— Нэт! Твоя очередь!

Он вздрогнул и очнулся. Малле, держа конверт со своим недельным заработком одной рукой, второй придерживал для него дверь конторы.

«Опасные грезы, — подумал Натаниел, — надо быть осторожнее».

Зарплату им выплачивали каждый четверг. Выдавала ее жена фермера. Натаниел не представлял себе, какую другую работу на ферме она может выполнять при своих длиннющих красных ногтях. Она сидела за обшарпанным столом с бумагами и коробкой, где лежали конверты для каждого.

— Привет, Натаниел, — улыбнулась она ему.

Он кивнул. Он не любил, когда она звала его по имени, и избегал произносить ее имя, хотя она этого хотела. Ее звали Вивиан, хотя, насколько ему было известно, она не была ни британкой, ни американкой.

Не дождавшись его ответной улыбки, она подтолкнула к нему конверт с деньгами и ведомость. Самый воздух, окружавший ее, казалось, похолодел.

— Пересчитай.

Он и без подсказок пересчитал бы. Он никому не доверял, кроме себя.

— У тебя опять самый толстый конверт.

В ее устах это звучало как оскорбление. Все в ней выглядело вульгарным. Он терпеть не мог находиться в ее обществе. Он быстро расписался в ведомости, через силу улыбнулся и вышел.

— Пойдем сегодня выпьем? — предложил поджидавший его Малле.

Нэт кивнул. Иногда нужно сливаться с коллективом, если не хочешь как-нибудь быть порванным на куски.

Он дружески хлопнул Малле по спине и пошел к себе, чтобы принять душ и отдохнуть перед походом в бар. Малле был ходячее информбюро. Что ж, порой неплохо послушать местные сплетни. В последнее время, в связи с этими убийствами, деревня кишела слухами.

У нас на кухне проходило собрание активистов Общества защиты животных. Они собирались у каждого по очереди. Я не принимала участия в их сборищах, хотя помогать, конечно, приходилось. В том смысле, что они порой притаскивали к нам на передержку освобожденных из лабораторий животных — испуганных собак, подозрительных агрессивных кошек и полудохлых кроликов. Мы кормили их и ухаживали за ними. В такие времена Каро проявляла особую склонность к самовредительству, будто эти несчастные животные были ее собственным отражением.

На столе лежали булочки, фрукты и сыр. Мерли заварила чай. Собрание проходило буйно. Активисты то и дело вскакивали с места и перебивали друг друга.

— Это потому, что мы неравнодушные, — учила меня Мерли, — мы не сидим спокойно на заднице и не ждем у моря погоды.

Бастиан, Матце, Кика, Дорит, Уве, Юдит, Лиззи и Боб — так звали ее друзей. Они разрабатывали планы операций и руководили сочувствующими — людьми разных возрастов и занятий, которых объединяла деятельная любовь к животным. Они все были храбры и надежны.

Я не была из их числа, помогая лишь от случая к случаю. Они не воспринимали меня всерьез. Каро тоже не являлась членом группы. Более того, она была сильнее моего настроена против них. Однажды она повесила на кухне плакат с надписью большими розовыми буквами: А КТО ЗАЩИТИТ ЛЮДЕЙ ОТ ДРУГИХ ЛЮДЕЙ?

Глаза щипало от сигаретного дыма, шум был почти невыносим. Я взяла булочку и скрылась в своей комнате. Сев за стол и уплетая булку, я предалась своим мыслям.

Комиссар не хочет нашего участия в расследовании. Наоборот, он хочет, чтобы мы не путались под ногами. Значит, придется действовать самостоятельно. Сунув в рот последний кусок булки, я вытерла руки о штаны, встала и вышла в коридор. У двери Каро я остановилась, не сразу решившись войти. Мне по-прежнему было страшно.

Мы с Мерли оставили все, как было при Каро, лишь убрали беспорядок, учиненный полицией. После их ухода мы проветрили комнату, дабы испарился полицейский дух и вернулся запах Каро — запах ее кремов и духов.

Я медленно открыла дверь. Всякий раз, входя сюда, я до боли в сердце ощущала отсутствие Каро. Шум на кухне подтолкнул меня, вперед. Я села за стол Каро и включила ее компьютер. Полицейские не забрали его с собой — наверное, скопировали к себе содержимое жесткого диска.

Моя идея была очень проста: я хотела прочитать переписку Каро и другие ее документы в надежде найти что-нибудь ценное. Нет, не то чтобы я любила читать чужие письма и вообще копаться в чужих вещах, но ведь другого ничего не оставалось, раз Каро умерла и не могла никому рассказать о своем убийце. Где еще нам было искать улики?

После часа за ее компьютером я устала, и меня начал одолевать сон. Глаза слипались. И тут-то я нашла их. Стихи Каро.

Я и не знала, что Каро пишет стихи. От неожиданности я даже прослезилась. Когда я читала первое стихотворение, у меня было чувство, что я слышу голос Каро.

Меня проняло до мурашек. Отличные стихи! А ведь Каро никогда не получала хороших оценок за сочинения.

Я побежала на кухню. Все недовольно уставились на меня — Юдит зачитывала им какую-то важную статистику, я ее перебила. Когда она продолжила чтение, я поманила Мерли. Она тут же встала и подошла ко мне.

— Что с тобой? Отчего ты плачешь?

Я смахнула слезы тыльной стороной ладони.

— Я хочу тебе что-то показать.

Я отвела ее в комнату Каро и ткнула пальцем в экран компьютера. Мерли тупо уставилась в текст.

— Это… что это? — запинаясь, спросила Мерли.

— Стихи Каро.

— Она никогда мне о них не рассказывала.

— Да и мне тоже.

— И сколько их?

— Не знаю. Я их только что нашла.

— … «чтобы жить»… а теперь она, — дрожащими губами пролепетала Мерли и часто-часто заморгала, чтобы не расплакаться.

— Я это распечатаю, — сказала я, — и когда ты закончишь свои дела, мы вместе почитаем, идет?

— Нет, ты только подумай! — Малле уже едва ворочал языком. — Вышла и говорит: я тебя, мол, найду!

Натаниел повертел в руке бокал с пивом. Он знал свою меру и знал, как не спиться. Ему были противны алкоголики, что просиживают все вечера в баре, скандалят или мирно храпят на стойке. Для него не было ничего более отвратительного, чем стеклянные собачьи глаза пьяницы.

Его дед часто бывал таким. Натаниел рано понял, что алкоголь нельзя недооценивать. Дед мог наклюкаться до упаду, но при этом лупить его сильно и больно.

— Смелая девка, скажу я тебе, — Малле прищелкнул языком, — но глупая. Ей надо теперь в оба смотреть. А то как бы этот Похититель цепочек и ее не пришил следующим номером.

Всякий раз, когда при нем заговаривали о Похитителе цепочек, он не сразу понимал, что это о нем. Он не чувствовал себя убийцей. У него не было тяжелых, низменных инстинктов по отношению к женщинам. Наоборот, у него были большие ожидания относительно жизни и женщин. Не его вина, что они не оправдывали его ожиданий. Разве он преступник? Лишь потому, что не может примириться с разочарованием?

Малле узнал обо всем от одной из сборщиц клубники, которая была на похоронах. Да и газеты писали. Даже по местному телевидению прошел короткий сюжет. Хотя, наверное, шум поднялся лишь потому, что девушка была дочерью известной писательницы. Натаниел не был на похоронах. Он бы этого не вынес. И это было бы слишком опасно. Не стоит испытывать судьбу. А газет он почти не читал, так что впервые услышал обо всем от Малле.