Я до сих пор уверен, что именно здесь будущие полинезийцы рубили деревья для своих катамаранов и именно отсюда ветра и течения подхватили их и понесли в сторону Таити. Добравшись же до Таити, они начали один за другим завоевывать острова Тихого океана, на которых уже жили люди, приплывшие из Перу на бальсовых плотах.
Пятьдесят лет назад все утверждали, что я устраиваю бурю в стакане воды. Волны по-прежнему ласкали песок у меня под ногами. Они зародились на просторах Тихого океана, занимающего половину Земного шара — ровно столько же, сколько все остальные океаны и континенты, вместе взятые. Ничего не зная ни о каких научных теориях, океан жил своей жизнью. По его безграничным просторам вращались, едва не сталкиваясь в районе экватора, два могучих течения. Одно, южное, закручивалось против часовой стрелки и помогало судам, плывущим из Перу в Полинезию. К северу от экватора океан вращался по часовой стрелке и нес свои волны к тем же островам. В доме одного из здешних индейцев висело два стеклянных шара поплавки от японских сетей, выброшенные волнами на здешний берег. Вместе с Жаклин и моим американским коллегой археологом Дональдом Райаном я приехал в Британскую Колумбию, чтобы доделать то, что не успел в свой первый визит много лет назад. Научные круги в Виктории и университетском городе Ванкувере встретили нас так же тепло, как и в прошлый раз. В Королевском музее Британской Колумбии нам тоже очень обрадовались. Директор, антрополог, а не зоолог, устроил нам экскурсию по обновленному зданию, а затем пригласил на обед. Странно было снова увидеть те экспонаты, которые много лет назад пылились в картонных коробках в подвале старого музея. Здесь не забыли, как в 1939 году я сидел в кабинете директора, окруженный книгами и каменными топорами, и убеждал всех и каждого, что полинезийцы бывали на этих берегах.
Позже мы отправились на остров Ванкувер, в самое сердце страны индейцев квакиютль. Нас сопровождали два крупнейших в Канаде специалиста по культуре прибрежных индейцев, антрополог Джером Кибульски и археолог Бьёрн Симонсен. Кроме них, с нами ехал индеец племени квакиютль по имени Стэн Уоллес. Джером работал в Национальном музее в Квебеке и был настолько дружен с индейцами — в наши дни они называют себя «Первый народ», что те даже разрешили ему исследовать скелеты своих предков. Археолог Бьёрн представлял в этом районе и власти, и музей, потому что никто лучше него не знал все местные племена, острова, бухты и бухточки. Стэн был восторженный археолог-любитель и незаменимый помощник Джерома.
Мы с Жаклин так устали во время долгой автомобильной поездки на остров Ванкувер, что нас не интересовали ни вышедший на дорогу медведь, ни высеченные на скалах индейские рисунки, ни восхитительные пейзажи. Позади осталась совершенно сумасшедшая неделя, за которую я сразу после приезда из Европы ухитрился побывать в четырех американских университетах. Сперва, облачившись в мантию и академическую шапочку почетного доктора наук, я выступал перед шестью тысячами первокурсников университета штата Мэн. Затем, уже в другой мантии и шапочке, под проливным дождем, я принял еще один почетный диплом от Хартфордского университета. А на следующий день читал лекцию о роли океана в развитии цивилизаций в аудитории музея Пибоди при Йельском университете.
Менее чем через двадцать четыре часа Дон Райан поджидал нас в аэропорту Сиэтла, чтобы отвезти к индейцам квакиютль. Он работал в Лютеранском университете Тихого океана, что в городе Такома. На обратном пути мне предстояло выступать там тоже. Нам хотелось только одного — поскорее добраться до индейцев, которые и были истинной целью нашего путешествия.
Дремучий лес окружал со всех сторон крошечную гостиницу «Приют пионера» на северной оконечности острова Ванкувер, где мы остановились на ночлег. Здесь начинались исконные земли квакиютль, и отныне роль провожатого переходила к Стэну. Сам он поселился неподалеку, у своих родственников в новой индейской резервации Кватсино. Наутро, еще до восхода солнца, он заехал за нами, и мы отправились в Старый Кватсино, где он родился. Мы все сели в просторный и быстрый катер и отправились в путь.
Трудно представить, но даже в Норвегии меньше фьордов и островов, чем в Британской Колумбии. На карте пролив Кватсино напоминает вырезанного из камня человека с длинными распростертыми руками. Головой исполин прижимается к возвышенности на побережье, а длинное узкое тело тянется на запад до самого Тихого океана. Сперва мы причалили в районе головы и позавтракали в Угольном заливе, небольшом городке при заброшенной угольной шахте. После этого на протяжении всего плавания мы больше не встретили никаких признаков присутствия человека, кроме кучек раковин моллюсков возле заброшенных стоянок да нескольких покинутых домов.
Одно из таких зданий оказалось бывшей школой — единственное, что напоминало о старом индейском поселении Кватсино, в котором вырос сын вождя Стэн. От других домов не осталось ни следа. У меня комок встал в горле, когда, пробравшись через кусты, мы оказались на кладбище у кромки леса. Все вокруг было усеяно полусгнившими кусками дерева и испещрено следами медведей. Но посреди этого запустения возвышались хорошо сохранившиеся могильные памятники в форме огромных рыб и плывущих китов. Вырезанные из дерева и раскрашенные, как индейские тотемы, они были закреплены на воткнутых в землю шестах. Только один изображал волка с задранной головой, словно бы воющего на луну. На материке тотемы обычно изображали лесных зверей и птиц — медведей, бобров, а также орлов. Тут преобладали морские твари. На каждом шесте висели гирлянды из почти свежих цветов.
Я не стал задавать никаких вопросов. Здесь нашли покой родные люди, память о которых еще жила.
— Это не идолы, — тихо произнес Стэн. — Чужаки думают, что тотемы предназначались для поклонения или для того, чтобы отпугивать врагов. Но мы, подобно вам, верим в незримого бога. Животные — символы наших родов. По высокому тотему можно узнать историю целого рода.
Мы перекусили на берегу и отправились дальше. Под навесом из сгнивших досок мы обнаружили хорошо сохранившийся череп. Мы не стали ничего трогать — прежде чем взять образец для анализа на ДНК Джером должен был получить разрешение от совета старейшин племени. Позже мы добрались до очаровательного маленького островка. Вдалеке Бьёрн заметил, как что-то белое блестело под солнцем в груде раковин моллюсков, оставшейся после древнего стойбища. Даже Стэн никогда не бывал здесь раньше. Островок покрывала густая растительность, и когда мы пробирались сквозь кустарник, Бьёрн вдруг криком подозвал нас к себе. Под уступом на склоне небольшого холма он обнаружил открытую могилу, в которой под сгнившими бревнами лежало три скелета. Один из черепов, ослепительно белый и прекрасно сохранившийся, отличался очень странной формой. Прибрежные индейцы владели многими видами искусства и обладали совершенным вкусом, вполне в духе современности. Они часто искусственно удлиняли черепа своих новорожденных детей, как это делали представители многих древних цивилизаций. Но ни в одном музее я не видел такого длинного и узкого черепа. Я решил, что нельзя оставлять подобную редкость в заброшенном месте, где за ней не следят ни родственники усопшей красавицы, ни смотрители музея.
Позже Стэн привел нас к себе в гости, в просторный дом на территории новой резервации. При виде красавиц-индианок мои мысли перенеслись от суровых здешних лесов к поросшим пальмами южным островам, омываемым водами этого же океана. На стенах висели фотографии представителей старших поколений. Дедушка Джимми Джамбо и его жена были индейцами из Кватсино, а двоюродный дед в меховой шапке по виду ничем не отличался от вождя племени маори.
Маленький частный самолет доставил нас в северную часть архипелага, и при расставании Стэн достал из кармана небольшую книжку, расписался на ней и протянул ее мне. Подарок назывался «Легенды индейцев квакиютль». В свое время автор книги П. Уитакер записал их со слов отца Стэна, вождя Джеймса Уоллеса. А я-то думал, что мне больше не придется возвращаться к рассказу о Всемирном потопе.
