В тот вечер я лег рано, чтобы хорошенько выспаться. Гейне-Гелдерн не удосужился прочитать мою недавно вышедшую работу. В субботу я занимался тем, что отыскивал в своем тексте цитаты, напрочь опровергающие аргументы противника — это было легко, поскольку в них не было ничего нового. Единственная свежая мысль заключалась в том, что Гейне-Гелдерн привел множество примеров того, что в определенные дни ветер над Тихим океаном менял направление и дул в сторону, противоположную той, куда плыл «Кон-Тики». На этот новый и, признаться, неожиданный довод я ответил только одно: если уж пользоваться подобным методом, то куда проще составить список пронесшихся там ураганов и на этом основании доказать, что в районе Тихого океана жизнь в принципе невозможна.
Утром в понедельник мы с Ивонной одними из первых вошли в украшенный флагами зал конгресса. Нас тепло поприветствовали слегка смущенные президент и вице-президент съезда и пробормотали нечто комплиментарное относительно моей статьи.
Бледный как смерть Гейне-Гелдерн поднялся на трибуну и объявил конгресс открытым. До самого окончания съезда он так ничего мне и не ответил, потому что он с первого захода израсходовал все свои боеприпасы, а после его попытки доказать, что <тихоокеанские ветра дуют совсем не так, как все думают, аргументов у него не оставалось вовсе.
Следующая возможность отомстить представилась ему восемь лет спустя, в 1960 году. В Вене проходил XXXIV Международный конгресс американистов, и на сей раз Гейне-Гелдерна назначили президентом конгресса. Получив приглашение, я взвесил все за и против и решил не только участвовать, но и прочитать лекцию. На сей раз я выбрал тему из области биологии, где я имел заведомое преимущество над Гейне-Гелдерном и его учениками.
Потом я нередко задавался вопросом, нарочно или случайно Гейне-Гелдерн рассадил всех своих учеников в первом ряду. Когда я вышел на трибуну, я просто физически ощутил волны неприязни и даже ненависти. Если бы взгляды могли убивать, я упал бы замертво прежде, чем произнес первое слово. Я зачитывал свое выступление, словно в тумане, в перекрестье враждебных глаз. Никто из них даже не вслушивался в мои аргументы. Но затем произошло невероятное. Когда я произносил заключительные фразы, то краем глаза увидел, что Гейне-Гелдерн встал со своего места и быстрым шагом направляется к трибуне. Он схватил меня за руку, словно я был его лучшим другом, и рассыпался в таких комплиментах, каких я не слышал ни до того, ни после. Его ученики на первом ряду, наверное, были так же поражены не менее меня. Только потом я понял, в чем дело. Моя лекция содержала доказательства контактов между Полинезией и Южной Америкой и камня на камне не оставляла от изоляционистской теории злейшего врага Гейне-Гелдерна, Е. Д. Меррила. Вне себя от радости, что я припер к стене американского ботаника, он совершенно забыл, что я переплыл Тихий океан в «неправильном» направлении. Ветер дул в мои паруса с такой силой, что мне до сих пор кажется, будто он меня обнимал прямо на трибуне, хотя все свидетели в один голос утверждают, что дальше рукопожатий дело не зашло.
Скоттсберг тоже зачехлил свой меч. Он пересмотрел собственные взгляды на флору острова Пасхи и первым признал, что единственные пресноводные растения, встречающиеся на острове, камыш тотора и лекарственная трава тавари, происходят из Южной Америки и могли быть занесены сюда только на судах древних мореплавателей. Камыш тотора играл очень большое значение на безлесном острове Пасхи. А на побережье Перу из него строили лодки и дома. Все попытки доказать, что семена камыша могли быть занесены на остров Пасхи перелетными птицами, оказались полностью несостоятельными, поскольку ни одна птица не могла долететь до столь удаленного от южноамериканского побережья острова. Более того, без участия человека на остров не могли бы попасть семена сладкого картофеля, маниоки, тыквы и перца чили, а когда европейцы впервые открыли остров, местное население давно выращивало все эти культуры.
Итак, в Европе моя битва с Голиафом пришла к победоносному завершению. Но ее отголоски долго еще бушевали на другом берегу Атлантического океана, за Берлинской стеной и поту сторону «железного занавеса».
В США книга и фильм о путешествии на «Кон-Тики» были встречены с таким же энтузиазмом, как и в Старом свете. Президент Трумэн принял участников экспедиции в Овальном кабинете Белого дома. Он произнес речь, в которой высоко оценил наше мужество, и показал альбом, куда он собственноручно вклеивал газетные вырезки, посвященные этому событию.
Но американские ученые отнюдь не спешили разделить всеобщий восторг, хотя и не нападали на нас столь яростно, как их европейские коллеги. Именно в Соединенных Штатах возникло устойчивое мнение, что плот из южноамериканского бальсового дерева никак не может доплыть до Полинезии. Ведущий специалист по вопросам мореплавания в доисторическом Перу доктор С. К. Лотроп из Гарвардского университета даже написал специальную диссертацию, в которой доказывал, что бальсовый плот не продержится в океане и двух недель. Следовательно, древние перуанцы не могли с его помощью достичь берегов Полинезии. Все ученые, включая сэра Питера Бака, неоднократно цитировали его выводы. К их числу принадлежал и милый пожилой профессор Герберт Спинден, у которого я когда-то останавливался в Нью-Йорке. Безуспешно я пытался уговорить его или кого-нибудь из его коллег прочитать мою неопубликованную рукопись. Я утверждал, что Полинезию заселили выходцы из Южной Америки, а он в ответ лишь улыбнулся и сказал: «Вот сами и попробуйте доплыть из Перу до Полинезии на бальсовом плоту».
Я принял его вызов.
Самым большим удивлением для меня стало, что после завершения нашего путешествия профессор Лотроп пригласил меня с женой к себе в гости. На пианино в его нью-йоркской квартире стояла точная копия нашего «Кон-Тики». Как выяснилось, он сделал ее сам. Не дожидаясь никаких других доказательств, он первым признал правоту моей теории.
В те дни, когда мы еще только строили наш плот на верфи Кальяо, в Перу проводил раскопки знаменитый американский археолог доктор Ричард П. Шедел. Журналисты спросили его, есть ли у нас шансы выжить, и он, как и все остальные, ответил отрицательно. После успешного завершения экспедиции ему задали другой вопрос: что же именно доказали участники экспедиции. «Ничего, — был ответ. — Кроме того, что норвежцы — хорошие моряки».
Через много лет мы с ним встретились в Перу. Теперь он был настолько убежден, что древние жители этой страны являлись опытными мореплавателями, что сам предложил мне провести совместные археологические изыскания на островах вдоль побережья. В девяностых годах его коллега и мой близкий друг доктор Даниэль Сэндвайс обнаружил следы древней культуры, существовавшей в прибрежных районах Перу в IX–X веках до нашей эры. Основным продуктом питания древних перуанцев была рыба, которую они ловили в океане.
— В пылу научных баталий как ты удовлетворял свою вечную любовь к приключениям?
— Приключения добавляют остроты в рассудочный мир научных исследований, особенно если ты изучаешь древние цивилизации. После триумфа на XXX Конгрессе американистов в Кембридже я получил приглашение побывать на XXXI Конгрессе в Бразилии уже в качестве его почетного вице-президента. Конгресс состоялся в 1954 году, и на нем я продемонстрировал результаты моей первой археологической экспедиции на Галапагосские острова, предпринятой двумя годами раньше. Всем участникам конгресса предложили совершить путешествие в центральные районы Бразилии, и мы с Ивонной записались одними из первых. К сожалению, в связи с самоубийством президента Жетулиу Варгаса поездку пришлось отменить.
Тогда я арендовал маленький одномоторный самолетик и вместе с женой и местным гидом полетел в Санта-Изабель, крохотную индейскую деревушку на берегу реки Арагуаи в юго-западной Амазонии. С самого начала поездка пошла не так, как задумывалась.
Всю заранее закупленную провизию и снаряжение пришлось оставить в аэропорту. Из боязни перегрузить самолет пилот согласился взять на борт только удочки и ружье. Сначала полет проходил нормально. Под нами, насколько хватало глаз, тянулась сплошная зеленая крыша сельвы. Внезапно летчик резко развернул самолет в обратном направлении, и в ту же секунду мотор заглох.