Всего-то один рыцарь, правда — конный, ну и за ним — двое дюжих оруженосцев и мальчишка-паж.
Все, как полагается — добрый, бьющий копытами землю, конь, седло с высокой лукой, снежно-белый, закрывающий кольчужный хауберт, плащ с черным крестом, треугольный — все с тем же гербом — щит, блестящий, похожий на перевернутое ведро шлем — бикок. Сквозь прорези шлема гневно сверкали глаза.
Несмотря на численное превосходство новгородского «копья», рыцарь опустил копье и ринулся в бой, не раздумывая ни секунды. Однако, выехав на середину двора, вдруг осадил коня, спешился, бросив копье подскочившему оруженосцу. Вытащив из ножен меч, картинно на него оперся, заняв этакую презрительно-выжидательную позу. Видать, признал в блестящем витязе с развевающимся за плечами алым плащом и в сверкающем шлеме благородного человека. Достойного соперника, рыцаря.
И все, кнехты и свои воины, посмотрели на Ратникова — момент как раз настал именно такой, когда требовалось только личное бесстрашие, только личное благородство, только личное мужество.
Михаил усмехнулся и, выступив вперед, слегка поклонился рыцарю. Крестоносец кивнул и, с неожиданным проворством рванувшись вперед, сделал первый выпад.
Со скрежетом скрестились клинки, полетели искры… Удар! Еще удар! Рыцарь оказался опытным и умелым воином — ну, а как же еще-то?
Уклоняясь от рубящего удара, Ратников отскочил в сторону и сам, в свою очередь, рубанул наотмашь… Соперник вовремя подставил по удар щит. Миша попытался нанести укол… рыцарь отбил его моментально, ударил сам…
Черт! Острый конец клинка прорвал-таки Мишину кольчужку, оцарапав бок… Хорошо хоть так обошлось.
Ах ты так?! Почувствовав боль, Ратников совсем обозлился и, потеряв всякую осторожность, принялся махать мечом, словно ветряная мельница крыльями! Удар! Удар! Удар!
И только звон, и хрип, и яростный взгляд, и изодранные в клочья плащи…
Ратников поудобнее ухватил щит… и сделав вид, что поддался на провокацию врага… выпустил из рук меч!
Сверкающий на солнце клинок птицей упорхнул к небу… и тяжело полетел вниз, в сугроб…
Он еще не успел упасть, как Михаил со всей молодецкой удали хватанул рыцаря по шлему своим тяжелым щитом!
Снова ударил наотмашь, на этот раз, правда, уже не мечом!
Крестоносец пошатнулся… упал на одно колено…
И воины-новгородцы, не удержавшись, едва не взяли его в копья.
— Стоять! — в бешенстве заорал на них Ратников. — Это мой! Мой пленник!
А кнехты уже давно побросали оружие — на выручку своим неслись наметом по узенькой улочке всадники воеводы Домаша!
— Эх-ха-а-а!!! Кто на Бога и Великий Новгород?
— Сэр Майкл?!
Ратников с удивлением обернулся.
— Сэр Майкл… — сняв шлем, с горечью произнес пленник. — Так вы выбрали себе более подходящего сеньора?
— Иоганн?! — Михаил тоже узнал соперника. — Фон Оффенбах! Что ты тут делаешь, друг мой?
— Просто приехал в гости, а тут такое… — рыцарь улыбнулся. — Вот уж неожиданная встреча.
— Да уж, — Ратников покачал головой. — Так ты приехал из Дерпта?
— Оттуда, — рыцарь кивнул.
— Мне б с тобой переговорить… — обрадовался Михаил. — Только не сейчас, попозже… — И обернулся:
— Как там наши, Домаш Твердиславич?
— Слава Богу, все кончено! — воевода спрыгнул с коня и громко расхохотался. — Своих пленников можешь запереть хоть вот в этот амбар… Я имею в виду простолюдинов. А рыцаря — взять на слово.
Ратников так и сделал — кнехтов заперли пока в сараюхе, на этих парней имели все права и воины новгородского десятка, вот и пусть распоряжаются, у Миши же здесь, в Пскове, имелись совсем иные заботы.
— Эгберт, Макс, вы целы?
— Да… как ни странно…
Максим был бледен, но не так, как тогда, летом… когда впервые достал человека копьем.
— Ну, тогда пошли отсюда… Ты славно бился, парень!
— Да… наверное… дядь Миша, а это, правда, фон Оффенбах?
— Да… Черт. А где он?
Ратников обернулся — рыцарь упрямо шагал следом.
— Ну? — прищурился Михаил. — И что, ты теперь вот так и будешь следом за нами шататься? Макс, переведи.
— Я — твой пленник, — крестоносец наклонил голову и неожиданно улыбнулся. — Клянусь, не думал, что ты вот так вот используешь щит!
— Ага, не понравилось! Как голова, не болит?
— Немного кружится. Но, полагаю, скоро продет. Где твой шатер, сэр Майкл? Куда мне следует идти?
— Сказал бы я тебе — куда, — со вздохом качнул головой Ратников. — Вот только, боюсь, это будет совсем не по-рыцарски. Кстати, ты знал в Дерпте рыцаря Анри де Сен-Клера?
— Анри из Сен-Клера? Нормандца? — переспросил фон Оффенбах. — Конечно, знал. Это славный воин и очень хороший человек!
— А его жена… или там, полюбовница… о ней ты что скажешь?
— А ты, сэр Майкл, верно, имеешь в виду даму Элеонору!
— Кого-кого? — Ратников переглянулся с Максом. — Какую еще даму?
— Про которую говорили, что она русалка, — охотно пояснил крестоносец. — А еще называют — озерной нимфой. То ли сам Анри спас ее из пучины, то ли она его… В общем, они живут вместе, и очень многим это не нравится!
— Не нравится? — сворачивая к знакомой корчме, удивленно переспросил Ратников. — Завидуют, что ли?
— Да нет, не завидуют, тут дело в другом, — фон Оффенбах задумчиво покачал головой. — Видишь ли, Сен-Клер — славный рыцарь и совсем уже собирался принять обет, став полноправным орденским братом. Нести язычникам слово Божие, отказавшись от всех мирских утех… И тут — озерная нимфа. Говорят, она его просто околдовала! И становиться орденским братом славный рыцарь Сен-Клер больше не хочет!
— Ах, вот оно что…
— А что за нимфа-то, — поинтересовался Максим. — Молодая она или старая? Вы-то сами ее видели, герр Иоганн?
— Да видал, — крестоносец покривился. — Обычная такая девчонка, вполне приятная, но… тощая больно. Ее бы чуть откормить.
Лерка — не Лерка? Больше ничего толкового от рыцаря было не добиться.
— Ладно, там поглядим, скорее всего — она это!
Ратников подвел резюме и кивнул на призывно распахнутую дверь питейного заведения:
— Пошли, зайдем, что ли? С утра росинки маковой во рту не было. Иоганн, дружище, ты деньгами не богат?
После небольшой пирушки герр Иоганн фон Оффенбах был отпущен восвояси под честное слово — никогда больше не воевать с русскими. Рыцарь покривился, но слово все же дал — и это означало для него покинуть Ливонское отделение Ордена, поскольку тут если не войн, то мелких стычек с теми же новгородцами либо псковичами было никак не избежать.
Простившись с пленником, Ратников и его спутники, насытившиеся и довольные, зашагали на Лодейную улицу — все к той же усадьбе. И вот там-то их ждал облом!
Михаил еще издали почувствовал что-то неладное: над усадьбой трепетали на ветру багряные с изображением какой-то православной святой — стяги, а у ворот стояли двое окольчуженных воинов с червлеными щитами и короткими коптями-сулицами. Этакие неподкупные стражи.
— Куда? — один из воев хмуро посмотрел на подошедшего Ратникова.
— Туда! — ухмыльнулся тот. — Дай пройти, брат!
Страж приосанился:
— А пущать никого не велено!
— Как это — не велено?! — возмутился Миша. — А вдруг там немцы? Или — их прихвостни?
— Да успокойся ты, друже, нет там ни немцев, ни прихвостней, — успокоил Ратникова второй стражник, выглядевший постарше и поумнее своего напарника. — Боярыня новгородская там, во владенье вступает волею князя благословенного Александры!
— Боярыня? Что за боярыня? — Михаил похолодел — он уже знал, какой ответ услышит.
И в своих предположениях не ошибся.
— Боярыня Ирина Мирошкинична, — с улыбкой пояснил страж. — Так нашу хозяйку кличут. Князь Александра к ней благоволит вяще!
Ирина Мирошкинична… Та самая… Атаманша!
— Ну, дядь Миша, что там? — нетерпеливо окликнул скромно стоявший в сторонке Максик.
— Да ничего хорошего, честно сказать, — подойдя, махнул рукой Михаил. — Пошли в корчму… посидим. Думать будем!
