— Обещаю. — Эмили мысленно скрестила пальцы. — Обещаю подумать.

Боже мой! Ведь это мое первое предложение, ну разве можно было представить, что оно будет выглядеть столь прозаично. Для него, видите ли, важнее всего дружба!

Некоторое время Боб молчал, потом нерешительно произнес:

— Если ты все-таки согласишься, то имей в виду — я тебя не тороплю. Когда захочешь тогда и поженимся. Я готов ждать столько, сколько понадобится.

Эми закусила губу и коротко глянула в его добрые светлые глаза.

— Бобби, поверь мне, я этого не заслуживаю. — Она в самом деле так думала.

Четверть часа спустя, глядя из окошка местного автобуса на знакомые с детства улицы родного городка, Эмили всеми силами старалась выкинуть из головы предложение Боба и сосредоточиться на предстоящих делах. В первую очередь надо было срочно решать, что делать дальше.

Когда пару лет назад Эмили приехала домой к матери на летние каникулы, она и представить не могла, что застрянет здесь надолго и ей придется распрощаться с университетом. Она сразу заметила, что мать на себя не похожа, но Люси Даррел была человеком очень скромным и не хотела тревожить единственную дочь своими болезнями. То, что у матери рак, Эмили узнала совершенно случайно. Все эти два года мать и дочь мужественно сражались со смертельным недугом, пока пару недель назад Люси наконец не сдалась.

Похоронив мать, Эмили собралась продать коттедж и уехать из Иглтрэпа, но тут выяснилось, что продавать ей нечего: коттедж, оказывается, не принадлежал семейству Даррелов — они жили в нем на правах бессрочной аренды. Хозяином коттеджа был мистер Бенедикт, муж старшей сестры Люси Рейчел и добрейшей души человек. К сожалению, он покинул этот мир три года назад, и, как объяснил Эмили их поверенный, после его смерти Люси начала платить Рейчел арендную плату, которая повышалась с каждым годом.

Теперь, когда Эмили лишилась пенсии, которую ее мать получала за покойного мужа, и располагала только ненадежными гонорарами за частные уроки французского, ей будет довольно трудно расплачиваться со своей далеко не бедствовавшей теткой.

Откровенно говоря, Эмили не собиралась обосноваться навсегда в Иглтрэпе: в университете она изучала французский, мечтала стать переводчиком-синхронистом, путешествовать с Тони по всему миру… Тони был ее парнем, они познакомились в кампусе еще на первом курсе и с тех пор жили вместе. Когда выяснилось, что мать тяжело больна и все их радужные планы летят к черту, Эмили написала ему. В глубине души она надеялась, что Тони приедет к ней в Иглтрэп, но он и не подумал ничего менять в своей жизни и в прощальном письме сообщил ей, что через неделю отбывает в Европу. Так банально закончилась первая любовь Эмили, любовь, которая, как она была уверена, пребудет с ней навеки.

Единственным утешением служило то, как с грустью говорила она себе, что все произошедшее помогло ей избежать гигантской ошибки — уж лучше, когда тебя бросают дома, в Висконсине, чем остаться одной где-нибудь в центре Африки или даже в дешевой парижской гостинице. Так Эмили дала себе слово не связываться больше с мужчинами, которые ее не любят.

И тут это дурацкое предложение Боба… Он, между прочим, тоже ни слова не говорил о любви, только о дружбе… Похоже, история повторяется… Еще пару раз мужчины заикнутся ей о дружбе, и у нее разовьется комплекс.

Впрочем, если говорить серьезно, она ни разу не пожалела, что все эти два года фактически не принадлежала себе. Эмили благодарила Бога, что прошла вместе с матерью через весь ад несбыточных надежд на выздоровление, отчаяние и безнадежность больничной палаты, горькое примирение с неизбежным. До самой последней минуты Люси Даррел оставалась таким же светлым и душевно щедрым человеком, каким была всю свою жизнь. Эмили часто ловила себя на мысли, что эти два года подарили ей много бесценных воспоминаний.

Однако, так или иначе, а эта глава ее жизни завершена. Больше ее в Иглтрэпе ничто не удерживает. Вся проблема состояла в том, хватит ли ей крохотного наследства, которое ей достанется после смерти матери, чтобы сняться с места и попытаться начать новую жизнь. Впрочем, после продажи мебели из коттеджа тоже должны появиться кое-какие деньги.

Уж в чем точно можно было не сомневаться — драгоценная тетушка Рейчел не слишком расстроится, когда ее племянница покинет городок.

В глубине души Эмили никогда не понимала, каким образом Господь сотворил двух сестер такими разными. Сколько она себя помнила, ни разу не замечала между ними ничего, даже отдаленно напоминающего родственные чувства. Правда, Рейчел была на одиннадцать лет старше, но все-таки…

— Думаю, Рейч так и не смогла примириться с тем, что мое появление на свет отняло у нее часть родительской любви, — грустно заметила однажды Люси, когда дочь пыталась выяснить у нее причины холодности ее тетки.

— А сама она никогда не хотела подарить кому-нибудь свою родительскую любовь? — продолжала допытываться Эмили.

— Один раз было, — взгляд Люси сделался непроницаемым, она словно ушла в свои воспоминания, — но тогда ничего не получилось… Бедная Рейч… — Мать замолчала, и Эмили поняла, что дальнейшие расспросы ни к чему не приведут.

Умом Эмили понимала, что ее тетка в молодости была довольно красивой женщиной, во всяком случае куда красивей своей младшей сестры. Но в глазах у Рейчел Бенедикт словно навсегда застыло выражение обиды на весь мир, которое придавало ее лицу крайне непривлекательное выражение. Неудивительно, что в глазах окружающих она здорово проигрывала по сравнению со своей пухленькой сестренкой, которая каждого встречного обезоруживала веселым блеском темно-карих глаз и двумя прелестными ямочками на пухлых щечках. Тем не менее мать, как много раз замечала Эмили, совсем не была открытым человеком: иногда взор ее затуманивался и она уходила в свой собственный мир, куда не было доступа даже дочери. При всей своей откровенности Люси умела молчать. Эмили могла только предполагать, что в эти тихие минуты, как называла их сама Люси, она вспоминала своего покойного мужа. Видимо, их спокойный, бедный на внешние события брак был полон затаенной взаимной страсти и мать до конца дней не могла забыть об этом.

Тетушка Рейчел была человеком совсем иного рода. Эмили никогда не могла понять, почему она так всем недовольна. Покойный мистер Бенедикт нежно ее любил и баловал. А был он человеком довольно состоятельным, так что тетя Рейчел никогда не знала денежных и бытовых затруднений. Кроме того, она жила в чудесном особняке середины девятнадцатого века, из-под крыши которого пристально надзирала за деятельностью многочисленных женских организаций Иглтрэпа, наводя на них ужас и оцепенение. Похоже, однако, что даже эта деспотическая власть не помогала ей хоть на минуту почувствовать себя счастливой…

В этот момент Эмили сообразила, что автобус остановился возле ее дома, и пулей выскочила наружу. Стоял теплый октябрьский день, и девушка с удовольствием вдохнула свежего осеннего воздуха. Пока не похолодало, надо будет повозиться в саду, подумала она. Физический труд всегда благотворно на нее действует, и она спокойно может сочетать обдумывание планов на будущее с укутыванием на зиму розовых кустов…

Она застыла на месте с раскрытым ртом, увидев на калитке своего коттеджа табличку, которой еще утром не было. Надпись на табличке гласила: «Продается». Не веря своим глазам, Эмили прочитала еще раз, но надпись не исчезла. Чуть ниже был написан адрес и контактный телефон местного риелтера.

Это просто ошибка, твердила она себе, пока ноги несли ее последние несколько метров до входной двери. Сейчас она позвонит агенту — и все выяснится.

Она уже собралась войти внутрь, когда ее окликнул знакомый голос: на крыльце своего небольшого домика стояла Мелисса Бейкер, держа за руку своего младшего.

— Ты уже знаешь? — спросила она. Эмили растерянно развела руками.

— Я так и думала, что не знаешь. Когда они пришли, я попыталась устроить скандал, но люди из агентства заявили, что действуют от имени и по поручению владельца вашего коттеджа… — Соседка помолчала и добавила уже гораздо тише: — Она уже там внутри, поджидает тебя. Просто открыла дверь собственным ключом и вошла.