Кроме того, в отношении Шредера Церковь могла применить дисциплинарные меры. Но в свете серьезности ситуации и роста либеральных настроений в синоде, он считал, что дело ограничится вынесением порицания.
— Ну и ладно! — решил он. — Я не буду молчать!
Он направил Робби Флэку электронное письмо, где рассказал о себе и подробно описал, как с ним связаться. Потом изложил подробности встречи с одним условно-досрочно освобожденным, некогда жившим в Слоуне и находившимся там во время исчезновения Николь. Этот человек был закоренелым преступником, неоднократно получавшим тюремные сроки за тяжкие преступления, и его даже арестовывали и помещали в тюрьму в Слоуне. Достоверность этого факта Кит проверил. Теперь этот человек признался в изнасиловании и убийстве Николь Ярбер и сообщил множество подробностей. Ее тело закопано в холмах к югу от Джоплина, штат Миссури, где прошло детство этого условно освобожденного. Найти тело может только он сам. Завершилось послание просьбой позвонить.
Через час Кит уехал из церкви и отправился в Анкор-Хаус. Бойетт там не объявлялся. Тогда пастор отправился в центр города и встретился за ленчем с Мэтью Бернсом. После долгих уговоров тот, наконец, сдался и, достав сотовый, позвонил в адвокатскую контору Флэка.
Кит, сидевший рядом, слышал весь разговор.
— Да, здравствуйте, меня зовут Мэтью Бернс, я помощник прокурора города Топеки, штат Канзас. Я бы хотел поговорить с мистером Робби Флэком.
Мистера Флэка не было на месте.
— У меня есть информация по делу Донти Драмма, в частности, по личности настоящего убийцы.
Мэтью оставил служебный и домашний номера телефонов и предложил секретарше зайти на официальный сайт города Топеки, найти офис окружного прокурора и удостовериться, что он тот, за кого себя выдает. Она пообещала так и сделать.
— Я не какой-то сумасшедший, поверьте! Пожалуйста, передайте мистеру Флэку, чтобы он связался со мной как можно скорее. Спасибо.
Они закончили ленч и договорились сразу сообщить друг другу, если им позвонят из Техаса. Возвращаясь обратно. Кит подумал, как хорошо иметь друга, тем более юриста, готового прийти на помощь.
К обеду центральные улицы Слоуна были перекрыты и все машины направлялись в объезд. Вокруг здания суда расположились десятки церковных автобусов и фургонов, но полицейские не стали выписывать штрафы за неправильную парковку. Они получили приказ держаться на виду, обеспечивать порядок, но ни в коем случае никого не провоцировать на активные действия. В воздухе висело напряжение и почти физически ощущалась нервозность. Большинство магазинов закрылись, а белые жители исчезли с улиц.
Толпа, состоявшая из одних чернокожих, постоянно увеличивалась. Сотни учащихся старшей школы прибывали группами, они находились в крайне возбужденном состоянии и желали заявить о своей позиции во весь голос. Рабочие с фабрик принесли с собой бутерброды и обедали прямо на лужайке перед зданием суда. Журналисты делали снимки и что-то строчили в блокнотах. Бригады телевизионщиков из Тайлера и Слоуна заняли позицию у ступенек главного входа. В четверть первого к микрофонам вышел председатель местного отделения Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения мистер Оскар Беттс и, поблагодарив всех присутствующих за участие, быстро перешел к делу. Он заявил о невиновности Донти Драмма и сказал, что его казнь является не чем иным, как узаконенным линчеванием. Он заклеймил позором полицейских, обозвав их «расистами, жаждущими крови невинного человека». Он высмеял судебную систему, позволявшую жюри присяжных из одних белых выносить приговор черному. Не в силах сдержаться он воскликнул, обращаясь к толпе:
— Как может суд быть справедливым, если прокурор спит с судьей, а апелляционные суды закрывают на это глаза? Такое возможно только в Техасе!
Он обрушился на институт смертной казни, сказав, что это позор, унаследованный из прошлого инструмент мести, который не останавливает преступность, если применяется несправедливо, и от которого отказались все цивилизованные страны. Почти каждое высказывание Беттса вызывало бурю аплодисментов, и крики собравшихся становились все громче. Оскар Беттс призвал остановить безумие расправы с невиновным. Он высмеял Техасское бюро помилования и условно-досрочного освобождения. Он назвал губернатора трусом за нежелание остановить казнь. Он предупредил о волнениях, которые охватят не только Слоун и Восточный Техас, но, возможно, прокатятся по всей стране, если штат решится казнить невиновного чернокожего.
Беттс мастерски сыграл на эмоциях и завел толпу. В заключение он постарался снять напряжение и призвал не нарушать порядок и не выходить на улицы вечером ни сегодня, ни завтра.
— Насилием мы ничего не добьемся, — предупредил он. Закончив, он представил преподобного Канти — пастора Вефильской африканской методистской церкви, прихожанами которой Драммы были на протяжении более двадцати лет. Преподобный Канти начал с чтения послания от членов семьи. Они благодарили за поддержку. Они оставались твердыми в вере и молились, уповая на чудо. Роберта Драмм держалась, как могла. Она собиралась присутствовать на казни и пробыть там до самого конца. Затем преподобный попросил тишины и прочитал длинную и трогательную молитву, которая началась с выражения сострадания по отношению к родным Николь Ярбер, пережившим кошмар потери невинного ребенка. Совсем как семья Драмм. Он поблагодарил Всевышнего за дар жизни и обещание прощения всем людям. Он поблагодарил Господа за его заветы, самыми важными из которых являлись десять заповедей, включавших «Не убий». Он помолился за «других христиан», которые читают такую же Библию, но искажают ее и используют как оружие для убийства. «Прости им, Отец наш, ибо не ведают они, что творят».
Канти долго репетировал выступление и прочитал молитву медленно, делая в нужных местах паузы и не сверяясь с текстом. Толпа вторила ему и раскачивалась, дружно произнося «аминь». Эта молитва больше напоминала речь, и Канти наслаждался каждым ее моментом. Помолившись за справедливость, он перешел к молитве о мире, но не о том мире, что не приемлет насилия, а о мире, который должен установиться в обществе, где молодых афроамериканцев бросают в тюрьмы, где их казнят чаще, чем представителей других рас, где преступления, совершенные чернокожими, считаются более тяжкими, чем такие же, но совершенные белыми. Он молился за милосердие, прощение и силу. Как часто бывает со священниками, Канти слишком увлекся, и интерес собравшихся к его речи начал ослабевать, однако он снова вернул всеобщее внимание, переключившись на молитву за Донти, «нашего гонимого брата», молодого человека, которого вырвали из семьи девять лет назад и бросили в «адскую бездну», из которой ни одному человеку не удалось выбраться живым. Девять лет без семьи и друзей, девять лет взаперти, как животное в клетке. Девять лет заключения за преступление, совершенное кем-то другим…
Из окна маленькой библиотеки с книгами по праву судья Элиас Генри наблюдал за происходящим и слушал. Во время молитвы толпа внимала священнику и вела себя спокойно, но явно ощущавшееся напряжение пугало судью.
На протяжении десятилетий в Слоуне не наблюдалось особых волнений на расовой почве, и в глубине души судья считал, что в немалой степени в этом была и его заслуга. Пятьдесят лет назад, когда он только начинал как адвокат и с деньгами было совсем плохо, он подрабатывал написанием статей для популярного еженедельника «Слоун дейли ньюс», который тогда читали все. Теперь это издание выходило ежедневно, но читателей заметно поубавилось, и оно едва сводило концы с концами. В начале шестидесятых газета была одной из немногих в Восточном Техасе, открыто признававшей, что значительную часть населения составляли афроамериканцы. Элиас Генри писал об истории чернокожих, об их спортивных командах, и хотя эти статьи принимались не очень хорошо, однако открыто их не осуждали. Он в простой и доступной форме рассказал, в чем именно заключалась суть дела «Оливер Браун и другие против Совета по образованию Топеки» [15]и подверг критике школьную сегрегацию в Слоуне и округе Честер.
