В темном кинотеатре воспоминания о Каро накинулись на него, как рой мошкары. Его аж прошиб пот. Он, цепляясь за последнюю надежду, убеждал себя, что боль и скорбь — это как кризис во время лихорадки. Надо пережить их — и станет легче. И он будет свободен. Свободен от Каро. От любви. От раскаяний.

Свободен от всех чувств. Если бы чудо могло возвратить ему Каро, молил бы он об этом чуде? Да, да, да! — едва не закричал он и в страхе зажал рот руками — нельзя терять контроль.

Дабы отвлечься, он попробовал сосредоточиться на девушках, сидевших впереди, напомнив себе, что привело его в кинотеатр. Это помогло. Печаль растаяла, уступив место любопытству — любопытству к той, что бросила ему вызов.

Может быть, минутный взрыв чувств был послан ему в виде очищения и теперь он снова может смотреть в будущее? Теперь ему требовалась полная сосредоточенность, чтобы не попасть впросак. Было бы ошибкой видеть в полицейских стадо баранов. Недооценивая врагов, ты делаешь их сильнее. То же самое относилось к Ютте и Мерли, чья скорбь и гнев делали их непредсказуемыми.

Он выпрямился и напряг все мускулы — точно пантера, готовая к прыжку. Он улыбнулся в темноте — черная тень, гибкая и молчаливая. Опасная.

Интересно, знает ли об этом Ютта?

Когда Имке выключила компьютер, было уже два часа ночи. Она чувствовала себя разбитой и опустошенной. Прилива душевных сил, на который она надеялась, не случилось. Она чуть не плакала.

Имке спустилась в кухню, чтобы перекусить — она давно ничего не ела. У закрытых дверей террасы отирались мяукающие кошки. Впустив Эдгара и Молли, она поставила им на пол миски с едой. Совершенно о них забыла! Когда работа ладилась, она забывала обо всем.

Имке отправила грязную посуду в посудомойку, протерла стол и поставила на плиту чайник. С тех пор как фрау Бергерхаузен отправилась в отпуск, кухня пребывала в запустении. Как сейчас не хватало ее, пусть даже вместе с ее пением! Черно-белые плитки на полу заросли серой грязью. Фрау Бергерхаузен каждое лето брала шесть недель отпуска, во время которого приглашала к себе по очереди шестерых внуков, чтобы нещадно их баловать.

Имке сделала себе бутерброд и заварила в чайнике черный чай. Ей хотелось выйти в оранжерею, но она не решилась, чувствуя, что там будет как на блюде перед всеми соглядатаями. После всех этих убийств, и особенно убийства Каро, одиночество и уединение пугали ее. Тем более ночью.

— И почему я только пишу психологические детективы? — спросила она у кошек. Кошки, жадно глотавшие еду, на секунду насторожились, прижав уши. — Наверное, потому, что у меня богатое воображение.

Взяв чайный поднос, Имке пошла в гостиную. Может быть, ночной канал показывает что-то интересное. Включив телевизор, она попала на сцену разговора матери и дочери.

Ютта! Она чуть не выронила чашку. Она забыла позвонить Ютте! В округе бродит маньяк, а она настолько увлеклась своей писаниной, что забыла о собственной дочери! И это притом, что Каро погибла!

Имке защелкала пультом, переключая каналы. Пошлые полуголые женщины в рекламе спортивных товаров не могли прогнать неприятное ощущение густой темноты и тишины за окном. Особенно неуютно она чувствовала себя с двух до пяти ночи. Она где-то читала, что большинство смертей приходится именно на это время. Уязвимая и беззащитная, она была ближе к смерти, чем когда-либо.

Сразу после завтрака надо позвонить Ютте и снова попробовать соблазнить ее идеей поездки на каникулы. Куда бы они сейчас ни поехали, везде будет безопаснее, чем тут. Наверное, надо обратиться за помощью к Берту Мельцигу. Пусть вызовет их на серьезный разговор, объяснит им всю серьезность положения. Девочки, возможно сами того не понимая, знают что-то об убийце. Или убийца думает, что знают. А вдруг у него есть ключ от их квартиры? Ютта должна немедленно поменять замок. Нет, она сама позвонит слесарю и договорится о смене замка. А потом поставит их перед фактом.

Кошки просились на улицу. Имке выпустила их и быстро захлопнула дверь. Везет же кошкам: никто не покушается на их жизнь — разве что куница изредка забредет из леса. А люди вынуждены существовать в своем жестоком и холодном мире.

Имке выключила телевизор и пошла наверх, оставив поднос на столе. Она легла и усталыми глазами уставилась в книгу. Но читать, как и спать, ей не позволяли разгулявшиеся нервы. Она лежала и думала.

На лестнице я встретила соседку снизу фрау Мартенс с двухлетней дочкой Каролин на руках. Она робко улыбнулась и прошла мимо. Каролин закричала мне что-то вслед на своем детском птичьем наречии, но я не разобрала.

Наши соседи странно реагировали на смерть Каро. Они все, смущаясь, выразили нам соболезнования и больше об этом не заговаривали. Может быть, кто-то и был на похоронах, но мы с Мерли никого из них не видели. Я поймала себя на том, что думаю об убийстве Каро, как о чем-то случившемся лет сто назад. Давно, во всяком случае. Со смертью Каро у меня исчезло ощущение времени.

Я зашла в квартиру, размахивая пакетом с булочками. Мерли уже встала. Она помыла кофеварку и накрыла на стол. Мы решили не поддаваться горю, насколько это возможно. Каникулы уже начались, и мы планировали провести их с пользой, то есть во что бы то ни стало разыскать убийцу Каро.

Когда мы сидели за завтраком, в дверь позвонили. Это Дорит и Боб притащили нам двух вызволенных из лаборатории кошек. Кошки безучастно лежали в своих клетках, накачанные медикаментами. В ванную я поставила для них лоток с наполнителем, а под ванну постелила одеяло. Мы уже знали, что несколько дней они оттуда не выйдут и лишь затем, немного придя в себя и освоившись, начнут постепенно обследовать квартиру.

Когда Боб и Дорит ушли, позвонила моя мать. Она объявила мне, чтобы мы ждали слесаря, который должен прийти и сменить нам замок в двери. Услышав об этом, я почувствовала к ней прежнее раздражение: до каких пор она будет без спросу вмешиваться в мою жизнь?

— У нас с тобой был уговор, — напомнила я, — что у тебя своя жизнь, а у меня своя. Почему ты все время его нарушаешь?

Я услышала, как мать от неожиданности охнула. Наверное, у нее не ладилась работа и она нервничала.

— Прошу тебя, Ютта, — сказала она, — будь осторожна. Убийство — это не просто слово в новостях.

А через полчаса позвонил мой отец. Вот уж кого я не ожидала! Нет, я давно его простила, однако и бросаться к нему в объятия не торопилась. На этот раз он предложил мне провести каникулы с ним, Энджи и моим маленьким братцем.

— Это мать тебе подкинула идею? — спросила я.

Отец с таким возмущением отверг мою догадку, что я поняла: он врет.

— И подругу бери, — сказал он.

Мерли он ни разу не видел и не знал, как ее зовут.

— Нет, спасибо, папочка, — ответила я, — но мы как-нибудь сами справимся. Не волнуйся о нас.

И я положила трубку. Как же — всю жизнь мечтала провести каникулы в компании Энджи! Мать, должно быть, совсем отчаялась, если ей в голову являются такие мысли!

Я пошла в комнату Каро и выбрала из ее фотоальбома одну фотографию. Затем отправилась взглянуть на кошек. Кошки спали. Закрыв ванную, я пошла к Мерли.

— Ну что, идем?

Мерли свернула разложенную перед ней на столе карту города и кивнула.

— Откуда начнем? — спросила я, когда мы спустились к машине.

— Поехали в «Свечку», — предложила Мерли. — Каро часто там бывала.

«Свечкой» назывался бар, где собирались местные панки. Каро когда-то тоже панковала, да и потом продолжала ходить к ним в клуб.

С утра бар пустовал. В зале витал холодный сигаретный дым со специфическим сладковатым запахом. Так, бывало, попахивало в комнате у Каро. Ну конечно, в глубине сидели два незнакомых парня и передавали друг другу косяк. Я старалась не дышать — меня всегда мутило от запаха анаши.

— А больше никого нет? — поинтересовалась Мерли у официантки из новеньких — с панковским гребнем на бритой голове. Раньше, по крайней мере, мы ее не видели.