Этого не должно быть, это просто немыслимо. Я знаю его всего два дня. Я не могу любить постороннего человека. Я совершенно ничего не понимаю. Эмили хотелось, чтобы они были знакомы уже сто лет, тогда она имела бы право заявить о своей любви.

Клод тем временем мягко отодвинул ее от себя и внимательно посмотрел ей в лицо.

— Ну что? Пришла в себя? — спросил он. — Я должен всю жизнь тебя спасать?

— А когда ты меня еще спас?

— Вчера, моя радость, когда ты чуть не обуглилась, — улыбнулся он. — Если бы я не намазал тебя кремом, твоя белая кожа была бы сегодня похожа на спинку жареного поросенка.

Эмили засмеялась, и Клод понял, что она приходит в себя. Он очень боялся, что она расплачется или впадет в ступор. Надо было что-то делать, чтобы страх, который испытала она в воде, не вернулся. Иначе она никогда не сможет больше получать удовольствие от плавания.

— Давай я тебя разотру. Мы позагораем, а потом поплаваем, — сказал он как ни в чем не бывало.

Эмили с ужасом посмотрела на него. Войти в воду? Сегодня? Никогда.

— Не бойся. Я же буду с тобой, — нежно сказал он. — Никакие рыбы тебя не посмеют тронуть.

Эмили готова была делать что угодно, только бы он никуда не уходил. Она кивнула и подала ему полотенце.

Клод очень аккуратно вытирал ее тело, боясь коснуться груди, хотя ему очень этого хотелось. Потом расстелил полотенце на песке и потянул Эмили вниз. Они опустились одновременно и обнялись. Это было настолько естественно, что Эмили не пришло в голову, что она совершает что-то предосудительное. Она прильнула к нему, как будто делала это тысячу раз в жизни. Их тела подошли друг к другу совершенно точно, как если бы были выточены из одного куска. Как ключ и замок, подумала Эмили.

Клод сдерживал себя из последних сил. Ему хотелось настоящей близости, хотелось слиться с ней в единое целое. Но он только ласково поглаживал ее спину, не в силах вымолвить ни слова. Это было откровение. Ни одна женщина, к которой он прикасался, не вызывала у него такого щемящего чувства нежности.

Эмили затаила дыхание. Она ощущала, что ее тело плавится. Кровь стучала в висках. Кончики пальцев покалывали тысячи иголочек, Она никогда не знала, что желание может быть таким болезненным. Если он сейчас же не поцелует ее, она просто сойдет с ума.

Клод понял это, нашел ее губы. Поцелуй был нежным и страстным одновременно. С ее языка лился мед, ее зубы были жемчужины, а дыхание было свежим ветром в пустыне.

Клод с усилием вынырнул из тумана. Он не целовал женщин в губы слишком давно. В какой-то момент ему перестало это нравиться. Это превратилось в привычный ритуал, который необходимо совершать, чтобы перейти к главному. Напуганная девчонка, совершенно неискушенная в любовных делах, вернула ему вкус поцелуя. Он тихонько счастливо засмеялся. Я тебя никому не отдам, подумал он. Ты будешь моя. Но не здесь и не сейчас.

Эмили смотрела на Клода расширенными испуганными глазами, не понимая, чему он улыбается. Она ему не понравилась?

Клод погладил ее по щеке и сказал:

— Пойдем поплаваем! Я не смогу так просто лежать с тобой больше ни одной минуты. А это все-таки городской пляж.

Эмили засмеялась и поднялась. Все хорошо, пело ее сердце. Все просто замечательно.

Они с удовольствием поплескались в воде недалеко от берега, потом поплавали наперегонки, после чего вышли на берег. Все это время они не касались друг друга, отдавая себе отчет, что остановиться не смогут.

После купания Клод предложил пойти в кафе. Эмили с удовольствием согласилась.

В кафе на площади они выбрали самый уютный столик в глубине зала. Здесь было прохладно и пусто. Обеденное время еще не настало, в кафе почти не было посетителей, и двое влюбленных вполне могли насладиться обществом друг друга.

— Может быть, теперь ты расскажешь мне о себе, — попросил Клод.

— Что именно тебя интересует?

— Все. Я хочу знать, как ты жила все эти годы без меня. Какие книжки читала, с кем дружила в детстве, как называла тебя мама.

— Мама… Мамы больше нет. Два года мы пытались бороться. Потом рак победил.

— Прости.

— Нет, просто ты должен знать. Я совершенно одна на свете. Отец умер за два года до маминой болезни. Мне кажется, что она просто не смогла пережить одиночество. Они были счастливой парой. А у тебя?

— Я тебе все расскажу. Потом. Давай сначала ты.

Эмили вдруг подумала, что может рассказать ему действительно все. Но что-то удерживало ее говорить о наследстве и вилле. Сначала она должна выяснить, кто такой Клод и какое отношение он имеет к семейству Горгульи.

— Так вот. Я специалист по французскому языку и литературе. Люблю хорошее кино, хорошие книги, хороших людей. Ничего необычного.

— Ты — самое необычное, что я когда-либо видел.

— Не смущай меня, Клод, — засмеялась Эмили. — Я не могу отделаться от мысли, что все происходящее сон. Понимаешь, так не бывает. Мы провели вчера несколько часов вместе. Почти поссорились, расстались, ни о чем не договариваясь. А сегодня…

— Что сегодня? — напряженно спросил он.

— Сегодня произошло что-то невероятное. Я смотрю на тебя, и мне кажется, что мы вместе много лет. У нас общая жизнь, у нас общий дом, у нас уже есть история. Разве мы когда-нибудь виделись?

— Эми, поверь мне, так бывает, — твердо проговорил Клод. — Когда я увидел тебя у ограды дома, то понял, что именно тебя ждал всю жизнь. Я не знаю, кто ты и зачем ты приехала сюда. Не понимаю, что тебя связывает с семьей Горгульи. Но мне все равно. Кто бы ты ни была, ты моя женщина. Ты понимаешь это?

— Клод, не пугай меня. Я ведь тоже не знаю, кто ты. И тоже чувствую, что ты единственный мужчина, который мне нужен в этой жизни. А вдруг ты преступник?

— Я не преступник.

— Почему же все так странно смотрят на меня и советуют поскорее уехать?

— Что ты хочешь спросить? Задай вопрос прямо, и я тебе на него отвечу. Обещаю, что не потребую никакой откровенности взамен.

— Клод, — помолчав, начала Эмили, — скажи мне, кто ты и что делал в саду Горгульи?

— Хорошо. Я сын своего отца. А в саду Горгульи стоит мой дом. Я просто вышел посмотреть, что делает хорошенькая девушка у ограды моего дома.

Эмили задохнулась от возмущения.

— Почему ты не сказал мне этого сразу?

— А что бы это изменило? Во всяком случае, считая меня садовником, ты не боялась быть простой и естественной. А если бы ты узнала, кто я, мы не провели бы такой замечательный день.

— Но ты меня обманул, — обиделась Эмили.

— Нет, не обманул. Я просто предоставил тебе возможность думать так, как тебе нравится.

— Значит, глава клана Горгульи твой отец, — покачала головой Эмили. Такой поворот событий ее почему-то не устраивал. Она смутно почувствовала, что сейчас-то и начнутся проблемы.

— У тебя к нему дело, — сказал Клод. — Только и всего. Наши отношения касаются только нас.

Эмили покачала головой. Клод, как и все мужчины, не придавал значения ничему, кроме своих желаний.

— Клод, боюсь, что все не так просто, — начала Эмили.

— Эми, давай договоримся. Сегодня наш день. Мы проведем его, говоря о любви и о будущем. Мне кажется, что никто и ничто не помешает нам быть вместе. Такое случается один раз в жизни. Доверься мне.

— Хорошо, — согласилась Эмили, но на душе у нее было неуютно. Лучше бы он оказался садовником.

К счастью, вестибюль «Норманди» был пуст и никто не мог видеть ее и слышать ее отчаянный крик. Жюстин с мужем были, скорее всего, на кухне — подходило время ужина.

Что вы делаете, мисс Даррел? — спросила себя Эмили и поморщилась. Стоять на террасе и кричать на всю улицу… Он все равно не мог меня слышать.

Почему она вдруг так испугалась? Ведь ничего не случилось. Наоборот, все прекрасно. Никаких оснований для паники нет.

Сумасшедшая! — подумала Эмили, заставляя себя успокоиться. Она подошла к своему столику и отодвинула стул. Надо выпить чего-нибудь и помечтать о будущем. Но что-то говорило ей, что отчаяние не заполнило бы ее душу, если бы на то не было причин. Может быть, это потому, что прежняя жизнь кончилась и она пока чувствует себя не очень уверенно в этом новом и прекрасном, но совсем незнакомом мире? Или ей всегда будет неуютно, если Клода нет рядом? Она словно маленький ребенок нуждается в ком-то, кто возьмет ее за руку и поведет по жизни. Ей нужно видеть и чувствовать его всегда, слышать нежную заботу в его голосе, опираться на его плечо, умирать от волшебной сладости его поцелуев, ощущать прикосновение его рук.