Леди переглядывались и улыбались. Сидевшая в углу Атина была заворожена этой вступительной речью.

— Поцелуй — это проявление расположения. О том, насколько вам нравится джентльмен, скажет ваш поцелуй. Говоря это, я советую вам не бояться, если ваш первый поцелуй будет неловким. Поцелуи — это танец, движение, согласованное между двумя людьми. Не сельский танец, где фигуры предопределены традицией, а летящий, ничем не скованный обмен чувствами, как вальс.

Леди Кэтрин откашлялась.

— Но нам строго запрещено танцевать вальс на публике.

Маршалл усмехнулся:

— Вам также запрещено целоваться до свадьбы, но сегодня вечером вас никто не остановит.

Девушки переглянулись в предвкушении удовольствия.

А Маршалл продолжал:

— Поцелуй мужчины — это его подпись. По тем эмоциям, которые он в него вкладывает, вы можете судить, какие чувства он к вам испытывает. Если вы неопытны, а я полагаю, что так оно и есть, вы можете ошибочно принять страсть за любовь. Когда мужчина возбужден, страстность его слов, его объятий, его поцелуев могут ввести вас в заблуждение, и вы поверите, что он вас любит. Не совершайте такой ошибки. Мужчина — особенно молодой — способен принять реакцию своего тела за любовь. Не следует сразу же обвинять в этом мужчину. Женщины тоже в этом виноваты. Леди Пенелопа, давайте возьмем вас в качестве примера. Сколько раз, придя на бал, вы замечали там красивого мужчину? Разве вы не разглядывали его, восхищаясь его фигурой и тем, как прекрасно на нем сидит одежда? И не представляли себе, как он обнял вас и начал страстно целовать?

Леди Кэтрин толкнула леди Пенелопу локтем в бок, а остальные девушки рассмеялись. Пенелопа покраснела.

— Мистер Маршалл, пожалуйста.

— Не позволяйте леди Кэтрин смущать вас, леди Пенелопа. Она точно так же виновата, как вы.

В комнате раздался смех, а обе девушки густо покраснели, прикрыв лица руками.

— Дело в том, леди, что вы не испытывали любви к тем мужчинам, которыми восхищались. Желание — да, может быть, но не любовь. Любовь порождает желание, но желание не всегда порождает любовь. Поэтому поскольку вы становитесь светскими женщинами, вы должны научиться понимать разницу между влюбленностью и любовью. Если мужчина действительно вас любит, вы узнаете об этом не из его поцелуя, а из его поступков.

Атина чувствовала себя так, будто ее загипнотизировали. Лорд Радерфорд ничего подобного не говорил. Кстати, Кельвин тоже.

— Значит, так. Предположим, что я ваш поклонник. Я ухаживаю за вами уже несколько недель, и теперь вы готовы позволить мне выразить свои чувства к вам физически. Кто поможет мне первой?

Поднялись шесть рук. Когда Маршалл оглядывал группу, рука мисс Драммонд поднялась еще выше.

Неожиданно его взгляд остановился на темной фигуре в углу комнаты.

— Мисс Макаллистер.

Она удивилась:

— Да?

— Спасибо, что вызвались.

— Я не…

— Хотите быть неприступной? Как это осмотрительно.

Она не позволит, чтобы ею манипулировали.

— Нет, спасибо. Выберите для вашей демонстрации кого-нибудь другого.

Маршалл опустил голову, словно бык, который собрался напасть.

— Давайте, мисс Макаллистер. Учитель должен показывать пример.

Атина взорвалась:

— Я сказала «нет».

Сопровождаемый веселыми возгласами девушек, Маршалл направился прямо к ней. Наклонившись, он обнял ее за талию. Она попыталась высвободиться, но силы были неравны, и он вытащил ее на середину комнаты.

Леди Пенелопа захлопала в ладоши.

— Мисс Макаллистер, теперь вы можете показать нам, как вы поцеловали бы мужчину.

— Я с большим удовольствием ударила бы по этим губам, но не стала бы их целовать, — тихо произнесла она.

Отблеск свечей отразился в его потемневших глазах.

— Трусиха.

Она выпрямилась.

— Никогда не обзывайте шотландку трусихой.

— Тогда поцелуйте так, как поцеловала бы шотландка.

Он стоял перед ней с вызывающей улыбкой.

Ужас сменился паникой. Никогда еще она не чувствовала себя одной из своих учениц, а не директрисой. Женщине в ее возрасте следовало бы быть умнее, но весь ее практический опыт оборачивался неудачей. У нее не было желания стать предметом насмешек этого красивого мужчины, смотревшего на нее свысока.

— Я не знаю, как… то есть, может, вы объясните ученицам, как надо готовиться к поцелую.

— Отлично. Сначала ваш поклонник возьмет вас за руку. Вот так.

Маршалл взял ее руку в свою. Ее пальцы утонули в его большой ладони. Она была теплая, сухая и твердая.

— Затем он, по всей вероятности, скажет, что думает о вас. Мисс Макаллистер, — начал он, и у нее взволнованно забилось сердце. — Будь я трижды проклят, если вы не самая колючая женщина, которую я когда-либо встречал. Но вы также самая красивая и обворожительная женщина из всех, кого я знал. Я постоянно о вас думаю, даже когда вас нет рядом. Не понимаю, как могло случиться, что ни один мужчина не обратил на вас внимания, но я благодарен судьбе за то, что вы все еще свободны и я могу выразить вам свое восхищение. Быть с вами рядом — огромное удовольствие. Когда я с вами, я смеюсь — главным образом над собой, — а вы учите меня понимать самого себя. Дни без вас — мучительны, а ночи — будто острые кинжалы. Дайте знать своим поцелуем, что вы чувствуете ко мне хотя бы малую толику того, что я чувствую к вам.

Он говорил очень тихо и нежно. Она не уловила в его словах ни тени насмешки, а в его взгляде явственно угадывалась тревога ожидания и страха. Между ними пробежала искра, а мир вокруг них растворился в мягком отблеске свечей. Он сделал шаг вперед и оказался совсем рядом. Она взглянула в его лицо, не зная, что делать, а он просто стоял, впившись в нее взглядом. Его губы были мучительно близко, а она почти стояла на цыпочках, достаточно, чтобы…

Он опустил голову, и их губы встретились.

Это было совсем легкое прикосновение. Невинное и нежное. Но его губы слегка задержались, демонстративно увеличив чувство, скрывавшееся за поцелуем. Она ощутила, как что-то внутри его будто взорвалось — его руки вдруг скользнули вверх по ее рукам и прижали ее тело, а его губы завладели ее губами.

Она была уверена, что должна что-то сделать. Он сказал, что это танец, и ей следовало сделать нужные шаги. Но ощущение его прикосновения было таким сладостным, что ей не хотелось разрушать его каким-либо неловким или грубым движением.

Его губы оторвались от ее губ и тут же снова сомкнулись. Потом снова и снова его губы ласкали ее губы в том же ритме, будто он хотел сообщить ей нечто важное. Ее мозг не мог расшифровать это послание, однако ее тело поняло, что он хотел сказать. «Почувствуй мой вкус».

Постепенно ее губы открылись и стали мягкими. Его вкус — был вкус чая, который они только что пили, но он почему-то был слаще. Наверное, от его собственного вкуса.

Его руки сомкнулись вокруг нее, и она полностью оказалась в его объятиях. Они были словно мягкое, теплое одеяло, а его большие, крепкие руки обещали защиту.

Неожиданно что-то проникло в ее рот, и она вздрогнула. Она знала, что люди целуются языками, но она не была готова к подобным ощущениям. Его острый язык проскользнул между ее губ, и ее ошеломил его обжигающий жар. Его язык дотрагивался до ее языка, но ей не хватало смелости ответить тем же. Однако мало-помалу удовольствие и предложенное им захватывающее приключение взяло верх, и она осмелела. Она не уловила момент, когда это случилось, но подвесной мост ее сердца был превращен в руины. Но это сделал не он, а она сама.

Этот глубокий поцелуй пробил себе дорогу в ее тело. Пламя удовольствия вспыхнуло у нее между ног. Она хотела оттолкнуть его, но он крепко держал ее в объятиях. Она знала, как он выглядит обнаженным, а она хотела прикоснуться к его телу в первую же минуту, как увидела его. Теперь он уже был внутри у нее, и ей захотелось большего. Его всего. Целиком.

Он, должно быть, чувствовал то же самое, потому что она ощутила на своем животе неоспоримые признаки растущего сексуального возбуждения. Неожиданно ее охватило восхитительное чувство победы. Она почувствовала себя привлекательной, соблазнительной, желанной. Все то, чего она ждала от Кельвина.