– Вот теперь – другое дело! – воскликнул Алан. Лора посмотрела на него с последней надеждой в глазах, однако продюсер явно считал, что разговор о Майкле Фонтейне завершен. – Поторопись, детка. Машина ждет тебя у подъезда. Никаких поездок в метро сегодня.

– Хорошо, Алан, – вздохнула Лора. Она полностью зависела от него, и он это знал. – Но если тебе вдруг удастся как-то решить эту проблему и отказаться…

– Да, конечно.

Выходя из его кабинета, Лора четко знала: Алан не откажется.

Одной из многочисленных странностей Лоры Бёркли, двадцативосьмилетней поп-певицы, находящейся в зените своей славы – или успешно подбирающейся к зениту, – была неистребимая любовь к нью-йоркской подземке.

Крупнейший метрополитен мира завораживал Лору, как некоторых склонных к медитации личностей завораживает бегущая вода или горящий огонь. В те дни, когда свободное время, эта мифическая составляющая бытия, вдруг становилась реальностью, Лора удирала из-под опеки Алана, секретарей и помощников, стилистов и фотографов, садилась в поезд и ездила, пока не уставала. Тогда она выходила где-нибудь – например, на «191 улице», где над тобой шестьдесят метров земли и уже потом – дома и машины; или сидела на ступеньках в переходе, слушая, как играют на гитарах и барабанах юные афроамериканцы. Метро открывало Лоре людей в незнакомых ей ипостасях; она надевала темные очки и шляпу, чтобы ее не узнавали, и становилась как бы одной из них. Она слушала скрипача-виртуоза на «Лексингтон Авеню», рассматривала мозаики на «Таймс Сквер», однажды пару часов просидела на «5 авеню – Брайант Парк», слушая проповедника, монотонно вещавшего о конце света. Все это создавало для Лоры иную картину мира, которая забывалась в череде похожих друг на друга дней, в постоянной работе – любимой, но весьма утомительной. Как будто черты настоящего мира стирались, блекли. Лора не могла такого допустить. Пусть Алан считает ее сумасшедшей – подземка спасала.

Вот Майкл это понимал. Или делал вид, что понимает. Скорее всего. Все, связанное с Майклом, обернулось ложью; Лора давно уже не ворошила воспоминания, старалась обо всем позабыть. И вот Алан ставит ее перед условием…

Отказаться невозможно. Выполнить тоже.

– Мисс Бёркли, может быть, вам что-нибудь нужно? – спросила секретарша.

– Нет, Эбби, спасибо. Я хочу помолчать.

– Извините… – сконфуженно пробормотала девушка.

Эбби, миловидная пухленькая шатенка, работала у Лоры второй месяц и пока не освоилась. Предыдущая секретарша, Бет, уволилась: она вышла замуж и забеременела, так что больше не могла исполнять свои обязанности. Лора скучала по Бет: они дружили. Теперь бывшая секретарша живет в Коннектикуте и готовится стать матерью, а ее место заняла Эбби, которая не была дурочкой, но еще не научилась разбираться в настроениях Лоры и угадывать ее желания. Она не виновата, что Майкл Фонтейн снова замаячил на горизонте.

– Все в порядке, Эбби, – сказала Лора. Она не любила вызывать в людях комплексы и старалась не срываться на подчиненных. – Дайте мне минеральной воды.

Секретарша радостно полезла в бар, а Лора снова отвернулась к окну.

Алан не до конца понимает, в какое положение ставит ее. Работать вместе с Майклом – все равно что жить на склоне действующего вулкана: никогда не знаешь, когда лава окажется в твоей гостиной. Лора не видела Майкла семь лет. Только однажды они столкнулись на фестивале, он небрежно бросил «привет» и прошел мимо, оставив ее стоять столбом. Лора не ждала той встречи и не успела подготовиться, не смогла принять высокомерный и равнодушный вид. Она полагала, что потом Майкл смеялся над ней. Ах, как заразительно он умел смеяться! Ложь, все ложь.

Несмотря на то, что Лора не видела Майкла уже долго, она многое знала о нем. Дела у него идут не хуже, чем у нее. Поклонницы выстраиваются в очереди, чтобы заполучить автограф. Песни – в первых строчках хит-парадов. Раньше Лора радовалась за него, после разрыва ей стало все равно. Она постаралась убедить себя в этом. Нет ничего хуже раны, которую постоянно растравляешь.

И все же она еще не до конца зажила…

Лимузин притормозил и вплыл на парковку. Лора дождалась, пока водитель откроет для нее дверцу, надела темные очки и вышла. Солнце как раз показалось из-за кисейной весенней тучи и облизало ей нос горячим языком, словно буйный щенок лабрадора. Март шел на убыль, зима закончилась, снег растаял. Хорошо.

– Мисс Бёркли…

– Эбби, я же просила называть меня Лорой.

– Да… простите… Нам сюда.

На этой фотостудии Лора еще не бывала. Здесь делали снимки для журнала «Биллборд». Раньше пиар-служба агентства Алана Робертса предлагала «Биллборду» уже готовые фотографии Лоры Бёркли; но в одном из апрельских номеров предполагался выход большого интервью с популярной певицей, и фотографы журнала пожелали сделать собственные снимки.

Вокруг завертелась обычная суета, к которой Лора давным-давно привыкла. Она отдалась в руки стилистов и костюмеров, выполняла все действия, которые от нее требовались, но из головы не выходила одна мысль: скоро она снова увидит Майкла.

Майкл Фонтейн положил телефонную трубку, шумно выдохнул, взъерошил волосы, встал и подошел к окну. Отсюда открывался великолепный вид – Майкл любил высоту и квартиру предпочел заиметь в небоскребе. Потрясающие интерьеры, всякие дизайнерские штучки, в которых он ничего не понимал, зато отлично смыслили его пиарщики, – и самое ценное: вид на Нью-Йорк.

Ошеломляющий город-вампир. Он пьет вашу кровь, а вы даже не замечаете. Он проникает в вас, словно щупальца просовывает, а вы отвечаете ему идиотской улыбкой, полной обожания. Майкл не мыслил своей жизни без Нью-Йорка. Да, ему приходилось часто покидать этот город, потому что жизнь популярного певца требует разъездов. Сегодня выступление в Сан-Франциско, завтра концерт в Чикаго… Но всякий раз Майкла тянуло обратно. Ему хотелось вновь оказаться в Нью-Йорке, ощутить ритм большого города, не спать вместе с ним, дышать одним дыханием.

Мать Майкла ненавидела Большое Яблоко. Она предпочитала жить в провинции, в маленьком городке в Вайоминге, и выращивать хризантемы. Те росли плохо, но мать не сдавалась. Хризантемы, маленький сад, соседи все знают друг друга – иного мать не хотела. Майкл мог купить ей особняк в или дизайнерскую квартиру, однако натолкнулся на решительный отказ. Мать гордилась им, но менять образ жизни не желала. И черт с ней.

Она разрешает ему быть счастливым – он разрешает быть счастливой ей.

Для нее счастье составляли хризантемы, а для него – жизнь на рубеже, на износ, все время на взлете. Майкл не представлял себе, как можно остановиться и перестать делать то, чем живешь. Он пел всегда, сколько себя помнил. В детстве – в школьном и церковном хоре, в юности – вместе с длинноволосыми друзьями, которые полагали, что рок-н-ролл правит вселенной. Затем Майклу повезло, его заметили, его тенор зазвучал с пластинок и дисков; и теперь, в тридцать четыре года, оглядываясь назад, он мог гордиться собой.

Если бы не сегодняшний звонок, нарушивший мир внутри, можно было бы продолжать это делать.

Теперь же Майкл испытывал беспокойство.

Лора…

Он отошел от окна, взял со стеклянного столика мобильный телефон и набрал номер.

Трубку взяли не сразу. На том конце провода находился чрезвычайно занятой человек, и Майкл был готов к тому, что дозвониться удастся не с первой попытки. Однако после десятого гудка резкий мужской голос ответил:

– Да!

– Здравствуй, Рэд.

– Привет, Майкл. Что-то срочное? У меня совещание через десять минут.

Рэд Котман был человеком влиятельным: он являлся первым заместителем медиамагната Тони Мэтьюса, чья компания устраивала нынче тот самый концерт. Вернее, занимался этим благотворительный фонд имени Дэвида Мэтьюса, находившийся под управлением жены Тони, Линды, однако с Линдой Майкл не пил в молодости текилу в барах. С Рэдом же его связывали давние приятельские отношения.