И конечно, перед господами стояла проблема, куда девать старых слуг, которые по своему возрасту уже не могли ухаживать за хозяевами. Многие из стариков стремились устроиться на работу в церковные приходы, где после двенадцати месяцев труда они получали место пожизненно. Но даже здесь стоимость ухода за больными была так высока, что в приходы принимали на работу людей на 11 месяцев, оставляя за собой право уволить их в конце этого периода. Однако трудолюбивые, здоровые и трезвые люди при умеренных тратах могли к старости накопить достаточно средств, чтобы обеспечить себе кусок хлеба и крышу над головой. Верхним слугам с их хорошим жалованьем сделать это было гораздо проще. Все они мечтали, что однажды, удалившись от службы, купят таверну или дом для сдачи в наем, женятся на домоправительнице или надежной горничной по дому и вместе будут содержать собственное хозяйство.

Другой проблемой для господ являлось то, что не вся прислуга была надежной и честной. Лень, пьянство, воровство довольно часто встречались в этой среде. От иных слуг хозяева не знали, как отделаться. Плохие лакеи и горничные нуждались в рекомендациях от бывших хозяев, пожалуй, еще больше, чем хорошие. Довольно частой была картина, когда уволенный слуга приходил к своему джентльмену, даже после того как ограбил его, и просил: «Вы, ваша светлость, такой достойный господин, не будете же вы губить бедного слугу, которому не на что надеяться, кроме как на свой характер и собственные руки для добывания куска хлеба! Вам зачтется на том свете за вашу доброту!» Подобный шантаж чаще всего срабатывал. Никто не хотел брать греха на душу в том, что довел человека до еще большего падения. И лгун, лентяй, вор и пьяница получал рекомендацию в руки, как достойный и трудолюбивый слуга. Главное – сбыть его с рук. Но были, конечно, и хозяева, которые называли вещи своими именами, как, например, Чарлз Беркли, сын четвертого лорда Беркли:

«Катрин Йорк – самая лучшая кухарка из тех, которые были у меня за двадцать лет. Она оставалась у меня десять месяцев. Я верю, что она честна, хотя и не очень изобретательна на кухне, и любит чистоту. Правда характер ее подобен углю, который, загораясь мгновенно, своими искрами скоро доходит до крыши. Она страстна и неуправляема в своей воле. У нас было много ссор из-за того, что я открыл много погрешностей, касаемых стола. Последняя ссора произошла из-за того, что моя жена, как обычно, послала свою горничную потушить везде свет, и Катрин Йорк закрыла дверь на кухню на задвижку, не разрешая ей войти. Я не вычел из ее жалованья за пьянство, но она бывает очень импульсивна, когда пьет. Я боялся, что она сожжет весь дом! Рекомендую ее для устройства на работу!»

Верхние слуги были уважаемыми в своем круге людьми, и не случайно, ведь у них в подчинении находилось несколько душ. У дворецкого, кучера и валета даже были свои клубы, как у джентльменов, куда они заходили, когда наступал их выходной день. Много примеров в истории, когда дворецкие, отойдя от службы, открывали свое дело за счет знакомств, приобретенных в доме бывшего хозяина, и часто становились богаче его.

Нижние слуги прислуживали не только господам, но и верхней прислуге. Лакеи утром выносили ночной горшок из комнаты дворецкого, младшая кухонная служанка будила кухарку, принося в ее комнату чай и вынося лишнее из ее спальни. Но однажды все менялось. В каждом богатом английском доме сохранялась традиция, заведенная много веков назад, когда хозяева становились слугами у своей прислуги. Конечно, это был больше фарс, чем настоящая служба. Ведь и горничные и лакеи знали, что если сегодня они будут непочтительны к своих господам, то завтра их не будет в имении. Скорее, это была дань религиозному учению, напоминание высшим, что не стоит зарекаться от тюрьмы и от сумы. Однако в этот день слуги облачались в лучшие одежды (чаще всего с господского плеча), а хозяева одевались очень скромно и обращались к слугам так, как те ежедневно обращались к ним.

– Что прикажете, ваша светлость. Будет исполнено, сэр.

Иногда господа, передразнивая лакея или мальчика на побегушках, говорили:

– Сэр, помните, как вы послали меня в табачную лавку и дали мне денег? Такая неприятность, сэр, я поскользнулся на улице и упал, и ваши деньги упали прямо в водосточную канаву. Я уж искал, искал, но не нашел!

Смышленый слуга, исполнявший роль хозяина, включался в игру.

– Не беспокойся, Джон, потеря не велика, я дам тебе еще. И в этот раз ты уж будь добр не обронить.

– Моя леди, мне нужно навестить больную тетушку. Но вы наверняка меня не отпустите, потому что я порвала мое любимое, ой, то есть ваше любимое платье.

– Ну что ты, Бетти. Конечно же я отпущу тебя навестить тетю. Кстати, это платье ты можешь забрать себе. В таком состоянии оно мне уже не нужно!

Так хозяева давали понять слугам, что все их хитрости им были известны. А слуги, в свою очередь, намекали на то, что хотели бы видеть господ более щедрыми. И все же, даже в игре, слуги не решались опуститься до той интонации, которую часто позволяли себе господа в обращении с ними, а горничные все так же суетливо вскакивали, видя, как не ловка их леди с черной работой.

Добрые хозяева, заботясь о своих слугах, также устраивали торжества для них во время больших религиозных праздников. Так, на Рождество они нанимали официантов и кухарку со стороны, чтобы их домашние могли повеселиться и потанцевать на славу Сами они спускались к ним на час, отдавая долг вежливости, и после их ухода веселье разгоралось с новой силой. И все же таких хозяев, которые пеклись о своих слугах, встречалось не много. Человеку свойственно быть недовольным чужой работой, а во многих домах культивировалась подозрительность в том, не даром ли слуги едят свой хлеб. Придраться можно было к чему угодно. Например, горничные должны были убрать дом еще до того, как семья вставала по утрам. Хозяин обычно терпеть не мог видеть по утрам снующих слуг и хотел спокойно расслабиться в одиночестве или в присутствии супруги в домашнем халате. Если же горничные случайно встречались с господами в коридоре, они должны были отвернуться к стене и пропустить господ вперед или же прислониться к стене и опустить глаза и руки вниз. Как и любому человеку, который только что проснулся, хозяину не хотелось никого видеть и чтобы его видели по утрам. Если девушка от любопытства все же поднимала на него глаза, то за это ей могли запретить убираться в верхних комнатах и приказать не совать своего носа дальше кухни. Это могло быть очень чувствительным наказанием, особенно если в дом ожидались гости. Ведь тогда все служанки любили, приоткрыв дверь в танцевальную комнату, рассматривать наряды собравшихся дам. Слуги вообще любили смотреть, как развлекались хозяева, слушать игру на пианино, присматриваться к затеваемым играм, разглядывать красиво одетых людей и перенимать их манеры. Все было интересно, так как вносило разнообразие в ежедневную рутину.

Дворецкий являлся лицом дома. От него требовалось, чтобы он держал себя достойно, даже надменно со всеми, включая хозяина (что никого не смущало), и своим видом придавал дому респектабельность. Величественность и степенность, присущая этой должности, шли вразрез с семейной жизнью, ворчащей женой и кричащими детьми. Она была по плечу только одинокому мужчине, не заботившемуся о том, чтобы унести что-то со стола своих хозяев голодным детям, и не ломавшим голову, как помочь своей жене. Поэтому как горничная, забеременев, немедленно увольнялась со службы, так и дворецкий, замеченный в любовной интриге, неизбежно покидал дом, где он порой проводил половину своей жизни. Утешением за безбрачную жизнь был его высокий статус. Как писал Чарлз Диккенс: «Он так часто обслуживал за столом людей самого высокого круга, что считал себя почти что наравне с ними». Для многих дворецких их должность являлась ступенькой в жизни, после которой, накопив состояние и заведя необходимые знакомства, он начинал заниматься торговлей и обзаводился семьей. Однако многие так привыкали к своей службе, сытой жизни и власти над всеми слугами, что предпочитали оставаться пожизненно дворецкими в одном и том же доме, служа отцу, затем сыну, а иногда и внуку. Их возраст и опытность в этом случае являлись плюсом, а не минусом. Однако такое было возможно только в семье, чье состояние оставалось стабильным и хозяева не страдали пагубными страстями, приводившими подчас к разорению.