Солнце скупо тянуло через облака лимонные лучи и совсем не грело. Где-то над головой проносились чайки, и их крик тонул в гудении катерного мотора.

Сигурни раскинула руки в стороны и закрыла глаза. Ее охватило чудесное ощущение свободы и легкости. Она словно летела над морем вместе с чайками.

— Ты очень красивая! — громко произнес Ланссон.

— Что? — переспросила Сигурни, не открывая глаз. — Повтори!

Магнус расхохотался:

— Ты действительно не расслышала или просто хочешь, чтобы я сказал это еще раз?

Сигурни иронично прищурилась.

— Понятно, — улыбнулся Ланссон.

Он поднял лицо к небу и, перекрывая своим голосом все остальные звуки, прокричал:

— Сигурни! Эвенсон! Очень! Красивая! Женщина!

— Боже мой, как громко! Твои слова наверняка долетели до ушей Альфа! — Сигурни улыбнулась, поправив волосы плавным движением руки. — А он так ревнив… так ревнив… как мавр! — И Сигурни просто покатилась со смеху, вспомнив прозвище, которым наделил Альфа старый Берн.

— Альф — это твой муж? — уточнил Магнус.

— Да. Кстати, — Сигурни заинтересованно уставилась на друга, — что это мы все обо мне да обо мне? Я заметила, что у тебя нет кольца. Ты не женат или носишь его в кармане, потому что так проще клеиться к старшеклассницам?

Вопреки ожиданиям, Магнус не поддержал шутки. Неожиданно он выключил мотор и серьезно посмотрел на Сигурни.

— Знаешь, кажется, я однолюб, — сказал он.

Катер плавно покачивало на волнах.

— Тебе повезло, — вздохнула Сигурни. — Значит, ты нашел свой идеал и живешь в счастливом браке?

Магнус раскрыл корзинку и вынул бутылку «Шато-Икема», и в лучах солнца вино засветилось изнутри, словно жидкий драгоценный берилл.

— Я подумал, что необязательно устраивать пикник на суше. Давай представим себе, будто мы моряки.

Он весело подмигнул своей спутнице, но это не обмануло ее. Настроение у Магнуса резко изменилось, и Сигурни явно ощутила это.

Он отчего-то почувствовал себя не в своей тарелке. Что же случилось? Ведь все было хорошо, им было так весело вместе. И вдруг Магнус стал мрачнее тучи! Сигурни захотелось как-нибудь его поддержать, утешить. Она пересела ближе, рискуя опрокинуть легкий катер.

— Морской пикник. Звучит заманчиво, — проговорила Сигурни.

Магнус не спеша наполнил бокалы.

Сигурни отщипнула кусочек темного овечьего сыра и протянула Ланссону. Он взял его, и как будто в задумчивости погладил ее пальцы. Это прикосновение отдалось в сердце Сигурни приливом необъяснимой нежности и жалости.

— За что пьем? — спросила она.

— Давай выпьем за… — Магнус на мгновение задумался. — За это небо, это море, этот катер и за нас, сидящих под этим небом, посреди этого моря в этом катере.

— За нас! — поддержала Сигурни.

Несколько минут они просто наслаждались вином, мягко покачиваясь на волнах и слушая крики чаек.

— Я однолюб, — тихо повторил Магнус. — Но мне не повезло. Я нашел свой идеал и… кажется, навсегда потерял его.

Сигурни обеспокоенно посмотрела другу в глаза. Неужели все так плохо?

— Что с ней случилось? — осторожно спросила она.

— Вначале эта девушка просто не обращала на меня внимания. Она всегда считала меня только другом и никем больше. Я пытался ухаживать за ней, но она не воспринимала меня всерьез. Мы целовались только однажды, на вечеринке. Но там все друг с другом целовались, а значит, это не в счет. К тому же она сразу забыла об этом.

— А потом?

— Потом я потерял ее из виду. Пытался не думать о ней, вырвать из своего сердца. — Магнус говорил все взволнованнее, все откровеннее. — Но не смог. Каждую ночь я видел ее во сне и каждое утро просыпался с мыслью о ней.

— Ты не пробовал найти ее? Может быть, теперь…

— А теперь она замужем.

Магнус смотрел вниз, на дно катера, а потом вдруг вскинул глаза на Сигурни. От его взгляда у нее перехватило дыхание.

— Да, у нее есть муж, — глухо проговорил Магнус. — А еще дом, сад и двое детей.

«Нет, не может быть…» — подумала Сигурни. До этой минуты ей и в голову не могло прийти столь абсурдного предположения. Магнус, она, идеал, поцелуй… муж, дом, сад, двое детей… Боже, ведь это ее слова — слова, которые она сказала Магнусу сегодня утром!

Сигурни ощутила легкое головокружение.

— Кто эта девушка? — тихо, но требовательно спросила она. Голос ее звучал сухо и отрешенно.

Вместо ответа Магнус своими длинными руками обхватил Сигурни за плечи и потянул к себе. Он намеревался поцеловать ее в губы, но она отстранилась, и поцелуй пришелся в щеку.

— Магнус! — отчаянно крикнула Сигурни и уперлась руками ему в грудь. — Что ты делаешь?!

— Я люблю тебя, — ответил Магнус, подавляя ее сопротивление. Он жадно целовал Сигурни в шею, все сильнее прижимая к себе. — Я хочу любить тебя!

Фройдис вернулась домой только под утро. Ночной клуб утомил. Девушка, скинув туфли на высоченных шпильках, прошла в комнату. Открыла большое окно. Ветер тут же заиграл алыми легкими занавесками. Фройдис, расстегивая крохотные пуговки полупрозрачной кофточки, поставила в проигрыватель диск с латиноамериканскими ритмами. Музыка с первых тактов захватила ее всю. И, несмотря на бурную ночь, Фройдис начала пританцовывать, изящно двигая бедрами. Она скинула кофточку и потянула молнию на юбке.

Ветерок приятно овевал ее прохладой. Хотелось танцевать, и она танцевала, подпевая в полный голос. А голос у нее был хорош! Когда-то давно, будучи еще четырнадцатилетней девчонкой, Фройдис мечтала стать эстрадной звездой. Чтобы петь на сцене, ходить в блестящих нарядах, вытворять то, что вздумается. Вот как сейчас! И тогда, давно, Фройдис усаживала Агнесс и Сигурни на диван, который до сих пор стоит в этой комнате, и устраивала для них концерты. Девочки с восхищением смотрели на старшую сестру и восторженно хлопали и кричали, когда она заканчивала. И она была счастлива…

Фройдис скинула юбку, оставшись в изумительно красивом черном нижнем белье и чулках. Из каждого зеркала она улыбалась самой себе. Их в доме было много — девушка любила смотреть на свое отражение. И посмотреть было на что!

В комнате появилась заспанная Агнесс:

— Фройдис! — окликнула она.

Но сестра не слышала ее, продолжая танцевать и петь, повернувшись лицом к распахнутому окну.

— Фройдис! — заорала Агнесс, подскакивая к ней и дергая за руку. — Имей совесть! Я же сплю!

Фройдис обняла ее, поцеловала в щеку и, рассмеявшись, сделала музыку потише.

— Извини, Злюка! Я не хотела тебя будить.

Фройдис знала, что Агнесс не выносит, когда ее называют Злюкой, и потому часто поддразнивала ее этим обидным прозвищем. Ее забавляло раздражение младшенькой. Ведь она была такой заносчивой гордячкой, к тому же скучной. А разве может быть что-то хуже?

— Не называй меня так. Я…

— Знаю, знаю! Агнесс! Посмотри вокруг! Какое солнце в небе! А какой аромат! — Фройдис втянула воздух носом. — Какая чудная погода! А ты все спишь!

— Я, в отличие от тебя, не могу позволить себе прыгать по комнате! У меня времени нету.

— Да ты скоро совсем на своей работе засохнешь.

— Фройдис. — Агнесс снисходительно улыбнулась. — Посмотри, — кто ты и кто я!

— Ты — менеджер, я — секретарша, и что?

— Я — старший менеджер!

— А я — любимая секретарша! и у меня есть машина, а у тебя нету. — Фройдис рассмеялась.

— Ай! — Агнесс вышла из себя. — и в кого ты такая уродилась!

Она гордо удалилась из комнаты.

— Наверное, в фейерверк, который папа запустил в тот день, когда я появилась на свет! — крикнула Фройдис сестре вслед. — Агнесс! Будь проще!

И снова рассмеялась. Ох, как же она любила злить эту маленькую зануду. Всегда, с самого детства.

Фройдис освободилась от нижнего белья и чулок, накинула на изящные плечи шелковый коротенький халатик и пошла в душ, послав фотографии родителей, стоявшей на камине, воздушный поцелуй.