Месяц наконец-то вошел в силу, он поднялся по небосклону и теперь освещал землю узкой и яркой полоской света. Вошли в световой экстаз и крупные турецкие звезды, нависшие над землей огоньками от свечей. Дорога стала видна как на ладони. И все равно боевики возникли у входа в ущелье внезапно, они размытыми тенями выныривали из пространства, затопленного голубым туманом, и скользили друг за другом бесконечной цепочкой по нескольку человек в звеньях. Ни стука камней под ногами, ни бряцания оружия не было слышно, видимо, сказывались вековые горские устои, когда война в этих местах являлась неотъемлемой частью быта. Они шли, уверенные в том, что кукушки, рассаженные вдоль всего пути их следования, своевременно предупредят обо всем. От головы колонны отделились несколько человек, они положили руки на автоматы и заспешили ко входу.
— Аллах акбар! — крикнул один из них еще издали.
— Аллах акбар, — отозвался Серега как бы полусонным голосом.
Боевик сказал еще несколько слов на чеченском языке, на которые разведчик ответил коротким междометием, и диалог прекратился. Горцы оставили оружие в покое и продолжили неторопливое движение вперед с таким расчетом, чтобы их догнала основная масса воинов аллаха. Серега демонстративно чиркнул зажигалкой, бояться теперь было нечего. Это действие послужило и сигналом ко всеобщему вниманию. Мимо десантников, прятавшихся за укрытиями, потянулись мужчины от семнадцати до сорока пяти лет, заросшие черными бородами с усами по самые уши. В их среде попадались седобородые аксакалы в тюбетейках и с рукавами рубашек, закатанными по локоть, Наверное, пример эсэсовцев из Отечественной войны и для них играл не последнюю роль. Все горцы были одеты кто во что горазд, в основном в армейский камуфляж из советских времен с тяжелыми ботинками на ногах и с армейскими же рюкзаками за спинами. На шеях висели новые семьдесят четвертые автоматы Калашникова, у некоторых оттягивали руки ручные пулеметы Дегтярева или конструктора Калашникова из Удмуртии, наконец-то получившего с приходом перестройки звание генерал-лейтенанта со второй звездой Героя. Были среди боевиков и такие, которые несли на своих плечах трубы от переносных зенитно-ракетных комплексов, или массивные короткоствольные гранатометы и минометы с не менее тяжелыми тарелками под них. Все это воинство шагало молча и не в ногу, у каждого на лице отражалось терпение к трудностям пути и покорность воле аллаха. И если бы кто присмотрелся повнимательнее, то он бы заметил, что никакие это не освободители родной земли от иноземных захватчиков, а люди, обманутые пустыми посулами, в основном крестьяне. Злые на всех и на все и пошедшие на смерть не за идею, а за деньги. В то время, как на лицах русских парней отражалась дерзость воинов великой державы, смешанная с превосходством их над всеми нациями в мире. Так оно и было на самом деле, русские чувствовали себя господами не только на собственном подворье, но и во Франции с Италией, и в той же далекой Америке, освоенной ими в одно время с европейцами разных мастей.
А колонна между тем продолжала втягиваться в ущелье, скоро голова ее поравнялась с местом на склоне горы, после которого уже не было ни одного пехотинца, затаившегося в засаде. Но хвост еще не показался, он по прежнему оставался в тумане. Медлить больше было нельзя, иначе часть боевиков могла прорваться и уйти снова в горы. Капитан, примостившийся со своим АКСом рядом с пулеметчиком, обернулся на фээсбэшника. Увидел, как тот нашарил пальцем спусковой крючок от подствольника и направил автомат на середину колонны, где скученность горцев была самой большой. Раздался тихий хлопок, мгновение спустя над дорогой взметнулась яркая вспышка от взрыва гранаты, она превратилась в ночной тишине в авиационную бомбу, попавшую в цель. С обоих сторон по воинам аллаха, оторопевшим от внезапного нападения, ударили десятки стволов, пули достигали цели, или рикошетили о валуны на дороге и раскаленными шмелями носились между кустами, росшими по склонам. Воздух был прошит ими как кусок материи разноцветной вышивкой. Пространство огласили крики раненных и умирающих людей, они перемежались с проклятиями и ответными очередями бандитов, посланными наугад. Красные, синие и зеленые строчки исчертили ущелье вдоль, поперек и вертикально, казалось, кто-то большой и сильный пытался накрыть его сетью с ячейками, таявшими на глазах. Никто не был в силах запутаться в этих ячейках, падая сразу камнем на дно. Капитан работал выборочно, находя кучки горцев, не успевших оценить обстановку или охваченных паникой с яростью. Он посылал туда с пяток пуль, пока последний из них не опрокидывался на землю или не прятался за трупы своих товарищей. Командир отряда морпехов не гонялся за оставшимися в живых, он знал наверняка, что они никуда не денутся. Их или добьют стрелки с противоположного склона горы, или они сами попадут под свинцовый смерч.
Наконец боевики опомнились, кто-то из них попытался добросить гранату до засевших в засаде, кто-то змеей заполз в придорожные кусты, порываясь открыть огонь из разных видов оружия. Но все эти одиночки не представляли опасности, они больше походили на смертников, решивших пожертвовать своей жизнью ради небесного рая. Морпехи вместе с фээсбэшниками отстреливали их как куропаток, запутавшихся в силках. Капитан приподнялся на локте и посмотрел туда, где был выход из ущелья, он хотел удостовериться, что голова колонны тоже разбилась о свинцовую преграду, поставленную десантниками. Так оно и было, дорогу усеяли трупы горцев, застывшие в самых неожиданных позах. Расчет оказался правильным, он принес ощутимые результаты. Дело оставалось за малым, наступить на хвост удава, чтобы прекратить его агонию, в том числе и с помощью разведчиков, поджимавших колонну сзади. Оттуда уже доносились звуки боя, злого и беспощадного. И вдруг воздух просверлил странноватый посвист, он не походил ни на один, известный командиру десантного отряда за время его службы в элитных войсках. Это было похоже на трель дрозда, простудившего горло. За спиной разорвалась пополам гора, в образовавшуюся пропасть полетели осколки неба, разбитого на мелкие части. Лишь позже капитан вспомнит, что такие звуки издает ракета, пущенная из ПЗРК в условиях горного ущелья, где воздух обладает качествами, отличными от морских с равнинными. Но сейчас он заставил себя развернуться назад, увидел, как в призрачном свете на землю падают части человеческих тел, едва прикрытые тряпками. Там, где занимали позицию Серега с радистом, дымилась глубокая воронка, рваная по краям. Капитан провел рукой по лицу, почувствовал, что ладонь стала липкой от крови. Вероятно, крохотный осколок впился в щеку, или от контузии закровоточил нос. В голове шумело, сильно болели глаза, он закрутил шеей, стараясь сообразить, откуда стреляли. Со стороны дороги не могли, боевики, оставшиеся в живых, не отрывались от нее, а те, что добрались до кустов, находились под перекрестным огнем. Тогда он вскинул подбородок и увидел на противоположном гребне с десяток фигур. Они метались по его краю в синеватых лучах месяца, посылая через ущелье пульсирующие красноватые строчки. Иногда кто-то из них освещался мгновенным высверком, и тогда на позициях морпехов раздавался очередной мощный взрыв.
Теперь обстановка прояснилась. Скорее всего боевики послали группу разведчиков по гребню, тем самым прикрывая себя с воздуха от внезапного появления "ночных охотников" — "вертушек" нового поколения, отрабатывавших на них приемы ведения ночных операций. Горцы, вооруженные ПЗРК с самонаводящимися головками, решили применить их по наземным целям, тем более, что тепловых источников было достаточно. Наверное одна из ракет сработала на подствольник Серегиного автомата, фээсбэшник не стрелял очередями, а посылал в чехов гранату за гранатой. Капитан скосил глаза на укрытие, из которого командир отделения поливал горцев из ручника Дегтярева. Пулемет молчал, а самого пехотинца нигде не было видно. Он заметил сержанта, отброшенного взрывной волной к дереву, росшему ниже по склону, и быстро перекатился к его пулемету. Тот был еще горячим, с диском, опустошенным лишь наполовину. Передернув затвор, Панкрат направил ствол на гребень горы, черные силуэты горцев продолжали метаться по нему, они походили на чертей, устроивших полуночные пляски. Приникнув щекой к прикладу, офицер поймал зрачком прорезь в прицельной рамке, затем подцепил указательным пальцем спусковой крючок и плавно нажал на него. Из искрогасителя на конце ствола вырвалось рваное пламя, фигуры прекратили свой танец. Одни словно провалились в преисподнюю, остальные согнулись и бросились искать укрытие. На участке, контролируемом морпехами, наступила чуткая тишина, прерываемая лишь одиночными выстрелами. Но в том месте, где находился хвост армии боевиков, отсеченный от тела, разгоралась настоящая битва. Автоматная трескотня чередовалась со взрывами, не затухающими ни на минуту. Помочь фээсбэшникам шквальным огнем из всех стволов не представлялось возможным, горцы, оказавшиеся отрезанными от основных сил, отшатнулись в туман и заняли круговую оборону. Панкрат снял берет и тыльной стороной ладони вытер пот на лбу, затем хрипло окликнул командира взвода, находившегося на противоположной стороне ущелья: