— Никогда больше не поступайте со мной так, — произнес он почти что шепотом.

— Мне жаль вашу одежду… — услышала она свой собственный ответ.

— К черту одежду. Вы…

— Настоящая головная боль для вас. Я знаю, — неловко попыталась пошутить она, чтобы отвести разговор от опасной темы.

— Вовсе нет, я просто собирался сказать, что вы уникальны, — поправил ее Рамон.

Анна-Лиза приказала себе ни в коем случае не придавать этой фразе какого-то особого значения. Ведь каждый человек, в конце концов, уникален, в этом нет ничего удивительного.

— Я собираюсь пригласить вас поужинать со мной завтра вечером, — произнес Рамон.

— А если я откажусь?

— Не отказывайтесь.

Эта фраза привела ее в трепет. Но, вспомнив о Маргарите, она поспешила добавить:

— Только учтите, что мой вечер начинается довольно рано.

— Вот и отлично, я уверен, что смогу согласовать это с моими планами.

— Буду ждать с нетерпением.

— Я тоже, — тихо произнес Рамон. — Спокойной ночи, Анна-Лиза… Приятных вам снов.

— Спокойной ночи, Рамон, — прошептала она и задумалась, все еще прижимая к себе трубку, в которой давно уже раздавались короткие гудки.

Анна-Лиза проснулась, словно от толчка. И только когда раздалось второе по счету пронзительное кукареканье, она поняла, что так резко пробудило ее после неспокойной ночи.

— Чертова птица! — простонала она, взглянув на часы. Еще не было и пяти. Но важный куриный воевода с каждым утром просыпался все раньше, — что было явным признаком приближающейся весны. Даже плотно накрыв голову подушкой, она все равно продолжала слышать его пронзительные крики.

Смирившись и отбросив подушку, Анна-Лиза зевнула, потянулась и глубоко вздохнула, подумав о предстоящем вечере с Рамоном. В этот раз она не подкачает. Никакого шампанского, никаких сомнительных нарядов и, конечно же, никаких ночных заплывов.

Покормив животных и прибравшись в доме, она решила посетить новый косметический салон, совсем недавно открывшийся в Маоне, и купить себе что-нибудь из одежды. Это было недешево, но она специально отложила деньги, чтобы подбодрить себя в сложный момент, потратив их на наряды. И после того, что случилось прошлой ночью, это было, как нельзя кстати! Кроме того, она хотела выглядеть на все сто, чтобы сразить Рамона наповал.

Анна-Лиза вышла из дома. Яркое солнце уже играло красноватыми бликами на терракотовых булыжниках, которыми был вымощен двор. Когда она только приехала, ее удивляло, как быстро утренняя заря на Менорке прогоняла душную ночь. Здесь не было никаких томительных серых сумерек, к которым она так привыкла в своей туманной Англии. Утро наступало очень рано и быстро. И это ей нравилось гораздо больше.

— Из тебя выйдет отличный суп, — поддразнила она петушка, бросив ему на землю горсть зернышек. Но он прекрасно знал ее и только чуть громче кукарекнул, присоединяя свой голос к соседскому хору.

Отвлеченная, более сладкоголосым пением птичек, поселившихся в ее апельсиновых садах, Анна-Лиза перешла двор и направилась туда, откуда открывался наилучший вид всего ее владения. Она никак не могла привыкнуть к мысли, что вся простирающаяся до горизонта долина и даже окутанные туманом холмы принадлежат ей.

Опустив на землю корзину с кормом, она вскарабкалась на нижние слеги деревянных ворот, отделявших двор от земельных угодий, и подперла руками голову. Ранние зеленые листочки только-только начали показываться на извилистых черных ветках апельсиновых деревьев, а легкий ветерок, повеявший с полей, доносил до нее нежные ароматы тимьяна и дикого мирта, уничтожавшие последние страстные мускусные запахи средиземноморской ночи.

— Святые небеса! — воскликнула она, оглядываясь. Было сложно поверить, что этот рай может существовать на самом деле.

По дороге к дому Анна-Лиза не переставала улыбаться. Сразу же после салона красоты она зашла в магазин купить себе новое платье. Белое, простого покроя и чрезвычайно изящное, оно стоило слишком дорого. Но это не имело значения, по крайней мере, сегодня. Сегодня был особенный день. День, который должен был определить всю ее дальнейшую жизнь. Никогда еще до этого момента на нее не наводили такого лоска. Не существовало и дюйма ее тела, который не был бы вычищен, выщипан, отполирован и ухожен. После того, как ее от шеи до лодыжек покрыли толстым слоем чего-то липкого, вязкого и зеленого, завернули в большой лист фольги и слегка «пропекли», а затем, наконец, сполоснули под холодной струей воды, Анна-Лиза была готова ко всему.

* * *

Едва успев, остановив машину, она сразу же выскочила из нее.

— Эй! Что вы делаете? — услышала она свой охрипший голос и полностью забыла о том, как одета.

Стремглав подбежав к деревянным воротам, она не стала терять время на их отпирание, а просто перелезла через них, порвав при этом платье. Продираясь сквозь разросшийся кустарник, она несколько раз споткнулась, пытаясь преодолеть нагромождения только что обрезанных веток деревьев. Не обращая внимания на то, что царапает новые туфли, пачкает и рвет элегантное белое платье, она спешила поскорее добраться туда, где заметила незваного гостя.

Ее ноги и руки были покрыты царапинами и занозами, но ничто уже не имело значения, ничто, кроме желания остановить это бесчинство. Потеряв дар речи, Анна-Лиза смогла только взмахнуть руками в безнадежной попытке выразить свое потрясение и выдохнуть:

— Что вы наделали?!

Лицо мужчины, к которому она обращалась, было таким же грубым и темным, как и ветки дерева, к которым он прикасался.

— Buenos tardes, senorita! [10]— произнес он, не обращая никакого внимания на ее страдания. И, взмахнув своей засаленной шляпой, ухмыльнулся, обнажив прокуренные редкие зубы.

Анна-Лиза в отчаянии уставилась на него. Этот вандал носил одежду, которую, вероятно, передавали из поколения в поколение и никогда не стирали. На поясе у него висела связка всевозможных секаторов и ножниц, а в черных глазах можно было заметить выражение крайнего любопытства.

— Значит, вы и есть дочь дона Педро! — воскликнул он с сильным акцентом и стукнул себя в грудь. — А я — Энрике Карадонда.

— Меня не волнует, кто вы такой, — резко отрезала Анна-Лиза. — Я думаю, вам следует объяснить, что вы здесь делаете и что это такое! — Она свирепо указала на кучи веток, разбросанные по земле. Ее прекрасные апельсиновые деревья превратились в ободранные скелеты.

— Я работаю, — обиженно ответил Энрике и пожал плечами, — сеньор Перес…

При упоминании имени Рамона Анна-Лиза порывисто и сердито вскрикнула и приказала Энрике удалиться.

— Да, сеньорита, — дружелюбно согласился Энрике, — скоро уже начнет темнеть, я вернусь завтра.

— Вы не сделаете…

Но Энрике уже развернулся и пошел по направлению к поселку, быстро исчезая в сгущавшихся сумерках.

Медленно поглядев вокруг, Анна-Лиза почувствовала, как к ее горлу подкатывают рыдания. Она была такой доверчивой, слишком доверчивой. Как только Рамон мог решиться сделать такое? Неужели ему так не терпелось поскорее разрешить вопрос о постройке своей пристани для яхт? Если он думает, что, проделывая подобные штучки, ему удастся выжить ее отсюда, то он сильно заблуждается. Имение принадлежит ей, и она может делать с ним все, что захочет.

Она устало вздохнула и попыталась определить размер нанесенного ущерба. Деревья ни за что не успеют поправиться к тому времени, когда нужно будет снимать урожай. А если она ничего не продаст, то, как же она сможет поправить свое финансовое положение и выдержать следующий год? Обиднее всего было то, что все это случилось именно тогда, когда она была в салоне красоты и радовалась тому, как хорошо идут дела! Она сжала грязные руки в кулаки. Ну и задаст же она Рамону Пересу!