Профессор Хаксли обнаружился неподалеку: он руководил Френсисом, который мощными движениями снимал пласты земли с какого-то места, представляющего, по мнению профессора, особый интерес.
Луиза сияла, как зеркальце, на которое падает солнечный луч, и едва не лопалась от гордости.
— Профессор Хаксли! — позвала она голосом, по которому сразу можно было бы обо всем догадаться.
— Да, Луиза? — Он повернулся к ней и прищурился на солнце.
Френсис тоже оставил свое, вне всяких сомнений, увлекательное занятие и посмотрел на нее вопросительно.
— Посмотрите, что я нашла! — объявила Луиза со всей скромностью, на которую была способна.
Профессор надел очки, которые болтались на цепочке на шее, наклонился.
— А-ах!
Кристиан бы присвистнул. Френсис не издал ни звука. Он молча и жадно вглядывался в статуэтку, и Луизе казалось, что она чувствует, как его взгляд скользит по ее ладони.
— Лу-иза… — От волнения голос профессора дрожал.
Она встревожилась.
— Да?
— Тебе кто-нибудь говорил, что особо ценные находки, которые могут оказаться еще и хрупкими, нельзя трогать?
Луиза обиделась. Она к нему с самым драгоценным, а он…
— Не думаю, что Луиза заслужила выговор, док, — заметил Френсис, не отрываясь от статуэтки.
— А я и не выговариваю. Я… так. Можно мне?
— Конечно. — Луиза отдала ему статуэтку. Неприятный осадок остался.
Уже через двадцать минут все знали, что Луиза Гаррот нашла удивительнейшую вещь, композитную статуэтку работы древних мастеров, вероятно изображавшую какую-то почитаемую богиню, сведения о которой утрачены (по мнению индолога Кристиана Митчелла), и, возможно, эта статуэтка станет центральным экспонатом среди коллекции находок из Мхараджани.
Кристиан выбрал момент, когда Луиза осталась одна, и пружинной походкой подошел к ней. Она взглянула на него с опаской.
— Луиза, прости меня, но ты дура, — в сердцах сказал Кристиан.
— Да это давно всем было понятно. Когда я согласилась выйти за тебя замуж, — огрызнулась она.
— Нет, не в этом дело. Дело в том, что ты могла вернуться в Англию миллионершей, как этот… — Кристиан не нашел нужного слова, но и не сплюнул на землю, что похвально. — А вместо этого… — Он бессильно махнул рукой.
— Да о чем ты? — Луиза искренне не понимала.
— О статуэтке! — взорвался Кристиан. — Ты представляешь, сколько она стоит?!
— Нет, но…
— А теперь без «но»! Все равно ты ее отдала… Эх, почему она попалась тебе, а не мне?
— Может, не хотела, чтобы ты на ней наживался? Не хотела быть проданной какому-нибудь эстетствующему банкиру и стоять у него в шкафу до скончания времен?! Может, ей больше по душе быть на виду, предметом восхищения тысяч и сотен тысяч людей, которые придут в музей? А?
— Ну-ну. Скажи еще, что она с тобой говорила. И сама тебе поведала свою волю.
— Нет. Мне действительно не пришло в голову присвоить ее себе, — с достоинством, на этот раз абсолютно спокойно ответила Луиза. — И я этим горжусь.
Она повернулась и ушла. Победа осталась за ней, она точно это знала.
Вечером, когда Луиза сидела на остатках каменной стены и смотрела на едва видимый за верхушками деревьев край огненного диска, к ней подошел Френсис.
— Как дела? — буднично спросил он.
— Нормально. А как у тебя?
— Хорошо. Я знаю очень много алчных женщин, которые удавились бы за эту статуэтку, убили бы и продали душу дьяволу.
— Да, Кристиан мне уже намекнул, что я сделала глупость, — усмехнулась Луиза.
— По-моему, ты поступила правильно.
— Я не знаю. — Луиза пожала плечами. — Но я иначе не могла, не видела другого выхода из этой ситуации, понимаешь?
— Понимаю.
— Я сказала об этом Джил, а Джил ответила, что, если человек видит только один выход, он шизофреник.
— Думаю, ты исключение из правила… — рассмеялся Френсис. Видно было, что он в хорошем настроении. — Она очень красивая. Правда.
— Да. Настоящее чудо.
— Хочешь, я расскажу тебе о чудесах?
Луиза посмотрела на него и увидела в его глазах рыжие искорки. Отблески заката, что ли…
— Хочу, — в тон ему, игриво отозвалась она.
— Пойдем. — Он протянул ей руку.
— Затащишь меня в джунгли, а потом бросишь?
Луиза не знала, откуда вдруг взялась эта легкость в их отношениях.
— Хм. Я еще не решил. Но все равно пойдем.
Она оперлась на его ладонь и спрыгнула вниз, неожиданно для себя ловко и просто. Все-таки чертовски приятно, когда тебя понимают!
Было душно, одуряюще душно. От этой духоты самый воздух звенел. Или это звенело в ушах? Сладковато пахло какой-то преющей влажной травой и пряными листьями. Свет с откуда-то взявшимся легким оранжевым оттенком дробился, разливался геометрически правильными ручьями — лучами. В густом янтарном воздухе, как пышная бахрома на богатом ковре, висели птичьи голоса. Они шли около получаса в сторону, противоположную той, где стоял Майр-агенди, а потом Луиза услышала шум — как будто сильный ветер рвет листву.
Вечер стоял тихий, как вода в стакане.
— Что это? — Луиза безотчетно коснулась руки Френсиса.
— Это к разговору о чудесах. Я нашел его вчера и хотел тебе показать. Подожди немного, сама увидишь.
Через несколько минут они вышли к лесному водопаду.
У Луизы дух захватило от красоты пейзажа. Ей всегда казалось, что такие места существуют только в мечтах — художников да неиспорченных еще жизнью детей.
Со скалы, увитой местами то ли экзотической разновидностью плюща, то ли еще какими-то ползучими плетьми, падал ручеек. Даже речкой не назовешь — узкий, Луиза без труда перепрыгнула бы его, и чистый, как жидкий хрусталь. У подножия каменной стены, воздвигнутой и украшенной самой природой, образовался мелкий бассейн с прозрачнейшей водой и каменистым дном.
Луиза застонала от восторга.
— Боже, как красиво…
— Я знал, что тебе понравится.
— Спасибо… — Она благодарно сжала руку Френсиса и поспешила к воде. Сбросила кроссовки. Разгоряченные ступни обожгло холодом. — Ай!
Луизе было больно, но хотелось смеяться — по-детски счастливо, от восхищения окружающим миром и радости его воспринимать. Она зачерпнула в ладони воды и плеснула на Френсиса. Тот едва увернулся от брызг.
— Ты что делаешь?! — завопил он притворно грозно.
Его накрывало волной того же счастья, которое испытывала она. Френсис скинул обувь и, нарочно высоко поднимая ноги, чтобы было больше брызг, помчался к ней. Ей пришлось убегать очень быстро, но это было дело безнадежное: ноги скользили по гладким, замшелым камушкам, и в конце концов Луиза все-таки споткнулась…
— Ты как? — не на шутку испугался Френсис.
— Ничего. — Она сидела в воде — какая теперь разница? — и смотрела, как по мокрой ладони растекается кровь из ссадины. — Так, пустяки, в детстве бывало гораздо хуже.
— Отважная разбойница, — покачал он головой. — Дай, надо промыть.
Он взял ее за запястье и повел к водопаду. Подставил ее руку под струю ледяной воды. Луиза хотела вскрикнуть — но зачем? Она подчинялась ему как завороженная и не могла представить, что будет иначе.
От холода заломило тонкие кости в кисти.
— Хватит… — попросила Луиза.
Френсис выпустил ее руку.
— В лагере нужно будет перевязать.
— Зачем? Это же просто царапина.
— Не забывай, где находишься. Местная микрофлора несколько отличается от лондонской…
Луиза вздохнула. Ей не очень нравилось, когда кто-то брался ее опекать, благо желающих находилось мало. Она посмотрела на свою посиневшую руку, потом снова на него…
Глаза Френсиса казались прозрачнее и синее воды в этом ручье. Нечеловеческие почти глаза… И сейчас — странные. Луиза вдруг увидела себя его глазами: загорелая, немного чумазая, с выбеленными солнцем волосами и по-детски коротко обрезанными ногтями…
И все равно — женщина. Желанная молодая женщина, под мокрой майкой — упругая грудь, трепещет жилка на шее, обтянутые мокрыми шортами загорелые бедра, ставшие крепче за последние дни…