— Ну и, значит, дура, — сердито отмахнулся Миша. — Есть много такого, друг Горацио…
— Кто-кто?
— Шекспир, кажется… если не ошибаюсь. Спи, давай, Макс, завтра вы мне оба понадобитесь. Свеженькие, нарядные и красивые.
— Красивые? А зачем?
— А к содомитам вас отправлю, — подавив улыбку, вполне серьезно пояснил Михаил. — Войдете в доверие, разузнаете там кое-что… Тебе, Максим, кто больше нравится — бобыль Ермолай или Онцифер-бондарь?
— Да мне никто не нравится! — всполошился мальчишка. — Дядя Миша, вы что, правда, что ли…
— Да шучу, шучу, чудо! Спи давай. Завтра уличанских старост изображать будем. Вернее, я — старосту, а вы — его служек.
Назавтра мороз спал, и довольно резко — небо затянули низкие сизые тучи, и густо повалил снег. Ратников, вообще-то, выглядел довольно прилично — мягкие сапоги, полушубок, бобровая — незаметно, что слегка траченная молью — шапка, пояс с лыковой калитой. А вот что касается парней — «уличанских служек», то с ними дело обстояло хуже. Правду сказать — оборванцы, они оборванцы и есть — только тряпье по усадьбам выпрашивать, а так — ни в один приличный дом не пустят.
Пришлось разориться — купить каждому по яркому пояску, пусть хоть так принарядятся, а то уж совсем…
Долго барабанить в ворота не пришлось, открыли почти сразу. Дюжий молодец в нагольном полушубке и с непокрытой кудлатой головой, подбоченясь, оглядел незваных гостей:
— Кто такие?
Почуяв чужих, на усадьбе злобно залаяли псы.
— Ты собак-то уйми!
— Да кто…
— Уличанский староста Терентий! — приосанился Ратников. — А то — мои служки-писцы.
— Староста? — гонор у детины заметно поубавился. — А что же вы это…
— Боярин твой дома ли?
— Не боярин, господине. Торговый гость.
— Ну, торговый гость. Давай, веди!
— Нет посейчас его, господине, — в отъезде. А что случилось-то? Подати у нас все заплачены, вот истинный крест! — парень перекрестился… и словно бы невзначай оглянулся, посмотрел на дальний амбарец.
— Что же, ты тут сейчас один, что ли, паря? — строго спросил Михаил. — А дело у нас спешное! Когда хозяин-от твой объявится?
— Ой, думаю, не скоро, господине.
— А хозяйка его где? Детушки?
— Вдовец он, господине. А детушек Господь не дал.
Остановившись посередине двора, Ратников, не торопясь, осмотрелся. Все, как и рассказывали ребята: два добротных дома на подклетях, меж ними — сени с высоким крыльцом, амбары, баня, дровишки.
— А усадебка-то не малая! Что, один и управляешься?
— Дак, когда хозяина с приказчиками нет — чего мне одному-то? Много ли надо?
— Скучно так!
— Скучно, господине, — детинушка согласно кивнул.
— А сам чего не женишься? Хозяин не разрешает? — Михаил все время атаковал парня вопросами, не давая толком опомниться.
— Да нет. Просто не присмотрел еще зазнобушку.
— Давай, паря, веди в дом! Дело важное — нешто на дворе решать будем?
— Так… без хозяина-то…
— Да хозяин нам твой, может, и не понадобится. Давай, веди в избу, пока приставов да кнехтов не кликнули! — Ратников грозно нахмурился и даже топнул ногою… вызвав дурацкий смешок Максика.
То ли суровость его произвела таки должное впечатление, то ли угрозы относительно приставов и кнехтов, но детинушка все же поклонился и жестом указал на крыльцо:
— Заходите.
Тщательно оббив сапоги от налипшего снега, Михаил следом за парнягой вошел в жарко натопленную горницу и, сняв шапку, размашисто перекрестился на висевшую в красном углу засиженную мухами икону. «Уличанские служки» смущенно топтались сзади.
— Примечайте все, каждую мелочь, — обернувшись, шепнул Ратников и без приглашения уселся за стол на широкую лавку.
Детина выжидательно стоял у печи.
— В общем, так, — Миша многозначительно побарабанил пальцами по столу. — Ты, паря, про пожары слыхал?
— Да кто ж не слыхал-то? Ужо, во прошлое лето едва не сгорели. Да и допрежь того тоже, бывало…
— Вот и я о том, — Ратников улыбнулся. — Обчество решило стену каменну меж усадьбами класть.
— Стену?
— И на ту стену от каждой усадьбы — по гривне кун!
— По гривне! — парняга неподдельно ахнул и замахал руками. — Ну, уж об этом в точности не со мной — с хозяином говорить надоть!
— Может, и меньше придется. Вот что, паря, нам надо всю усадьбу измерить, а то ведь как получается — у кого много строений, у кого — и почти нет. У кого усадебка большая, у кого — не особенно. А платить всем гривну — справедливо?
Слуга пожал плечами.
— Вот и я говорю — не очень, — ухмыльнулся Ратников.
Все, что надо, он уже тут, в горнице, высмотрел — и гребень женский приметил, и монисты в углу, и мелкий дешевый бисер… не иначе с кокошника девичьего.
Высмотрев, поднялся:
— Ну веди, паря, показывай. Все срубы измерять будем.
— А мнози амбарцы заперты… — детинушка попытался было возразить. — А ключей у меня нет — у хозяина.
Михаил хмыкнул:
— Нам твои амбарцы без надобности, внутрь мы входить и не собираемся. Снаружи измерим — достаточно.
— Ах, снаружи… — парень заметно повеселел. — Тогда, оно конечно, тогда — пожалте… самолично все покажу…
— Ты собак-то уймешь или нет?
— Посейчас — на двор-от выйдем…
На улице парняга цыкнул на собак — здоровенные псинищи заворчали и испуганно попрятались по будкам.
— Ну, — детинушка оглянулся. — Эвон — амбарцы, хоромины, банька. Что измерять будете?
— А все, милай! — Ратников уже издевался в открытую — он давно понял, что парняга не отличался особым умом.
Обернулся к «служкам»:
— Ну что встали? Пояса снимайте — и начали. Во-он с того амбара начните.
Детина вздрогнул — и Миша сразу сообразил, что с дальним амбаром угадали точно. Парняга-то ишь, как нервничает. Во-он, пошел сзади… А Максик с Эгбертом молодцы — настоящие землемеры! Ишь, как ловко все вымеряют — золото, не ребята.
А амбарец-то с замком! Солидный такой замочище, новгородской или немецкой работы. Такой на раз-два не возьмешь… Впритык, к крыше — отверстие — бревна черны от копоти. Ясно — волоковое окошко. Значит, внутри — очажок имеется. Это в амбаре-то! Окошко вроде не такое и маленькое… самому, конечно, не пролезть…
— Все! — Ратников неожиданно хлопнул в ладоши. — Закончили измерения.
— Что, все, что ли? — обрадовался детина. — Эко вы быстро управились.
— Так, чай, не камни ворочали, — потер руки Миша. — Ну, пошли в избу — все запишем со тщательностью…
— Так что потом хозяину-то сказать? Платить ему гривну-от?
— А это, мил человек, на уличанском вече решим. Вот, как все окрестные усадьбы измерим.
— Так вы уходите уже? — детинушка с явным облегчением перевел дух. — Благодарствую, что зашли…
— Ну, что, паря, угощай квасом! Найдешь?
— Да уж сыщу, господине.
Парняга рванулся в подпол, откуда почти сразу и вылез с небольшим бочонком.
— В амбаре оконце видел? — Миша успел шепнуть Максику. — Как угодно, а пролезть должен. Там, рядом, вроде можно через ограду перемахнуть…
— Перемахнем, — облизав потрескавшиеся губы, кивнул Макс. — Только б этот черт…
— Этого черта беру на себя… Ого! Ты уже здесь, паря?! Тебя как кличут-то? Миколой? Так мы, получается, тезки…
— Квасок-от…
— Счас. Я служек своих отправлю… Неча бездельничать, пусть пока в другом месте поизмеряют. А сам запишу…
Дождавшись возвращения выпроводившего «служек» детины, Ратников неспешно разложил на столе вытащенные из плетеного короба письменные принадлежности — чернильницу, перья, пергамент, березовые грамотки с писалом. Потер руки:
— Ну, начнем, пожалуй. Итак… От баньки до ворот — десять с половиной аршин… Та-ак… и там еще пол-локтя… и за домом…
Снаружи, во дворе неожиданно залаяли псы. Парняга насторожился.
— Хороший у тебя квас, — ухмыльнулся Ратников. — Принеси-ка, друже, еще… Так-так… Два пишем — три в уме… Баланс — с дебетом… дебет — с кредитом… В общем — полный аудит!