– Хочу вот этого, – отрывисто повторил Рул, учащенно дыша. – Хочу забыться, потерявшись в твоем теле. Хочу, чтобы в постели, лежа подо мной, ты сходила с ума, правда, ты и так это делаешь, верно? Скажи мне, Кэт. Скажи, что сходишь по мне с ума.

Уткнувшись лицом ему в шею, она сгорала в огне желания, который разжигали движения его мощных бедер.

– Да, – простонала Кэтрин, заранее соглашаясь с любым его требованием.

Острое наслаждение, точно поток раскаленной лавы, накрыло обоих одновременно. Рул опустился вместе с Кэт на пол, но она даже не обратила внимания на жесткость или неудобство. Как только сладкая пульсация содрогавшейся мужской плоти прекратилась, Рул поднялся и перенес Кэт обратно в постель. И баюкал в колыбели своего тела, пока ее не сморил сон.

Когда Кэтрин проснулась, стояло уже солнечное утро. Она потянулась и только тут поняла, что не одна. Рул лежал рядом и наблюдал за ней; легкая улыбка смягчала обычно суровые черты. Кэт сонно улыбнулась ему в ответ. Он, ни слова не говоря, привлек ее к себе, обхватив рукой за талию, а затем снова занялся с ней любовью.

Много позже, когда страсть улеглась, Рул приподнял голову и бархатным с хрипотцой голосом предложил:

– Выходи за меня замуж.

В ошеломлении, Кэтрин могла лишь изумленно смотреть на него.

Грустная улыбка искривила мужественные точеные губы Рула, и он повторил:

– Выходи за меня. Чему ты так удивляешься? Я планировал это, еще когда тебе было… о, пятнадцать или около того. Фактически с того самого дня как ты заехала мне по лицу, за что и получила по своей смуглой маленькой попке.

Неожиданно испугавшись этого нового поворота в их отношениях, Кэтрин вывернулась из его рук и дрожаще произнесла:

– Я не в состоянии решить, оставаться мне тут или нет, а ты хочешь услышать, выйду ли я за тебя замуж. Как я могу тебе ответить?

– Легко, – успокоил ее Рул, укладывая рядом. – Не думай об этом и ни о чем не беспокойся. Просто согласись, и все. Мы можем по ночам отчаянно сражаться за каждую пядь земли до кровати, но, как только окажемся в ней, это будет стоить любого синяка или ссадины. И обещаю, что тебе никогда не придется засыпать в холодной постели.

Его слова потрясли Кэтрин до глубины души. О боже, она так хотела Рула! Но, несмотря на едва ли не наркотическую зависимость от его любовных ласк, понимала, что Рул не желает впускать ее в свою жизнь, исключая часть, касающуюся физической близости. Вчера она почти умоляла его довериться ей, а он ее оттолкнул.

Кэтрин содрогнулась.

– Нет! – отчаянно выпалила она, больше всего боясь не устоять перед искушением и, воспользовавшись советом Рула ни о чем не думать, просто согласиться выйти за него замуж, наплевав на все сомнения. Она нуждалась в нем так сильно, что ей было страшно, но Рул сказал, что давно хотел жениться на ней, о любви тут речи и не шло. Он все распланировал. И никогда не скрывал своей преданности ранчо. Рул им одержим, возможно, настолько, что готов жениться на собственнице, чтобы и дальше держать все в своих руках. Прошлой ночью ей лишь слегка приоткрылось то, что сделал с ним Вьетнам, но зато она наконец-то поняла, почему Рул так отчаянно цеплялся за «Угодья Донахью». Горячие слезы обожгли лицо, и Кэтрин почти выкрикнула:

– Не могу! У меня даже мысли путаются, когда ты рядом! Ты дал слово, что не тронешь меня, и не сдержал! Я возвращаюсь в Чикаго. Сегодня же. Мне больше не вынести такого давления!

Ни разу в жизни Кэт не чувствовала себя более несчастной, чем когда в наступившей тишине Рул поднялся и вышел из спальни. Она лежала не двигаясь, изредка вытирая непослушные слезы, которые все текли, несмотря на безнадежные усилия их сдержать. И тело, и разум терзала боль из-за невероятной потребности в этом невыносимом мужчине, которой Кэтрин не могла управлять и которую не понимала. Ей ведь хотелось, чтобы он оставил ее в покое? А теперь у нее такое ощущение, будто из души кусок выдрали. Кэтрин искусала все губы, предохраняя себя от того, чтобы крадучись не пройти по коридору и, пробравшись в комнату Рула, не скользнуть в его крепкие объятия. Следует уехать. Если останется, он воспользуется ее слабостью, привязывая к себе навсегда, и тогда она уж точно не узнает, что для него важнее: Кэтрин Донахью или ранчо.

Бесспорно, Рул испытывает к ней влечение. А почему нет? Пусть она не писаная красавица, но, где бы ни бывала, многие находили ее длинноногую грациозную фигуру и экзотическую внешность весьма привлекательными. Рул здоровый мужчина, с естественными желаниями, так почему бы ему не хотеть ее. Это она, занявшись самокопанием, обнаружила кучу сомнений, одно неприятнее другого.

А еще Кэтрин хорошо изучила Рула, причем очень полно: каждый изгиб тела и малейший нюанс голоса или выражения лица, – и с горечью сознавала, что в его внутренний мир ей хода нет. Рул из тех людей, кто, выжив в аду, выйдет из пламени, не потеряв себя, но лишенный каких бы то ни было иллюзий или грез, позволивших бы ему абстрагироваться от суровых испытаний, выпавших на его долю. Вернувшись «домой», Рул обнаружил, что дома-то и не существует, и вот тут эмоции дали сбой: он почувствовал себя утлым челном без руля и штурвала в бушующем океане окружающего общества. Поэтому рука помощи, протянутая Уордом Донахью, в буквальном смысле спасла ему жизнь, и с того момента он отдал всю свою преданность «Угодьям Донахью», где обрел приют и возможность заново, по кусочкам строить свою судьбу.

Да, она может выйти за него замуж, но никогда не узнает, что побудило его сделать предложение: любовь к ней или к ранчо, которое шло в комплекте. Возможно, Рул воспринимает брак как «комплексную сделку»? Впервые за все годы Кэтрин захотелось, чтобы «Угодья Донахью» ей не принадлежали. Да, отъезд не решит ее проблем, однако позволит трезво рассудить, стоит ли выходить за Рула и жить в некоем подобии спокойствия, примирившись с тем, что так и не познает его до конца. Рядом с Рулом ни о каком рациональном мышлении и речи не шло – он низводил ее здравомыслие до уровня основных инстинктов.

Извечный вопрос большинства наследниц: желанны ли они сами или то, чем владеют? Хотя в случае Кэтрин и Рула дело не в деньгах, а в чувстве защищенности и сохранении душевного равновесия, потребность в которых так глубоко запрятана в подсознании Рула, что, вероятно, он и сам не подозревает о подобной мотивации.

Кэтрин поднялась с кровати и нехотя стала собирать вещи. Едва она начала, как дверь распахнулась, и на пороге нарисовался властитель ее дум.

Рул успел переодеться, выражение его лица было нечитаемым, хотя углубившиеся морщинки выдавали сильную усталость. Он невозмутимо предложил:

– Давай прокатимся верхом.

Кэт отвела взгляд:

– Мне нужно собираться…

– Пожалуйста, – перебил он.

Кэтрин дрогнула, услышав от него столь несвойственное ему слово.

– Поедем со мной, как в прошлый раз, – продолжил убеждать Рул. – И, если мне не удастся уговорить тебя остаться, я сам отправлю тебя, куда пожелаешь, первым же рейсом из Техаса.

Она вздохнула и в волнении потерла лоб. Почему так трудно решиться на окончательный разрыв? Должно быть, она истинный гурман в том, что касается душевного мазохизма.

– Ладно, – уступила Кэтрин. – Дай мне одеться.

В первый момент Рул выглядел явно нерасположенным уходить куда бы то ни было, в потемневших глазах стоял немой укор, ведь глупо с ее стороны говорить подобное мужчине, с которым всю прошлую ночь занималась любовью. Но затем Рул кивнул и прикрыл дверь. Кэт всегда остро ощущала его присутствие и без труда определила, что он остался стоять в коридоре, привалившись к стене. Кэтрин быстро оделась и попыталась хоть как-то расчесать намертво спутавшиеся волосы. Стоило ей выйти, как Рул сразу выпрямился и протянул ей руку, которую, правда, опустил прежде, чем Кэт решила, браться за нее или нет.

В молчании они дошли до конюшен и оседлали лошадей. Раннее утро радовало прохладой; животные были полны энергии и порывались пуститься вскачь, а не тащиться медленной рысцой, отчего их то и дело приходилось сдерживать. Выждав еще пару минут, Кэтрин, слегка сжав шенкеля, подъехала вплотную к Рулу и отрывисто спросила: