Тори вылезла из машины, и Дэниел усмехнулся:

— Как ваша нога, леди?

Адам увидел, как ее улыбка стирает суровое выражение с лица паренька.

— Да я запросто марафон пробегу, — радостно сообщила она.

Адам уставился на нее. Сберегла весь свой шарм для этого юного разбойника, а не для него.

— Я потерял змея, — сказал Адам и предоставил Дэниелу самому решать, сколько стоил змей.

— Это был прекрасный змей, — сказала Тори, улыбаясь, и от ее улыбки паренек, казалось, рос на глазах. — Если бы ты только видел, как он летал. Когда он оборвал леску, он был похож на дикого жеребца, который вырвался на свободу — прямо в облака.

— Сколько за змея? — недовольно спросил Адам. Ему она не сказала, что змей был похож на дикого зверя. Нет, для него, того, который бегал по этому холму вверх и вниз так, что тряслись руки и ноги, для него — ледяной взгляд!

— Это подарок, — великодушно сказал Дэниел. — Для вас. — И он взял руку Тори, наклонился и поцеловал ее.

Она рассмеялась.

— А где ты достал коляску? — резко спросил Адам, напоминая Тори, что они здесь по делу.

— Да какая разница! — беззаботно сказал Дэниел.

— Договаривались, что ты ее не стащишь.

— Я ее не крал, — бросил он раздраженно Адаму, посылая Тори исподтишка еще одну улыбку. — Я ее занял и верну обратно.

— Ты требуешь награды? — сказал Адам, еле сдерживая ярость.

— Я об этом не думал. Спасибо, ста…

— Только попробуй!

— Вам еще что-нибудь нужно?

— Нет, — сказал Адам, и тут его взгляд упал на старый мотоцикл, который стоял с той стороны забора. — Это «харлей»?

— Да, моего брата.

Тори смотрела на него с минуту с каким-то неуловимым выражением на лице. Она знала, что не сможет уйти, пока не рассмотрит хорошенько мотоцикл. Она слегка тряхнула головой, но теперь на ее лице появилась улыбка.

Адам прошел в калитку, которая еле держалась на петлях. Мотоцикл был очень красивый. Старый. Хромированный, с черной кожей.

— Великолепная машина, — сказал он восхищенно. — Восемьдесят третий?

— Восемьдесят четвертый. Мой брат от него без ума. Он почти все сделал сам. Машина застрахована до следующей недели, так что на этой неделе он гоняет столько, сколько сможет.

— А как ты думаешь, мы сможем взять его напрокат?

Дэниел просиял, как будто уже подсчитывал свои комиссионные.

— Ну если к нему правильно подступиться, то, может, и получится.

— На один день. Я сегодня же верну его. — «По дороге в аэропорт», — мысленно добавил он.

— Я пойду поговорю с ним.

Дэниел поднялся по шатким ступеням и исчез в доме.

Тори прошла в калитку и посмотрела на мотоцикл.

— Адам, ты все еще сходишь с ума от этих нагромождений металла!

Его мозг юриста отметил, что она разговаривает с ним неохотно. Но она разговаривала с ним!

— Ну да! — «Действуй осторожно!» — подумал он. — А ты как?

— Мне никогда не нравились мотоциклы.

— Нет, нравились! Ты умоляла меня, чтобы я тебя прокатил, в те старые времена, когда мой мотоцикл был еще на ходу.

Ее щеки порозовели.

— Пожалуй, мне нравилось кататься! Но это совсем не то же, что та великая страсть, которой ты обычно отличался.

Да, ему тоже всегда казалось, что мотоциклы — его великая страсть. До этого утра, когда он подумал, как мог бы пощекотать ее ступни.

— Ты хочешь прокатиться на озеро на мотоцикле?

Краска сходила с ее лица. Она выглядела так, как будто сейчас скажет то, что не собиралась говорить.

Он был уверен, что она намерена сказать «нет», но она не стала этого делать. Она сказала «да».

И он почувствовал, как какая-то теплая энергия наполняет его.

Тори не могла поверить в это. Они стояли во дворе, который больше напоминал ночной кошмар, и смотрели на огромного черно-серебряного монстра; она только что сказала «да» на предложение поехать на нем на озеро вместо удобной машины.

Это было безумием — соглашаться. Ее разум требовал сказать «нет».

Но она сказала «да».

Он был прав. Ей нравилось забираться на заднее сиденье этих огромных, страшных машин, с которыми он когда-то возился.

Ей нравилось обвивать его руками, зарываться лицом в ароматную кожу его куртки, выглядывать из-за его плеча и чувствовать, как ветер дует в лицо и треплет волосы.

Дэниел вышел из дома со своим братом. Парень был немногим старше Дэниела и очень на него похож — такой же беззаботный и растрепанный.

Она видела, как он смотрит на Адама, и догадалась, что парень уже давно заметил его. И на этом лице, казалось таком безразличном, она видела симпатию и уважение.

В Адаме всегда это было. То, что ломало барьеры, которые не могли разбить другие.

Адам и брат Дэниела теперь увлеченно разговаривали о карбюраторе и распределительном вале. Они рассматривали мотоцикл, Адам что-то советовал, предлагал. Все это было похоже на встречу старых друзей.

Она все переживала, что согласилась прокатиться с ним. И что они с Адамом посягнули на область чувств, гораздо более опасную, чем ее смех, о котором просил Марк. Они снова возвращаются туда, где прошла их беззаботная юность.

Чувственность играла огромную роль в тех давних поездках. Огромную.

Она должна отказаться! Но она не может…

Дэниел вынес ей куртку и шлем.

— Это вам, — сказал он.

На черной кожаной куртке сзади был нарисован череп с перекрещенными костями. Судя по всему, он не был парнем, который легко расстается с любимыми вещами, а курткой он, безусловно, дорожил.

«Может быть, — думала она, глядя на его развалюху-дом, — эти куртка и шлем — самое ценное, что у него есть».

Она была так тронута его щедростью, что не смогла отказаться от даров. Дэниел помог надеть ей куртку, показывая себя джентльменом, и снова она была тронута. Она сунула руки в рукава. Дэниел был не намного крупнее ее, хотя казался таким. Она надела тяжелый шлем и застегнула его под подбородком.

Адаму тоже одолжили куртку — тоже из черной кожи, но без рисунка. Когда он надел ее, Тори показалось, что он снова превратился в того безрассудного и замечательного мальчишку из ее юности. Он улыбнулся ей, и она почувствовала, как земля поплыла из-под ног.

Он сел на мотоцикл и оглянулся через плечо. Она села сзади.

Он ударил ногой по педали, и мотоцикл ожил, взревел. Они плавно выехали со двора на улицу.

Она собиралась держаться за все что угодно, только не за него. Но мотоцикл качнулся, и она вцепилась в его куртку. И снова все стало хорошо. Ощущение, как будто она дома.

Где-то там, в ее доме, на столе лежали цветы, которые нужно было разложить сушиться, ее ждали и другие срочные дела, а она между тем собиралась ехать в свое прошлое с Адамом Ридом.

И снова у нее возникло чувство: ничто не может предотвратить того, что должно быть.

Они остановились на перекрестке.

— Ты знаешь, — крикнул Адам, стараясь перекричать шум мотора, — эта куртка на ком угодно выглядела бы отвратительно, но не на тебе!

— Она и на мне выглядит отвратительно!

Он рассмеялся.

— Нет!

— Да, ну и как же она на мне?

— Сексуально!

Она думала, что плохо его расслышала.

— Извини, как?..

— Не говори «извини», когда едешь на «харлее»! Нужно говорить «ха!».

— Ну хорошо! Ха, что ты сказал?

— Я забыл.

Но она знала, что он не забыл. И знала, что расслышала правильно. И тут же почувствовала, как по спине побежали мурашки.

— Адам, ты едешь слишком быстро! Ада-а-а-ам!!!

Она смеялась.

Он чувствовал себя почти в раю в эти мгновения.

Мощная машина, которая слушалась его. Мягкая дорога. Чудесный день. И Тори, которая обнимала его.

Ему нравилось, как она ехала с ним, перенося свой вес туда, куда он переносил свой, наклоняясь при поворотах, безошибочно держа равновесие. Из-за шлемов, рева мотора и свиста ветра в ушах было сложно общаться, да и зачем — слов здесь не нужно. Он почувствовал тот самый момент, когда она, сидя за ним, начала расслабляться и когда расслабление перешло в удовольствие. Теперь он знал, что она рада и что она понимает его.