— Это завещание боярина Скарги, это расписка моего отца в том, что он получил обратно сокровища, украденные французскими супостатами у Скаргиных, от терского казака Даргана Дарганова и его жены Софьи, — он положил бумаги на середину стола, чтобы гости могли их просмотреть. — Видите, здесь стоят подписи не только моего отца, но и ваших родителей. Вот этот крестик поставил наш благодетель, а эта роспись его супруги.

Захарка с Петрашкой с любопытством уставились на бумаги, они впервые увидели, как расписывались их отец с матерью в те далекие времена. Буалок тоже наклонил голову над столом, стараясь рассмотреть почерк Софи де Люссон, ближайшей своей родственницы. Молодые женщины пока старались соблюдать правила приличия, ограничиваясь лишь любопытными взглядами.

— Я ведь тогда промышлял толмачом в Иван-городе, где много ливонцев со скандинавами, я знаю ихние языки. А ваши папа с матушкой как раз навестили наш Новгород, — продолжал рассказывать наследник сокровищ князей Скаргиных. — После возвращения фамильных драгоценностей, мы выкупили родовой особняк и наше поместье у новых их владельцев. А младший брат хочет теперь отсудить у меня часть имения, — он непритворно вздохнул. — Наверное, эти сокровища были добыты боярином Скаргой нечестным путем, удачи они нам не приносят.

— Вполне возможно, — пожал плечами Захарка. — Не зря говорят, что невинно пролитая кровь требует отмщения.

— Я про это и намекаю, — засуетился хозяин. Он перевернул вместительную шкатулку, на четверть заполненную драгоценностями, вверх дном. — Посмотрите на эти изделия, все они прошли через царские длани, окропленные кровью народа.

По скатерти раскатились перстни с кольцами и брошами, заструились живым золотом цепочки, заискрились матовой белизной крупные жемчужины, собранные в ожерелья. Им вторили разноцветными отсветами драгоценные камни безо всякой оправы. Над сокровищами, в свете пламени от свечи в настольном подсвечнике, появилась небольшая радуга, она задрожала над столом, готовая превратиться в радужный шар. А хозяин добра между тем разворачивал новые бумажки, откладывая по одной сбоку себя:

— Это расписки, какая из вещей пошла на погашение долга, какая продана за деньги, чтобы было на что жить. И что подарено нужным людям, чтобы возвратить положение в обществе, утраченное вместе с семейными сокровищами, похищенными у нас французами.

Наконец лысоватый мужчина взял шкатулку в руки и потряс ею над столом, демонстрируя опустевшее нутро. Там действительно больше ничего не находилось, лишь крышка показалась Захарке тяжелее обычного. Она будто притягивала взгляд, заставляя думать о том, что под ней скрывается что-то еще. Он забрал старинной работы сундучок из рук хозяина дома и покачал его на ладонях, как бы показывая всем, что и сама шкатулка стоит немалых денег. Сам незаметно прикидывая, соответствует ли вес ее объему. Снова почудилось, что она весит больше, чем должно быть на самом деле, но мысли с нужного направления сбивали углы сундучка, окованные медными пластинами. Заглянув вовнутрь и постучав по крышке костяшками пальцев, Захарка раздумчиво покривил щеку и вернул шкатулку хозяину. Он подумал о том, что если бы за ней что-то скрывалось, оно давно бы загремело или на крайний случай звякнуло, да и звук от постукиваний почудился похожим на тот, который издает сухая доска.

— Я сам общупывал шкатулку со всех сторон, думал, что и дно у нее двойное, и боковины, и даже крышка скрывает пустоту, — понимающе посмотрел мужчина на Захарку. — Но дело в том, что если бы где-то она и была, то отозвалась бы пустым звуком. А здесь он цельный, как от старого дерева.

Для наглядного примера он еще раз поколотил по сундучку со всех сторон, потом придвинул его к себе и начал складывать вовнутрь разбросанные по столу сокровища. Под конец положил туда бумаги и закрыл крышку:

— Господа Даргановы, я представил вам весь наш капитал, большая часть которого помогла нам с помощью ваших родителей подняться на ноги, — он открыто улыбнулся. — Ничего другого Даргановы нам не передавали, в чем я даю вам свое слово дворянина.

— Мы вам верим, — вздохнул Захарка. — Поймите и нас, мы должны найти раритеты, которые принадлежали не одному человеку, а народу всей Франции. И мы поклялись разыскать их во чтобы то ни стало.

— Пусть Господь поможет вам в этом благородном деле. А теперь прошу отобедать с нами, чем Бог послал, — склонил голову хозяин дома. — Если пожелаете, то можете заночевать у нас, а утром отправиться дальше. Погода, кажется, испортилась окончательно, да и вечер уже на носу…

Сразу за пограничными столбами, разделяющими Российскую империю с Великим княжеством Финляндским, с неба повалил крупный снег. Он был таким мягким и пушистым, что путники, особенно женщины, поначалу ему обрадовались. Экипажи шли друг за другом, впереди ехали Захарка с Ингрид, за ними Петрашка с Сильвией, и замыкали небольшую кавалькаду Буалок с Аннушкой, таращившей глаза по сторонам. Она впервые в жизни покинула родительский дом и все вокруг ей было в новинку. Но вскоре хлопья снега покрыли одежду плотным покрывалом, они налипали на лицо, старались попасть за шиворот. И стало холодно. Буалок вытащил из походной саквы теплую бурку и укрыл ею свою супругу, успевшую превратиться в снежную бабу с алыми щеками и карими глазами. Дорогу окружали непроходимые леса, состоящие больше из хвойных деревьев, по бокам блестели озерца болотной воды, а в глубине чащи виднелись буреломы из сухостоя. Как только экипажи проехали деревянный мостик через очередное топкое место, кавалер закрутил головой в разные стороны, не снимая руки с эфеса шпаги.

— Что ты там увидел? — спросила его Аннушка, собравшаяся было от однообразия пейзажа предаться сну. — Ты сам говорил, что места эти глухие и вряд ли кто нам встретится на пути.

— В том-то и дело, что здесь почти как на Кавказе, не знаешь, из-за какого куста на тебя прыгнут, — пробурчал себе под нос Буалок, но вслух сказал совсем другое. — Скоро должен быть поворот, а за ним недалеко и до харчевни, где мы отогреемся и хорошо пообедаем.

— Я и без обеда не замерзла, — засмеялась Аннушка. — Мне с тобой, любимый, тепло и уютно.

Кавалер улыбнулся и перебрал вожжи в руках, он испытывал точно такое же чувство к своей казачке, ставшей нежданно-негаданно ему женой. До желанного поворота оставалось недалеко, когда из лесу донесся ружейный выстрел. Буалок видел, как Захарка резко натянул постромки, пытаясь остепенить испуганную лошадь, но та уже понесла, грозя вывернуться из оглобель. Она успела отвыкнуть от ружейной пальбы и от диких выкриков у себя на зеленых лугах с горами на горизонте, за время пути превратившись из боевого скакуна в послушную рабочую скотину.

— Стай-ять, чтоб тебя… — закричал Захарка, эхо от его голоса разнеслось далеко окрест. — Куда ты разогналась!..

За экипажем среднего брата сорвалась в галоп и коляска Петрашки с Сильвией, а за ними устремился возок Буалка. Француз намотал на руку конец вожжей и выдернул из-за спины пистолет, не переставая шарить глазами между стволами деревьев.

— Так я и думал, — пробормотал он, путая русские слова с французскими. — Еще кучер Ингрид в тот раз предупреждал, что это место гиблое…

— Тогда почему мы поехали этой дорогой? — нашаривая за сидением ружье, отозвалась Аннушка, она успела научиться понимать своего мужа с полуслова.

— Другой дороги мы не знаем, — машинально ответил Буалок. Он покосился назад и увидев, чем занялась его жена, с восхищением воскликнул. — Какая ты молодец, я всю жизнь мечтал о такой смелой подруге.

Аннушка снисходительно усмехнулась и приткнула приклад к плечу, зорко выискивая цель среди деревьев.

Тем временем Захарка сумел справиться с лошадью и теперь она перешла в стремительный галоп. Коляски снова выстроились друг за другом, соблюдая нужную дистанцию. Но было уже поздно, навстречу путешественникам из-за поворота показались около десятка всадников, вооруженных до зубов. Они были одеты кто в русскую форму, кто в шведский армейский китель, а кто в саамскую кухлянку с откидным капюшоном. За спинами у них болтались ружья, а сбоку по обувке били ножны от длинных сабель, у некоторых за поясами торчали рукоятки пистолетов. С одного взгляда можно было распознать в них обыкновенную банду, промышлявшую разбоем на дорогах. Буалок покосился на сакву, в которую были спрятаны алмаз и другие драгоценности, в том числе подаренные Аннушке ее мамукой как приданное. На этот раз Софьюшка ничего не пожалела для своих детей, уступив им большую часть сокровищ, оставив в семейном сундуке лишь Панкратову с Аленушкиной долю, да выкуп за Марьюшку, младшую свою дочь с меньшим внуком Павлушкой. Но Буалок не собирался отдавать каким-то бандитам богатство, за которым проехал половину земного шара, тем более, что он отработал за него, принимая участие в боевых вылазках против армии самого Шамиля, грозного и непредсказуемого врага. Таких скользких противников в Европе не знали со времен крестовых походов на Византийскую империю и на Ближний Восток. Только там противник мог дать слово и не сдержать его, или притвориться мертвым, чтобы тут-же ударить кинжалом в спину. И такие приемы считались у них за честь. Кавалер снова устремил свой взгляд вперед, соображая, что предпримет его свояк Захарка. А тот уже осаживал терского скакуна, выхватывая одновременно из рук Ингрид ружье, поданное ему его супругой. Сама она тоже взвела курок на дуэльном пистолете. Рядом с коляской среднего брата пристраивался экипаж Петрашки, в руках которого блеснул тоже пистолет. За его спиной показалась Сильвия, водившая ружейным стволом по фигурам разбойников. Буалок усмехнулся, подобной прыти от бывшей своей невесты он не ожидал. На ходу изменив бег лошади, он остановил свой экипаж впритирку с коляской Петрашки и направил пистолет на всадника, едущего впереди остальных. По виду и по одежде это был главарь, на нем был почти новый зипун из овечьей кожи, на голове красовалась шведская треугольная шляпа, а на ногах американские ботфорты сверкали пуговицами по бокам. Аннушка прищурила один глаз и навела ружье на бандита, больше других заросшего диким волосом. Она была терской казачкой и знала, что мужчины в первую очередь станут целиться в главаря, чтобы обезглавить банду, поэтому выбрала другую цель.