Нью пристально смотрел на стенд. Его глаза сузились, но он ничего не говорил.

Майра взяла деньги и схватила сына за плечо, чтобы вывести из кафе, но он словно врос ногами в пол. Она бросила гневный взгляд на Рэйвен, а затем, казалось, впервые заметила стоявшего за ней Рикса.

— Вы, — желчно прошептала она. — Вы ведь Эшер?

«О боже», — подумал Рикс.

Бертон и все вокруг слушали.

— Я знаю, что вы Эшер. У вас внешность Эшера. И вы здесь вместе с этой женщиной, мистер Эшер?

Рикс знал, что лгать не было смысла.

— Да.

— Горожанка, — насмешливо обратилась Майра, — то, что вы ищете, находится у вас под носом. Спросите любого, что происходит ночью в Эшерленде. Спросите о Лоджии и о тварях, что живут там в темноте. Нью! Мы уходим!

Мысленно Нью видел лицо Натана среди других фотографий. «Я должен сообщить этой женщине о том, что видел», — сказал он себе. Сейчас он Глава семьи и, рассказав, поступит правильно. Мать сжала его руку.

— Нью, — сказала она.

Напряжение в ее голосе разрушило оцепенение мальчика, и он позволил вывести себя наружу. Ощущая свою полную беспомощность, Рэйвен наблюдала сквозь дверное стекло, как Майра Тарп садится за руль пикапа. Мальчик занял место пассажира, грузовик отъехал от тротуара и загрохотал по улице в сторону горы Бриатоп.

— Вот же свинство! — тихо выругалась Рэйвен.

— Не вините ее, мисс Дунстан, — сказал Бертон. — Майра Тарп живет на горе, в изоляции. В начале года у нее умер муж. Она ничего не знает.

«Вот тут вы ошибаетесь», — подумала Рэйвен.

Рикс отвлекся от стенда.

— Что все это означает?

— Кое-что, над чем я работаю.

Она не хотела обсуждать это в присутствии посторонних.

Рикс торопился уйти. Он чувствовал на себе пристальные взгляды. Пока Рэйвен платила по счету, Рикс еще раз всмотрелся в детские лица.

«Пропал вдруг средь бела дня, — говорила Рэйвен. — Точно так же, как твой брат».

Он резко повернулся и вышел на залитую ярким солнечным светом улицу. Свой красный «тандерберд» он припарковал за углом, где его не было видно с главной улицы Фокстона.

— О чем она говорила? — спросил Рикс у Рэйвен, когда та вышла. — Она упомянула Лоджию.

Рэйвен посмотрела вдаль, туда, где пряталась в тумане вершина горы Бриатоп. Сказанное Майрой Тарп о Лоджии не было для Рэйвен в диковинку. Она принимала эти истории за местные суеверия, но теперь подумала, нет ли в них доли правды.

— Местные жители верят: кто-то или что-то живет внутри Лоджии Эшеров. Когда ее закрыли?

— После смерти моего дедушки, в сорок пятом. Все комнаты остались как были, но там никто не живет.

— Вы уверены в этом? А что, если там прячется какой-нибудь бродяга? Или браконьер?

— Там нет электричества, нет света. Окна заложены кирпичами, и никто не отыщет дорогу в темноте.

— Лоджия заперта?

Он отрицательно покачал головой.

— Моя семья сочла это излишним. У нас не было проблем с браконьерами.

— То есть вы не знаете наверняка, что Лоджия необитаема? — настаивала Рэйвен. — В ней столько комнат, запросто можно спрятаться.

Рикс не ответил. Он понял, что собеседница права. В Лоджии сотни комнат, где может укрыться бродяга, а человек с ружьем легко обеспечит себя едой.

— Мне пора возвращаться в редакцию, — глянула на часы Рэйвен. — До завтра.

Рикс посмотрел, как она уходит, прихрамывая. Из его головы не шли фотографии детей, их улыбающиеся беззаботные лица. Дневной свет приобретал кровавый оттенок. Он поспешил за угол, к своей машине.

Когда Рикс ехал из Фокстона, в голове кружился вихрь беспокойных мыслей. «У шерифа Кемпа в офисе кипа дел… Пропал вдруг средь бела дня. Точно так же, как твой брат…»

«Страшила ходит по лесу, — внезапно подумал он. — Нет, нет. Это всего лишь сказка, жуткая история для промозглых октябрьских вечеров».

В воображении возник скелет. Он ужасно медленно раскачивался, и из глазниц капала кровь. В следующее мгновение Рикс вынужден был резко повернуть руль вправо, так как внезапно выехал на полосу встречного движения.

В миле от Фокстона Рикс глянул в зеркало заднего вида и заметил на дороге старенький коричневый фургон, который сопровождал его до следующего поворота, а затем, не доезжая до Эшерленда, резко свернул на грунтовую дорогу. «Самогонщик», — подумал Рикс. Он, вероятно, успел изрядно хлебнуть горного зелья.

Когда красный «тандерберд» скрылся из виду, коричневый фургон остановился, развернулся и направился обратно в Фокстон.

Ветер свистел и завывал за окнами Гейтхауза, ветки деревьев царапали луну, а Нора Сент-Клер-Эшер постепенно раскрывала Риксу свои секреты.

Был почти час ночи. Рикс читал дневник бабушки с восьми часов. Он, извинившись, удалился из игровой комнаты после того, как Кэт разгромила его в шахматы. Делая обдуманные точные ходы, она не рассказала Риксу, о чем говорила днем с Уоленом. Приходил Бун. Он играл сам с собой в дартс и выспрашивал, куда это Рикс уезжал. Но тот успешно отразил все попытки брата вызнать, чем он занимался. После обеда Бун ушел в конюшню. Рикс, чтобы Паддинг не донимала его, загородил дверь своей комнаты креслом.

Сейчас Рикс сидел за столом и аккуратно переворачивал хрупкие листы. У Норы был ясный почерк и простой, без вычурности, стиль. Некоторые страницы слишком выцвели, не разобрать слов, но в воображении Рикса ее жизнь в Эшерленде была подобна изящной акварели. Он сумел увидеть Лоджию так, как ее описывала она: комнаты, коридоры, безукоризненные спальни, наполненные антиквариатом со всего мира, вощеные блестящие полы из дорогих сортов дерева, мириады окон всех форм и размеров. К январю 1920 года Нора окончательно смирилась с присутствием строителей, которые трудились от зари до зари. Лоджия увеличивалась.

Располагающими к лени весенними деньками она обожала кататься на лодке по озеру, обычно в компании с Норрисом Бодейном, и наблюдать за дикими лебедями, которые гнездились на северном берегу. Во время одной из таких прогулок, в апреле 1920 года, когда Эрик уехал по делам в Вашингтон, она заметила в Лоджии любопытную особенность. Рабочие рубили высокие сосны с северной стороны дома, чтобы возвести строительные леса, и там же в стене Лоджии от крыши до фундамента была кривая забетонированная трещина шириной по меньшей мере фута в два.

Когда она спросила об этой трещине, Норрис со своим заметным северокаролинским акцентом объяснил, что Лоджия под собственной тяжестью медленно погружается в остров.

Разлому уже много лет, и Эрик, чтобы он не расширялся, уравновешивает Лоджию новыми пристройками.

У Норы были собственные комнаты в восточном крыле, и она редко отваживалась выходить оттуда. Она несколько раз терялась в Лоджии и безнадежно блуждала по лабиринту комнат, пока ей не удавалось встретить кого-нибудь из слуг. Иногда Нора целыми днями не видела Эрика. Ладлоу был для нее не более чем призраком, которого она слышала по ночам, когда тот ходил по коридорам.

Рикс был очарован ею. Он наблюдал, как маленькая девочка становилась женщиной. Затаив дыхание, читал восторженное описание банкета на триста человек. Она негодовала, когда на трофейном «фоккере», привезенном из Англии после Первой мировой войны, Эрик пролетел мимо окон детской и испугал ребенка. О маленьком Уолене она писала с любовью и нежностью.

«Маленький Уолен, — мрачно подумал Рикс. — О, Нора, если бы ты только могла видеть его сейчас!»

Ветер яростно хлестал по деревьям за окном. Рикс приближался к заключительным страницам дневника. Он стал поверенным Норы, ее последним компаньоном. Он читал, а время сдвигалось, раскалывалось и затягивало его в водоворот людей и событий.

Нора стояла на балконе в длинном белом платье и смотрела в угрюмое майское небо. Тучи выкатывались из-за гор, как товарные поезда, каждый из которых вез более тяжелый груз, чем предыдущий. Небо пронизывали темные нити, а вдали плясали быстрые вспышки молний. Когда капли дождя забарабанили по поверхности озера, Нора вернулась в спальню и закрыла балконную дверь. Прогремел гром, и стекла в рамах задребезжали.