Фру Бьернсон, видя подавленное состояние Сигурни и списывая его на предстоящий развод с Альфом, старалась как можно больше проводить времени с малышкой Кари и Олафом. Мальчик остро чувствовал настроение матери и все время ходил хмурый. Даже не улыбался. Но каждый раз послушно гулял вечером с фру Бьернсон и сестренкой по берегу моря. Он часто глядел на большущий валун, где тетя Фройдис зарыла свою страшную тайну. И в его глазах стояла такая печаль, порой даже скорбь, что фру Бьернсон, глядя на него, украдкой смахивала слезу.

Сигурни думала и о Магнусе. Скорее даже о предложении Олафа пригласить его в гости. А почему бы и нет?

Позвать в гости… Что в этом такого?

У нее все равно никого, кроме детей, не осталось. Ведь Магнус — хороший. И он любит ее. Может, и она сумеет полюбить его?

Агнесс записалась на курсы дыхательной гимнастики, надеясь, что и любимый Котик-Улав будет ходить с ней на занятия, как другие мужья, чьи жены обучаются там. И на уроки автошколы. Пожалуй, она единственная из этой несчастной семьи была сейчас счастлива.

Она крутилась как белка в колесе, вся в заботах о предстоящей свадьбе. Вечерами она была у портнихи, которая шила ей платье.

Она сменила свой строгий синий костюм на удобные джинсы, зеленый свитер и кроссовки. Вместо неизменного «пучка» на затылке волосы теперь спадали на плечи мягкими волнами. Легкий макияж подчеркивал миловидность ее лица, придавая ему необычайную привлекательность.

При всей своей занятости предсвадебными хлопотами, Агнесс продолжала ходить на работу. И с радостью замечала, что коллеги теперь относятся к ней гораздо дружелюбнее, чем раньше.

Агнесс улыбалась. И почему она раньше вот так вот круто не изменила свою жизнь? И все было бы хорошо! Чего она боялась? Она нежно погладила свой пока еще незаметный плоский живот. Вероятно, так должно было быть.

Агнесс была счастлива, не замечая того, как осунулась и побледнела Сигурни; не замечая Фройдис, которая в последнее время ходила по дому мрачнее тучи, забыв о своих многочисленных мужчинах, обрывавших телефон звонками; не замечая некоей отрешенности милого «Котика». Агнесс упрямо гнала от себя мысль о том, что он не любит ее. «Время сделает свое дело», — говорила она себе и улыбалась.

Улав долго стучал в дверь мастерской, прежде чем Альф открыл ему. То, что увидел Йорт, привело его в ужас.

— Господи, Альф! Выставка через неделю! На кого вы похожи?! Как вы себя ведете?!

Эвенсон смотрел на него осоловелыми глазами и пьяно улыбался:

— Улав! Улав, дружище! Не кричи, лучше выпей со мной! Я ведь развожусь…

Йорт, почувствовав резанувшую боль, с досадой стиснул зубы:

— А я женюсь…

— О… — понимающе произнес Альф, потом, качаясь, пошел к распахнутому сейфу («Мадонна» уехала на выставку) и достал коньяк. — Только у меня стаканов больше нет.

— А!.. — с каким-то отчаянием махнул рукой Улав.

Он взял предложенную бутылку, отвинтил крышечку и глотнул прямо из горлышка.

— О! — На этот раз Альф одобрительно хлопнул Йорта по спине: наш человек!

Коньяк обжег внутренности и ударил в голову, снимая многодневное напряжение. Улав, сев на пол, сделал еще пару глотков янтарного напитка. В это момент Альф понимал его как никто другой.

— Я женюсь на Агнесс Лавранссон, — сообщил Йорт, проглотив коньяк и передавая бутылку Альфу.

— Да ну?! — Тот мягко рассмеялся. — Значит, и до третьей сестры дошло дело. А я все гадал, когда же она себя покажет. И какую же часть твоей жизни она разбила?

— Что? — Улав вздрогнул.

— Они все такие: если что-то берут, то разбивают вдребезги! — Альф сел радом с Улавом. — Я ненавижу их семью! Они приносят несчастье. Беги от них, Йорт, беги без оглядки! Они уничтожат тебя, как уничтожили меня!

— Я не могу. — Улав взял бутылку. Коньяк снова обжег горло. — Я связан с ними навсегда…

Больше они ни о чем не говорили. Они просто сидели у стены и пили, понимая друг друга без слов.

Фройдис в задумчивости постукивала пальцами по рулю своего красного «Бентли», стоявшего во дворе. Да, в последнее время она хандрила и почти никуда не выходила из дома. Ни прогулки, ни массаж, ни шоколад не помогали развеять мрачные мысли.

Что-то нужно было делать, что-то менять…

Она всегда жила весело и беззаботно. Крутила-вертела мужчинами, как ей хотелось. Встречалась с ними, спала, после чего бросала, словно смятый носовой платок.

Так она мстила ему — первому, американцу Рику, приехавшему посмотреть Норвегию. Мстила за две недели небесного счастья и любви. И за скомканный год боли и унижения. И за детей, которых у нее нет и больше уже никогда не будет.

Потому она всячески терзала представителей «сильного пола», издевалась над ними, как могла. Доставив им наслаждение, сталкивала с пика блаженства в черную пропасть отчаяния.

Она была гордячкой — Фройдис. Вся в мать француженку — и внешностью, и характером.

Когда-то ей попался в руки дневник Мишель Костри. До чего же были схожи их судьбы! Только вот Мишель повезло — она встретила Юхана Лавранссона и родила ему трех дочерей. Найдет ли она, Фройдис, своего Юхана? Даже если счастье улыбнется ей, она никогда не сможет подарить своему избраннику детей.

По щеке девушки сбежала горькая слеза. Фройдис смахнула ее и до отказа вжала педаль газа своего красного «Бентли». Надоело сидеть дома…

Успокоиться. Успокоиться и начать жить заново.

После долгой апатии, Сигурни с головой ушла в домашние хлопоты, стараясь забыться. Ей прекрасно были известны и другие способы отвлечься от тягостных мыслей: например, сидеть и пялиться в телевизор, что она и делала долгое время, или снять стресс легкими наркотиками (достать их гораздо проще, чем алкоголь), или уехать куда-нибудь далеко-далеко, или завести нового любовника. Когда подобные мысли тревожными птицами проносились у нее в голове, Сигурни только усмехалась. Она не могла позволить себе ни наркотиков, ни путешествий, ни любви на стороне — да и не хотела. Ведь у нее дети, и сейчас как никогда она нужна им здесь — здоровая, полная сил, всегда готовая поддержать, ободрить, развеселить.

Незаметно пролетели три будних дня, и наступили выходные. Улав не звонил и не искал встреч, Альф тоже пропал. После двух мучительных тоскливых ночей Сигурни вдруг почувствовала облегчение — словно в ее душе пролился живительный долгожданный дождь после душного дня. Она поняла, что ни Эвенсон, ни Йорт в ее жизни не занимали главного места, а значит, она способна обойтись без них. Несмотря на то что воспоминания об Улаве по-прежнему доставляли ей боль. Но теперь это были только воспоминания. Прошлое. Она знала, что у них с Йортом больше нет настоящего, а их будущее, о котором она мечтала, погребено под камнепадом измены.

Теперь перед ней открывался новый путь, свободный и широкий. Ей предстояло начать новую жизнь — без Альфа и Улава, без опостылевшего мужа и предателя-любовника.

В субботу Сигурни сводила детей в луна-парк. Они ели мороженое, смеялись, бродили, держась за руки, и покатались на всех, какие там только были, аттракционах. Встречные мужчины бросали восхищенные взгляды на Сигурни, несмотря на то, что она была с детьми. Один кавалер даже схлопотал от своей дамы пощечину за то, что «пялился» на эту «корову». Сигурни, услышав пренебрежительный отзыв о себе, ничуть не расстроилась. Заинтересованные взгляды мужчин ее абсолютно не волновали. Сигурни знала, что сегодня она необычайно привлекательна и женственна. Но сейчас она дарила улыбки только одному мужчине. Маленькому, кудрявому ангелу — Олафу, который сегодня меньше чем когда-либо напоминал ей Альфа: ведь его отец не умел так открыто и искренне улыбаться и так ласково смотреть на нее. Или умел, но разучился. Разменял свое умение на выпивку, любовниц и нелюбимую работу.

Вечером дети, с помощью своей неутомимой мамы, достроили шалаш. Олаф долго упрашивал Сигурни, чтобы она разрешила ему остаться в нем на ночь. Но погода переменилась, и холодный морской ветер продувал шалаш насквозь. Сигурни опасаясь, как бы ребенок не простудился, запретила ему ночевать на дереве. Олаф загрустил. Тогда Сигурни спросила, как он хотел бы провести завтрашний день, намекнув, что исполнит любое его желание. И Олаф предложил позвать в гости дядю Магнуса.