— Да, получилось. Но теперь тебе предстоит выяснить, кто твой враг, кто намерен тебя остановить. А потом — как отсюда выбраться и вернуться в свое время.

Бен потер руки.

— Мое время и это и то, Лин. Мы просто в начале, нам надо вернуться в правильный временной отрезок, и, думаю, мальчик у костра сможет нам в этом помочь.

— Что случилось с вашим псом?

— О чем вы?

— Посмотрите на него. Он провел так уже полчаса.

Лоцман напряженно сидел у входной двери и глядел на нее. Словно кто-то позвонил и пес собирался поприветствовать любого, кто войдет.

Фатер Ландис и Даньелл Войлес сидели на кушетке в гостиной Бена Гулда, обсуждая, что перед этим произошло со Стюартом Пэрришем.

— Лоцман делает так иногда, когда знает, что Бен должен прийти домой.

И из-за самой фразы, и из-за того, что сформулировала ее в настоящем времени, Фатер испытала странное чувство. Это было одной из тех маленьких уютных подробностей их совместной жизни с Беном, о которых она забыла. Но теперь, когда она всплыла у нее в памяти, это воспоминание заставило ее почувствовать себя еще более одинокой, чем прежде.

— А это так?

— Что так?

— Вы думаете, что Бен скоро придет домой?

— Не знаю. Понятия не имею.

Через несколько секунд в дверь позвонили. Лоцман напружинился, и его хвост застучал по деревянному полу.

Фатер встала и подошла к двери. Открыв ее, увидела, что там стоит маленький мальчик. Он медленно поднимал взгляд от ее ног по всему телу, пока его глаза не добрались до ее лица. Улыбнулся, пока не показались зубы. Должно быть, что-то во мне его забавляет, подумала Фатер. Его лицо было смутно знакомым, но она не могла понять, откуда она его знает.

— Привет. Чем могу помочь?

Не обратив внимания на ее вопрос, мальчик с восхищением сказал:

— Он говорил, что ты высокая, но ты и впрямь высокая.

— Так оно и есть. Кто говорил тебе, что я высокая?

— Тебя зовут Фатер, верно?

— Да, это я.

— Я пришел, чтобы тебе помочь.

— Здорово! — улыбнулась она.

Может, он хотел продать ей школьную выпечку или что-то еще? Но продают ли ученики младших классов выпечку? Для религиозного проповедника, обходящего квартиру за квартирой, он был слишком юн. Как же малыш собирался ей помочь? Этот мальчик был на несколько лет младше ее учеников. Может быть, поэтому он казался знакомым — просто потому что походил на ее учеников?

Стоя на другом конце коридора, Даньелл крикнула мальчику:

— Привет!

Он улыбнулся, но глаза его были обращены на пса, которой стоял сбоку от Фатер и тщательно его рассматривал. Лоцман не относился к тем приветливым собакам, что бросаются на всех, кто входит в квартиру, а затем покрывают их слюнявыми поцелуями. Нет-нет, только не Лоцман. Он наблюдал и прикидывал. Он проверял незнакомца ровно столько времени, сколько требовалось. Только убедившись, что с ним все в порядке, он подходил и обнюхивал его или приветствовал тычком головы.

Но этот маленький посетитель был не таким, из-за чего Лоцман проявлял еще большую осторожность. От мальчика пахло как от Бена Гулда. Для собак запах человеческого существа — вроде отпечатков пальцев. Он неповторим и постоянен, его не подделать. Опрокинь на себя пузырек одеколона, четыре раза кряду прими душ — разницы никакой: человек сохраняет тот же аромат, уникальный только для него одного. За всю свою жизнь пес никогда, решительно никогда не встречал двух людей, от которых пахло бы совершенно одинаково.

— Это Лоцман?

И высокая женщина, и собака вздрогнули, услышав, как мальчик произнес эту кличку.

— Да, он. А откуда ты знаешь?

Мальчик снова пропустил вопрос мимо ушей и посмотрел мимо нее в гостиную.

— А ты — Даньелл Войлес?

— Да, это я. А мое-то имя откуда тебе известно?

Она подошла и встала позади Фатер.

— Потому что я пришел, чтобы помочь и тебе тоже.

— Но кто же ты? — спросила она.

Вместо ответа мальчик сказал Фатер:

— Твоя любимая песня — это «Under My Thumb». [20]

Повернувшись к Даньелл, добавил:

— А твоя любимая — это «What If I Can't Say No Again». [21]Верно?

Женщины одновременно сдвинули брови, потому что он был прав. Они всего несколько минут назад говорили о своей любимой музыке. О чем угодно, лишь бы отвлечься от происходящего.

По-прежнему глядя на Даньелл, он продолжил:

— По ночам ты храпишь, но этот звук приятный, забавный, потому что похож на тихое рычание. Так говорил твой приятель.

Мальчик попросил стакан воды.

Фатер хотела остаться и расспросить его обо всем, но к этому времени настолько смешалась, что была рада предлогу удалиться. Теперь поход на кухню и обратно предоставит ей время собраться с мыслями.

Проходя обратно в квартиру через гостиную, она миновала одно большое окно, затем — другое. На подоконнике второго окна стояли три фотографии в рамках из орехового дерева. Это она подарила их Бену, когда они жили вместе. До этого фотографии помещались в дешевых красных пластиковых рамках, которые он купил много лет назад. Они раздражали Фатер всякий раз, когда попадались ей на глаза, потому что она знала, насколько важны эти фотографии для ее друга. Однажды она купила три дорогие рамки, поместила в них фотографии и безо всяких церемоний снова поставила их на подоконник. Бен сразу же это заметил. Ее удивило, как тронут был он тем, что она считала незначительной услугой. Он любил эти фотографии, но еще больше любил он ее заботливость и то, как она заменила рамки, не привлекая к этому его внимания. Некоторое время назад все эти фотографии с улыбкой рассматривала Даньелл.

На первой была снята семья Бена, сидевшая за столом для пикника. Лил дождь, и все они были одеты в полиэтиленовые накидки. Вторая запечатлела его любимую бабушку за несколько лет до ее смерти. На фотографии на ней была синяя бейсболка. На третьем фото был сам Бен в летнем лагере, когда ему было девять лет. В одной руке он держал лук, а в другой — стрелу.

Фатер отошла от фотографий на несколько шагов и вдруг резко остановилась и быстро заморгала, потом двинулась назад, чтобы взглянуть на одну из них снова. Эта фотография и то, что случилось утром со Стюартом Пэрришем, говорили, что с нормальной человеческой логикой отныне покончено раз и навсегда.

Через две минуты она вернулась к входной двери. Протягивая мальчику полный стакан холодной воды, спросила:

— Тебя зовут Бен, верно?

— Спасибо. Да, так и зовут.

— Сколько тебе лет?

— Восемь.

Он выпил весь стакан в несколько глотков.

— А где Большой Бен?

Даньелл, недоумевая, уставилась на Фатер.

Мальчик шагнул в квартиру:

— Мне придется войти, раз я собираюсь вам помочь.

Через полчаса он сказал, что голоден, так что Фатер соорудила для него бутерброд с арахисовым маслом. Она не забыла взять белый хлеб и обрезать корочки, потому что Бен не любил хлебных корочек. На задворках почти пустого холодильника нашлась еще банка шипучки, потому что всю свою жизнь он любил этот напиток, и она тоже дала ее мальчику.

Они все сидели за кухонным столом, и две женщины смотрели, как маленький Бен Гулд уминал бутерброд и рыгал из-за того, что слишком быстро глотал шипучку. Он казался очень довольным собой.

— Так как же, Бен, ты сюда попал?

Хотя во рту у него был хлеб, он все-таки умудрился ответить:

— Я прискакал на песне.

— Ты написал песню?

— Нет, прискакал на песне. Вот как я сюда попал — прискакал на песне.

— Не понимаю.

Он пожал плечами, как бы говоря: это твоя проблема.

Стараясь, чтобы в ее голосе не сквозило нетерпение, Фатер спросила:

— Ты можешь мне все это объяснить?

Он положил бутерброд и надолго присосался к шипучке.

— Тебе нравится эта песня — «Under My Thumb». Когда ее крутили по радио, я прискакал на ней сюда.