Ох уж эти мужчины!

Никакой ответственности, ни такта, ни памяти!

Ася злилась.

Сначала она переживала, потом облегченно вздыхала, глядя на окна Ивановой квартиры, когда возвращалась домой. Металлические решетки были наглухо закрыты, что означало: никого нет дома.

На четвертый день Ася начала злиться. Она приводила себе убедительные доводы, почему Иван не может претендовать на большее, чем соседские отношения. Но вот и умные мысли исчезают, а он все не приходит. Можно понять, что задержался на работе из-за заказчика, — один день. Но не четыре же дня подряд! И заказчик небось баба-дура, а этот профессиональный Аполлон ублажает ее. Деньги зарабатывает!

Полная праведного возмущения, Ася грохнула кастрюлю на плиту и выругалась, так что суп выплеснулся через край, забрызгав все вокруг, и Асю в том числе.

Решив взять себя в руки, она села за стол и положила локти на столешницу, как ученица. Какого черта она злится? Радоваться надо, что он с другой женщиной, — отпадает надобность в разговоре. Он оставит ее в покое, а вечерами будет пропадать там, где можно подцепить богатенькую бабенку. Ей-то что до этого — своих проблем по горло.

Меньше недели осталось до конца месяца, а там — табеля, процентовки, расценки, приказы… Десять дней как белка в колесе, на одном дыхании, иначе не уложишься в сроки. Техотдел не торопится, а в затылок дышит бухгалтерия. А в главном тресте хотят упразднить отдел труда. Кто будет заниматься этой рутиной?

Рутина. Со стороны Асина работа выглядела именно так. Монтажники не упускали случая назвать ее лентяйкой и нахлебницей. Об уважении вспоминали, лишь когда выпытывали о зарплате. Да и вряд ли эти заискивающие улыбки можно было назвать уважением. Сперва Ася обижалась, спорила, иногда на повышенных тонах, но потом привыкла и пропускала мимо ушей язвительные реплики рабочих. В принципе она, как и вся администрация, кормилась за счет рабочих, но это не значит, что она сидит сложа руки и получает зарплату за ничегонеделание.

Асе нравилась ее профессия. Экономист, она любила суматошные дни начала месяца, связанные с процентовками и зарплатой; маленькая передышка — день получки, и на последнем вздохе отчет, в котором незаметный труд каждого преобразовывался в работу всего СМУ. Строились заводы, начинали работать станки, пускались производственные линии…

Бывшая начальница Аси говорила: человек работает тогда хорошо, когда успевает сделать намеченное в рабочее время. И Ася стремилась к этому. Половина месяца была похожа на сессию в институте. Ася, как на экзаменах, выкладывалась в рабочее время, чтобы не задерживаться на работе и не давать повод начальнице попенять: надо успевать. Уход начальницы на пенсию совпал с сокращением. Ася заняла ее место. Конечно, гордилась — в двадцать семь лет начальник отдела. Но и работы прибавилось. Теперь уже приходилось задерживаться, хотя и некому упрекнуть. Что ж, и политика нынче новая: неважно когда, лишь бы вовремя было сдано. Модно даже стало показывать свою сверхзанятость. Но Ася, как и прежде, настраивала себя на высокие обороты, собирала силы, сосредоточиваясь только на выполнении отчета.

И вот пожалуйста! Вместо того чтобы высказать все соседу и забыть, Ася, наоборот, только о нем и думает. И спрашивается: почему?

Руки заныли от тяжести, да и суп закипел. Ася наполнила тарелку, поставила на огонь чайник и принялась ужинать. Но по мере того как пустела тарелка, к ней приходило осознание, что она ждет Ивана. Скучает по нему. Старые воспоминания затмились новыми. Ночная стройка, звездные блики под закрытыми веками, спасительные объятия, захватывающая игра губ, ласкающие руки и восхитительное чувство ожидания. Новой радости? Новой жизни? Любви?!

Ложка выдала мелкую дробь по тарелке. Ася отбросила ее и откинулась на спинку стула.

— Похоть! — сделала она вслух заключение. Но тогда почему хочется поговорить с Иваном? Нет, не объяснять, что соседи не могут иметь близких отношений, просто поговорить ни о чем и обо всем. Ася давно уже обратила внимание, как интересен в беседе Ваня. Обыденные ситуации, случайные наблюдения он преподносил совершенно необычно, представляя их в новом ракурсе. Он не делал выводов, оставляя это для собеседника. Он не просто сплетничал или констатировал — он предлагал задуматься, рассмотреть с разных сторон и точек зрения. Он часто пользовался пословицами, его незатейливая на первый взгляд философия обретала глубокий смысл тем более, чем будничнее была тема. Так можно ли назвать похотью желание пообщаться? И в похоти ли дело, когда Ася готова была плакать, видя трогательную картину — Ваня за руку с Катей? Они вдвоем смотрели на нее так, будто хотели назвать мамой… Ваня хотел иметь детей. Интересно, почему жена не родила ему? Он был бы хорошим отцом.

Господи, как может в одном человеке сочетаться такая огромная доброта, красота и порок блуда? Ладно, для женщины это древнейшая профессия, но чтобы мужчина… И почему именно Асе он попался на дороге, вернее, она попала к нему в постель? Было бы куда проще не знать его и его пристрастия, встречаться и беседовать, не имея за спиной унизительных воспоминаний…

— Размечталась! — хмыкнула Ася. — Какое мне до него дело? Какое дело до его клиенток? И вообще, какой он мне Ваня?!

Ася хотела подобрать соответствующий эпитет, но устыдилась прежде, чем придумала подходящее слово. Безнадежно вздохнув, полная внутренней сумятицы и неразберихи, она вымыла посуду и пошла в комнату. Телевизора нет, радио наслушалась на работе — ничего интересного, и никаких визитов. Хоть бы девчонки из общаги приехали, хоть бы Катюша пришла поболтать. Никого. Одна на всем свете. Ася побрела к полкам, указательным пальцем провела по корешкам книг. Так, Тургенев. «Ася»…

Но следующий день принес новость.

— Анастасия Федоровна, вас к телефону.

Ася не торопясь встала из-за стола и пошла в соседний кабинет, где находился телефон. Она не ждала звонков, поэтому сухо проговорила в трубку:

— СМУ-8, отдел труда.

— Асенька!

У нее упало сердце. Меньше всего она ожидала услышать Юлиана. Вот уж не думала, что у него хватит наглости звонить после того, как познакомил Асю с женой.

— Ася, это Юлик. Ты слышишь меня?

— Слышу, — устало выдохнула девушка, стараясь не показать любопытным кумушкам за рабочими столами свое возмущение. — Что ты хочешь?

— Я был в командировке, — оптимистично сообщил Юлиан. — Звоню с вокзала. Нам надо поговорить.

— Об этом мы уже говорили. — Неожиданно ей вспомнилось, что чаще всего Юлик проводил с ней ночи после командировок. Что ж, хорошее оправдание для дома. И для семьи. — О юбилее племянников мы тоже говорили. Что еще?

— Ты сердишься, Ася? — В голосе Юлиана было такое удивление, словно Ася провинилась и теперь к тому же закатывает истерику.

— Нет. — Она старалась говорить ровным голосом. — Уже давно нет.

— Нам надо встретиться.

— Не надо.

Но Юлиан не слушал Асю.

— Я буду у тебя в обычное время. Мы все выясним. Пока.

Он не дал ей ответить и положил трубку.

Ася поблагодарила сотрудниц и вернулась в свой кабинет. График лимита командировочных по участкам показался непонятной таблицей со множеством неизвестных. Она посмотрела на часы — до конца работы оставался час с небольшим. Конец месяца — затишье перед бурей, и нет повода задержаться подольше.

Впервые Асе не хотелось идти домой, в свою новую, любимую квартиру, плод долгих лет усилий и ожиданий. И не в квартире дело. Ася подумала, что и дом, ее жилище, тоже скучает в ее отсутствие и сиротливо ждет, когда вернется хозяйка, оживит тишину шумом кухонной утвари, напевом популярной песенки.

Сегодня вечером Ася будет скучать без своего дома. Черт, надо же было приводить Юлика, показывать, где живет! Теперь он может диктовать условия. Кобель поганый!

Пойти, что ли, в общагу к девчатам? Но и эта перспектива не прельщала. Ася знала Юлика как хорошего человека, пока не познакомилась с его женой, но знала также о его упорстве и уважала за это, пока оно не обернулось против нее. Если он хочет увидеть ее, он все поставит вверх дном, но своего добьется. Стоит ли бежать от этой встречи — только оттягивать неизбежное?