– Какой же ты человек? – искренне удивился стармуд Грозный, бывший военный. – Вот те раз, человек! Какой такой ты человек? У тебя квартира есть? Прописка есть? Нет, ни хрена, – старпер диспетчер выразился крепче, – ни того самого у тебя нет… Продал квартиру? Не ври, ясное дело, продал. Деньги куда дел? Пропил давным-давно, тоже яснее ясного. Ну и кто ты есть? Какой же ты человек после этого? Бомж ты, бомж и есть! – Акакий забурчал в ответ, телефон зазвонил, старик опустил и поправил шторку, зашаркал к столу. – Неотложная! – Иван Васильевич снял трубку, пока Акакий Акакиевич бурчал:
– Ничего я не продавал, – зудел за окном скорбный бомж Акакий, но его никто не слышал. – Правду говорю, не продавал я квартиру, отняли ее у меня. Бандиты насовсем забрали, понял… Так в больницу-то когда вы меня определите?!
– Пошел ты! – громыхнул диспетчер Грозный, указав куда именно, а сам поспешил объясниться: – Простите, – пояснил он в трубку своим обаятельным баском, – это я ни в коем случае не вам… Нет, и не таракану… Да что вы так, ну что вы, успокойтесь, пожалуйста, первый раз, что ли… И ладно бы я вам, право слово, а то ведь даже и не таракану я! Это я так Акакию нашему сказал, Акакию Акакиевичу… – Пока Иван Васильевич старался извиниться, Акакий бормотал:
– Пойду я, куда денусь, всю жизнь иду. Только всё равно я человек, – с хрестоматийной гордостью возразил он опущенной кулисе. – Человек я! Человек, а никакой не таракан, понял. И никакой я тебе не Акакий! – Бомж одышливо поднялся со скамейки и медленно пошел.
– Куда?! – разорялась тем временем телефонная дама, трескучая, как отдираемые в четыре руки плинтусы и паркетины. – Как, опять?! Да вы что?! Вы издеваетесь? Или у вас все такие, все с тараканами, все у вас придурки? Вы все там ненормальные, да? Да вы же вредители самые настоящие! Вас же не лечить надо, вас самих всех перетравить сразу нужно!.. Что?! Да мало того, что меня по матери как хотят кроют и куда не надо шлют, так еще сейчас ваша врачиха чокнутая квартиру нам громит!.. И не буду я звать ее к телефону, сами зовите как можете. Что? Как?! Да я в суд на вас подам, я сегодня же к прокурору пойду! Да я сейчас же в милицию обращусь!
Она так шарахнула трубку, что разбила аппарат; во всяком случае, первым в милицию дозвонился «неотложный» Иван Васильевич.
Не психиатров же было опытному диспетчеру на это яснее ясного, что темное дело вызывать. При таком раскладе коллеги со специализированной тринадцатой подстанции скорее сюда, на отделение, разбираться поедут, а не по адресу, но вернее всего они даже с места не тронутся, пока по телефону до сумасшедшего дома не доведут.
С ответственным дежурным психиатром, что ни разговор, то скверный анекдот. Недавно Вежина дозвонилась: так и так, уважаемый коллега, больной в состоянии острого алкогольного опьянения утверждает, что закодировался от пьянства, а вот, как всё-таки выпил, так теперь доктор, который его кодировал, является ему под потолком и страшные знаки в воздухе творит; что делать?
«Послушайте, коллега, – с неподдельным удивлением воскликнул доктор-психиатр, – послушайте, ведь я ж, здесь, но вы-то, коллега, там! Что же вы у меня спрашиваете, вы у него спросите, ему-то виднее». «У кого спросить? – Вежина, ошалев, принялась озираться по сторонам. – Кому виднее?» «Как это у кого?! У этого доктора, конечно же, который вашего больного кодировал!..»
Так что Иван Васильевич сразу же в милицию позвонил, она кого-кого, а скорую-неотложную бережет, если может. Как-никак, по-своему – коллеги-ассенизаторы, навскидку и не определить, чья помойка чище…
По-своему коллеги среагировали мигом, наряд прилетел, речей худых не разводя, повязал клиента. К слову сказать, незадачливый старатель даже сопротивляться не стал – думал, верно, что мужики с автоматами подсобить решили против супостатов. Но хоть и быстро прибыла дежурная группа, Веллер не раз как мышь вымокнуть успела. Едва клиента взяли, растрепанная Маша как была с ломиком, так и съехала по стенке на пол. Опустилась, села, сидит и никак в толк не возьмет, решить никак не может – то ли ей сначала всем «спасибо» сказать, то ли потом бабу эту ломом приголубить…
Покамест там развивались драматические события, здесь Иван Васильевич вдумчиво, как всегда неспешно и обстоятельно, питался: парочка домашних салатиков, половинка отварной курицы, блинчики, бутерброды…
В конце концов, события событиями, но обед обедом, ибо всё всегда идет своим чередом и своим порядком. Он сам по себе, древний, но крепкий, коряжистый, как ивовый ствол за окном, диспетчер Иван Васильевич по прозвищу Грозный – и вещи вокруг, показалось, напоследок тоже сами по себе и вроде как со стороны, будто старика здесь вовсе нет или же он просто-напросто лишний, уже посторонний здесь. Посторонним чуть иначе всё воспринимается: серебристая ива рядышком шелестит звонче, настырные воробьи взбалмошнее, жирная муха между стеклами музыкальнее; шевельнулась выгоревшая шторка. Солнце краешком позолотило пыль под телевизором на тоненьких насекомых ножках, который вползвука замыливал извивистую «Санта-Барбару». На столе фонила подпорченная рация, привычно транслируя порой что ни попадя, телефон молчал, как затаился, над столом громко расхаживал маятник.
Время шло, Иван Васильевич питался.
– Сколько это может продолжаться! – не выдержал за океаном взмыленный Круз, которого опять убили, но снова не насовсем. – Ты должен, должен это прекратить! – опять и снова настаивал телевизор, рация поддерживала:
– Хватит, Ванька, заканчивай! – выпорхнул из местного трудового эфира девичий голосок. – Кончай, говорю, трах-трах твою ням-ням! – Иван Васильевич, тщательно пережевывая пищу, покачал головой, муха гулко тюкнулась в окно и вылетела вон, каркнула местная ворона, в мыльной Санта-Барбаре подивились:
– Ничего себе! – пустили радужные пузыри в прибрежном американском городе. – Но о чем это она? – Там не понимали, здесь снова включилась рация.
– Езжайте к этим придуркам, – выступил загадочный местный авторитет, – и сразу шею намыльте, а уже потом еще раз всё растолкуйте. Но чтобы с этого захода доходчиво было! Понял, нет? – Тем временем тамошняя Джина упорствовала:
– Нет, – упиралась она, – нет, нет и нет! – Она напирала, но и отечественный криминальный элемент был полон энергии:
– Понял, сделаем! Объясним, всё в лучшем виде по полочкам разложим! Без проблем, у нас не заржавеет!..
Словом, везде всё шло своим чередом и порядком; сами по себе спешили часы, работал телевизор, сипела и похрипывала рация, снова звонил телефон.
– Неотложная. Минуту… – Иван Васильевич, сняв трубку, прожевал последний кусок и глотнул чаю. – Говорите теперь, слушаю. Что у вас случилось?
– Приятного аппетита! – пожелал воспитанный абонент и сообщил с веселой оторопью: – Понимаете, у меня жена в гоблина превратилась! – В пенной Санта-Барбаре откликнулись:
– То ли еще будет! – Мылом мытый американский оптимизм не знал границ, как и удивление видавшего виды русского диспетчера:
– Чего?! – Иван Васильевич едва не выронил вставную челюсть. – В кого, в кого?! В гоблина? Как так она в него превратилась?!
– Вот просто так, взяла и превратилась! Я-то думал, что такое только в ихнем кино показывают, а тут вот те здрасте, земля обетованная, радуйтесь, приплыли! – С перепугу парнишка как мог балагурил. – Точно говорю, самый натуральный гоблин, в чистом виде, полная жуть! Настоящий ужастик, только наяву… Это она у меня постирушку затеяла, новый стиральный порошок купила – голубенький такой, импортный. И только она его сыпанула, только засыпала, вдруг – бах – вместо рожи – здравствуй, жопа, новый год! Ох, простите, пожалуйста…
– Ничего, всякое бывает, – утешил парнишку умудренный чужим и собственным опытом Иван Васильевич. – Сколько лет вашей гоблинше? Так, телефон?.. Адрес?.. Как подъехать?.. Не волнуйтесь, ждите. – Он принял вызов, и очень кстати, как в том же кино, на связь вышла доктор Вежина: