки начинают страшно зудеть, – говорит он с потешной серьезностью.
Смеюсь.
– Может, тебе просто стоит обратиться к дерматологу? Пройдешь курс лечения – и не будет мучить зуд.
– Еще скажи: надо хоть раз в неделю мыть руки с мылом. – Дэниел криво улыбается и вновь становится самой серьезностью. – Я обращался, и не только к дерматологу, но и к психиатру. Совет дают один: жаждешь поработать – работай! Сегодня мне необходимо собрать детский гарнитур. Или пропаду.
– Хорошо, уговорил! – хохоча, соглашаюсь я. Этот парень большой оригинал. К тому же не лишен чувства юмора, обаяния и подкупающего артистизма.
Он глубоко вздыхает и складывает руки перед грудью.
– Спасибо. Ты моя спасительница. – Деловито выглядывает в прихожую и осматривается по сторонам. – Где у вас детская? Наверху? Хотелось бы знать, как выглядит мое рабочее место.
– А как же чай? – спрашиваю я. – Ты промок, сейчас в самый раз выпить горяченького. А то, не дай бог, подскочит температура.
– Чай подождет, – уверенно отвечает Дэниел, уже делая шаг в сторону лестницы. Следую за ним. – А за мое здоровье не беспокойся, – говорит он, похлопывая себя ладонью по крепкой груди. – Я закаленный.
Мне снова кажется, что в его дурашливом тоне слышатся нотки грусти. Ерунда, говорю я себе. Таким, как он, тосковать обычно не о чем.
2
Входим в комнату Лауры и останавливаемся посередине. Дэниел обводит медленным взглядом розово-кремовые стены, изображения сказочных медвежат в рамках, нежно-салатовые шторы на окнах и этажерку с книгами и игрушками.
– Отлично. – Он одобрительно кивает и потирает руки. – Светло, чисто. Просторно.
– Старую мебель мы заранее перенесли в сарай Брэда, – объясняю я. – Чтобы не мешала.
Дэниел кивает.
– А хозяйка где?
– Лаура? Ее забрали… гм… бабушка с дедом. – Я хотела сказать: родители моего мужа, но снова почувствовала некий внутренний протест и нашла другие слова. – Их хлебом не корми, дай побаловать внучку. Я не возражаю: это очень хорошо, когда ребенка так любят.