Заметив Джорджа у дверей главного зала, Мэлди тихо чертыхнулась и вжалась в узкую затененную нишу в стене под лестницей. Казалось, он нарочно выслеживает ее, внезапно выныривая из каждого темного угла с того самого момента, как она вошла в донжон. И теперь, спустя два утомительно долгих часа, потраченных только на то, чтобы ускользнуть от его назойливого внимания, Мэлди испытывала сильное желание хорошенько огреть его чем-нибудь.
Неожиданно слева от себя она услышала мягкий низкий голос:
– С чего это ты жмешься по углам, девонька?
Мэлди снова мысленно выругалась и обернулась к мужчине, который, ссутулившись, небрежно привалился к стене напротив нее.
«На него, по крайней мере, хоть приятно посмотреть», – подумала она.
Высокий, худощавый, с длинными каштановыми волосами и мягкими карими глазами, он почему-то напомнил ей о Балфуре. Но несмотря на это, Мэлди чувствовала быстро растущую неприязнь ко всем мужчинам без исключения. Ей предстояло выполнить одно очень важное дело, а дюжие мужчины словно сговорились мешать ей в этом на каждом шагу. Да, в Дублинне наблюдалась явная нехватка женщин, причем любых: как хорошеньких так и не очень.
– Я прячусь от вон того зловонного огра {9}, по недоразумению считающегося человеком, – пренебрежительно буркнула девушка и кивнула в сторону Джорджа.
– А-а, Джордж. Что ж, он и впрямь серьезное испытание как для взора, так и для обоняния. Кстати, меня зовут Дуглас, – спокойно проговорил мужчина.
– А меня Мэлди, – осторожно ответила на приветствие девушка. – Ты, вероятно, ждешь, что теперь я скажу пару милых любезностей, прибавив, как ужасно рада знакомству? Увы, сегодня я просто не в силах больше лгать. Хотя я нахожусь здесь всего ничего, чуть больше одного дня, но и то уже смертельно устала от мужчин, необходимости постоянно льстить и глупо улыбаться.
Дуглас добродушно усмехнулся, но не ушел, явно пропустив мимо ушей завуалированную просьбу оставить ее в покое, и, весело хохотнув, заявил:
– По-моему, я еще не льстил тебе.
Мэлди удивленно рассмеялась:
– И вот так запросто, несколькими словами, ты нанес смертельный удар по моему бедному маленькому тщеславию. – Она оглянулась на Джорджа и с досадой пробормотала: – Бог мой, да неужто ему совсем нечем заняться?
– Ну, он может реветь, словно медведь, и махать мечом всякий раз, когда нашему лэрду мнится, что ему кто-то угрожает.
– Ах да, ваш лэрд. Его я тоже пока не имела чести видеть. Ни в прошлый раз, когда была в ваших краях, ни в этот.
– Он нечасто показывается людям на глаза. Впрочем, мне думается, так даже лучше.
– О! Так он все-таки болен. Об этом многие шушукаются украдкой. Может, я смогу чем-то помочь ему. Я ведь целительница.
Дуглас кивнул:
– Я слышал об этом. Да к тому же умелая, как мне говорили. Но нашего господина уже не вылечить, милая. Одно утешает – это не проказа, хотя я за всю жизнь не встречал никого, кто бы выглядел ужаснее, чем он. – Он скривился: – А тем бедолагам, которым не посчастливилось иметь крепкие желудки, хватает одного взгляда на нашего лэрда, чтобы их вывернуло наизнанку, настолько отвратительно выглядит его кожа. Временами у господина случаются кратковременные улучшения. Но коварная болезнь всегда возвращается, и тогда его страдания удваиваются. Он выглядит так, словно гниет изнутри. Так что, полагаю, ему уже недолго осталось. Правда, оглядываясь назад, следует признать, что никто даже не предполагал, что он сможет протянуть так долго.
– Сколько же времени он хворает?
– Да уж три года минуло.
– Что ж, может, у него просто какой-то кожный недуг. – Она слегка улыбнулась, заметив, что глаза собеседника расширились от изумления. – Ими страдают не только прокаженные, хотя, полагаю, их хвори есть нечто гораздо большее, нежели муки плоти. Уж поверьте на слово, мне доводилось видеть по-настоящему омерзительные кожные болезни. Да и потом, если бы ваш господин был мучим каким-нибудь неизлечимым недугом, то, полагаю, уже давно бы преставился.
Мэлди почувствовала небольшое облегчение и на одно мгновение испугалась, внезапно осознав, что какая-то глупая, безрассудная часть ее души действительно жаждет позаботиться об ужасном Битоне. Поглубже заглянув в свое сердце, Мэлди поняла, что хотя и испытывала стойкое отвращение к намерению убить человека, но вовсе не их родство было тому причиной. Облегчение, которое она испытала, было вызвано, скорее, тем, что она могла сдержать данную матери клятву, не убивая нечестивца, который и так уже стоял одной ногой в могиле и наверняка слишком ослаб, чтобы защитить себя от кого бы то ни было. С того самого момента как Мэлди невольно услышала пересуды о тяжелой болезни Битона, она беспокоилась, что ей предстоит сделать нелегкий выбор: убить человека чуть ли не на смертном одре или нарушить клятву, данную умирающей матери.
– С чего бы тебя так заинтересовало здоровье нашего лэрда? – вдруг спросил Дуглас.
– Я целительница. Вот ты воин, не так ли? Но разве твой интерес возбуждает лишь то оружие, которым ты сражался или владел?
– Нет, конечно, но и ты пойми меня правильно, милая. Сейчас не лучшее время для расспросов о Дублинне, даже если они исходят от такой красивой крошки, как ты. – Тут он кивнул в сторону входа в большой зал: – Смотри-ка, похоже, твой страстный воздыхатель уже уходит.
Она кивнула и поспешно отошла, а когда оглянулась, нового знакомого уже и след простыл. Мужчина словно растворился в полумраке, скрывшись с глаз так быстро, что впору было задуматься, а видела ли она его вообще. Мэлди даже вздрогнула от столь прихотливой игры своего ума. А вот предостережение Дугласа о ее излишнем любопытстве, пришлось более чем кстати. Хотя в его голосе девушка ни разу не уловила угрожающих ноток, но взяла это себе на заметку. У Дугласа, может, и не было намерения вредить ей лишь из-за пары нескромных вопросов, но вот остальные обитатели замка могли оказаться настроенными отнюдь не столь благодушно.
Когда она приблизилась к массивным дверям главного зала и заглянула внутрь, ее сердце, казалось, пустилось вскачь от смешанного чувства надежды и предвкушения. Большой зал выглядел довольно мрачно, так как все окна были тщательно занавешены тяжелой плотной тканью. А еще он был совершенно пуст. Мэлди просто не могла поверить в свою удачу и без промедления скользнула внутрь.
В течение долгих часов она упражнялась, придумывая правдоподобное объяснение на случай, если кто-нибудь спросит, что она делает на лестнице, ведущей к темнице замка, но, как оказалось, ей не суждено было воспользоваться придуманными отговорками.
Только коснувшись задвижки на двери, ведущей на потайную лестницу, ступени которой подходили прямо к темнице Эрика, Мэлди поняла, что допустила непростительную ошибку. В таком огромном зале множество темных уголков, и, прежде чем радоваться неожиданной удаче, ей бы следовало осмотреть их все повнимательнее. Легкий шепоток, донесшийся до ее слуха, стал предвестником серьезных неприятностей, в которые она, похоже, влипла, так как темное помещение вдруг наполнилось светом, стоило кому-то сдернуть с одного из окон тяжелую ткань.
– А… крошка-знахарка из деревни, – раздался из глубины зала протяжный низкий хрипловатый голос. – Что-то не припомню, чтобы я позволял тебе навещать моих узников или лечить их.
Мэлди очень медленно повернулась и обвела взглядом главный зал. Из одного по-прежнему плохо освещенного угла выступил высокий худощавый мужчина и направился прямо к ней. На шаг позади следовал другой – ростом повыше и еще более худой и жилистый, но, окинув его фигуру беглым взглядом и уделив особое внимание чертам лица, Мэлди утратила к нему всякий интерес. А вот уверенные движения и властные манеры первого мужчины позволили девушке предположить, что это и был сэр Уильям Битон собственной персоной.
Как только мужчина приблизился и остановился прямо перед ней, Мэлди подумала, что полученное от матери описание внешности коварного соблазнителя теперь было почти бесполезным. Ведь Маргарет помнила мужчину таким, каким он выглядел двадцать лет назад, а возраст Битона явно не красил. Мэлди понимала, что частично он выглядел такой уродливой развалиной из-за болезни: его кожа была испещрена гнойными нарывами и сочащимися сукровицей мелкими язвочками, да к тому же усыпана подсохшими струпьями, так стянувшими оставшиеся нетронутыми участки, что они словно светились нездоровым призрачным блеском. Красивые голубые глаза, которые, по словам матери, некогда пленяли женские сердца, сейчас почти полностью скрылись под воспаленными обвисшими веками, да к тому же постоянно слезились. От густых блестящих каштановых кудрей, которые мать порой упоминала, томно вздыхая, теперь осталось не больше, чем пара свалявшихся совершенно седых пучков, торчащих во все стороны на почти лысом черепе, придавая мужчине еще более отталкивающий и жалкий вид.
