«Музрук! – тут же запомнил Максим. – Или, лучше, радист?»

– А через год, в сентябре уже, сторож лагерный его случайно встретил, потом рассказывал. Как раз лагерь уже закрыли – вывозили все.

«Через год… В сентябре семьдесят шестого… Хм… Интересно – зачем?»

А карусельщик Вадик и впрямь оказался «голубым»! Правда, ни к кому из рабочих не приставал, даже к Максиму – имелся у Вадима «друг», мальчик лет восемнадцати, жеманно-красивый и женственный, с модной осветленной прической и золотыми серьгами в ушах.

О, как этот мальчик смотрел на Макса!!! Тихомиров не раз и не два ловил уже на себе эти явно вожделеющие взгляды, и оттого чувствовал себя неуютно. Он вовсе не собирался отбивать у Вадика его пассию, звали «которую» изысканно-слащаво – Рамон, скорее всего это было обычное погоняло.

Так вот, этот Рамон все время заглядывал через окружавший «крутильню» (так назывался несложный механизм, приводивший в движение расположенную шагах в десяти карусель) забор, а ближе к концу месяца дело дошло уже и до почти откровенных приставаний: юный извращенец терпеливо дожидался конца смены и настойчиво приглашал Максима к себе домой. В гости. Чайку, мол, попьем, потанцуем… Нет, нет – упаси боже, ничего такого, просто пообщаемся – вы такой интересный человек. Вадим? А что Вадим? Мы ведь с вами, Максим, не дураки полные, чтоб перед ним светиться? Я ведь здесь живу, рядом, буквально в двух шагах, вон в этом доме – досочка на заборе оторвана, так вы через черный ход прямо ко мне. Двадцать вторая квартира, запомнили? Заходите, Максим, в любое время, в обиде не будете!

Вот такие вот осуществлялись наезды! Причем вполне конспиративно, так что не только Вадик, вообще никто ничего не замечал…

Слава богу, вся эта карусельная история должна была очень скоро закончиться, буквально через несколько дней.

И вот этих-то самых дней у Тихомирова внезапно не оказалось!!! Знал бы раньше – соломки бы подстелил…

А так, фигурально выражаясь, едва не подстрелили на взлете.

И всему виной – случайная встреча.

День выдался хороший – безветренный, спокойный. «Открутив» утреннюю смену, Максим уже собрался домой, да задержался по пути у станции метро, поздороваться с так и не продавшим еще свои картины стариком Чарским. И за спиной вдруг услышал:

– Здрасьте, Максим Андреевич! Бонжур!

Максим резко обернулся:

– Бонжур, бонжур, Володенька! Как там наши?

– По вам все скучают… А вы скоро вернетесь?

– Скоро, скоро, еще месячишко – и «Бонжур, мез анфан».

– Ой, скорей бы… А вы теперь здесь, на карусели работаете?

– Что ты, что ты… Так просто, к приятелю заходил. Ну, прощай Володя, некогда мне, спешу, извини.

– До свиданья, Максим Андреевич! Будем вас ждать.

Черт! И какая же нелегкая принесла сюда этого очкастого «заучку»? И надо же – именно в это время…

Обернувшись, Тихомиров проводил неприязненным взглядом уже усвиставшего на своем велосипеде мальчишку. Усмехнулся – вот что на его месте сделал бы сейчас любой нормальный шпион? Сменил бы лежку или вообще где-нибудь в укромном углу открутил бы некстати появившемуся пацану голову.

Впрочем, и что с того, что Володька случайно повстречал Максима Андреевича? Чай, в одном городе живут… А карусель? Карусель тут вообще ни при чем, так…

Тихомиров на всякий случай подстраховался – вернулся в квартиру на Корзуна окольными путями, потом ночью несколько раз просыпался, прислушивался. Нет, никто его ничем не побеспокоил, только Евгения Петровна все удивлялась – с чего бы это ее квартирант такой нервный?

Будешь тут нервным…

Может, не ходить на работу? Нет, нельзя, сегодня конец недели – получка. Надо забрать продукты – лишними уж всяко не будут.

По этой-то причине Максим и явился, да ничего необычного и не произошло: как всегда, отработав, «открутив» смену, получили зарплату – по семь банок консервированной ветчины, которые молодой человек тут же и уложил в прихваченную с собой сумку.

И собрался уже было идти… Как вдруг…

Если бы Максим не был настороже, то и не обратил бы никакого внимания на двух полузнакомых парней из соседнего дома, которые как-то приходили к Вострикову, интересовались возможностью вступления в ТСЖ. Да-да, они самые! Одного, кажется, Веня зовут, другого – Николай.

Слава богу, Максим их заметил сразу же, не успел и высунуться из-за забора, как увидел – идут. Прямо к карусельщикам…

Молодой человек сразу же пропустил вперед напарников, затаился, прислушался…

Парни спрашивали про него! Хорошо было слышно, как Вадик переспросил:

– Максим? Да, есть у нас такой… Эй, парни, постойте-ка! Макс-то не ушел еще?

– Да вроде бы задержался.

– Вон там, за заборчиком, посмотрите, мужики.

– Спасибо!

Пошли… зашагали… Один на ходу оглянулся… кому-то махнул.

Черт! Ну надо же так…

Бросившись к забору, Тихомиров отодвинул нужную доску и тут же скрылся в кустах, слыша, как кто-то разочарованно крикнул:

– Да нет тут никого.

– Значит, домой ушел, – а это уже был голос Вадима.

– И где он живет?

– Да не знаю я… Ну что вы так смотрите, господа? Правда не знаю… А вы на рынке у старика Чарского поспрошайте. Они, кажется, с Максом друзья.

– Как, говоришь, фамилия старика-то?

– Чарский. Он там картинами торгует, увидите.

Вот, блин, незадача!

Выбираясь из кустов, Тихомиров выругался – и дернул же черт рассказать Чарскому про Евгению Петровну! Теперь, конечно, адресок у них будет… Так что тогда тут стоять? Ноги в руки и…

– Ой, кого мы видим! Какие люди и без охраны?

В арке черного хода одного из ближайших домов внезапно нарисовался Рамон в майке-сеточке и кожаных, в обтяжечку, брюках:

– Никак решили заглянуть в гости? Кстати, а вас там спрашивали, у метро… Наверное, друзья ваши. Может, мне их сейчас позвать?

– Не стоит, мон шер, – натянуто улыбнулся Максим. – Зачем нам лишние люди?

– А вот это верно, Максим, очень и очень верно… Ну что ж, поднимайтесь, посмотрите, как я живу.

Сказать прямо, жил юный извращенец очень даже неплохо – квартирка была отделана по высшему разряду, будьте-нате, и не какой-нибудь там пошлый евроремонт, о нет – старинная основательная мебель, кожаный диван с креслами, антикварный, инкрустированный золотыми вставками столик красного дерева, тяжелые портьеры на окнах…

– Проходите, не стойте, Максим. Бокал шампанского?

– Давай…

Отдернув штору, Тихомиров бросил взгляд на улицу и тут же убрался обратно: с крайне деловым видом Веня, Николай и с ними еще трое парней шагали в сторону улицы Солдата Корзуна.

Однако… ничего не скажешь, быстро управились!

Значит, теперь к Евгении Петровне ходу нет… По крайней мере – в ближайшее время. Ай, как нехорошо-то, нехорошо. Самое главное – как бы эти типы с «тетей Женей» ничего плохого не сделали. Да не должны бы – что она знает-то? Наверняка представятся друзьями, эта славная женщина им все и выложит, да еще и чайку предложит – подождите, мол, Максим скоро придет.

А вот шиш вам!

Однако сколько же здесь сидеть-то? А никакого другого убежища нет, так что…

– Максим, прошу вас!

Жеманно поклонившись, Рамон поставил на журнальный столик серебряный поднос с бутылкой шампанского и двумя бокалами:

– Ну, садитесь же! Выпьем за нашу встречу.

Тихомиров послушно сел, выпил…

А когда извращенец, сославшись на жару, сбросил с себя маечку и вытянул для поцелуя губы, просто смазал ему в челюсть. Так, машинально, сильно-то бить не хотел, а вот получилось…

– У-у-у… – придя в себя, очутившийся на полу юноша застонал и заплакал. – Бо-ольно… Все Вадику расскажу, все…

– Руки протяни, чудо. – Ухмыльнувшись, Максим оторвал свисавший с карниза шнур и, связав извращенца, не долго думая, запер его в ванной. Пущай там, в темноте, посидит.

Закрывая дверь на щеколду, предупредил:

– Будешь орать – набью морду!