Интеллект Шуазеля мог впитать в себя обширнейший объем фактической информации. Министр свободно манипулировал общими идеями и был склонен к абстрактным размышлениям.
Его сильной стороной были остроумие и юмор, но иногда они переходили в язвительные колкости и жестокие легкие шутки. Он всегда мог увидеть абсурдность в любой ситуации. Некоторые французские критики утверждают, что неспособность совершенно серьезно воспринимать вещи является типичной чертой жителей Лотарингии.
Письмо, написанное Шуазелем Вольтеру в апреле 1760 г., когда все были поглощены только Семилетней войной, критики иногда рассматривают в качестве признака того, что министр в действительности не был серьезным человеком. Вольтер писал, что король Пруссии Фридрих Великий восхищался им. Поэтому, если Людовик когда-нибудь решит уволить Шуазеля, то Фридрих Великий пригласит его на службу в Берлин.
Шуазель ответил: «Я в безумном восторге от своих удовольствий. У меня красивый и комфортабельный дом в Париже, моя жена — очень умная женщина и, что удивительно, никогда не наставляла мне рога. Семья и круг друзей делают меня очень счастливым. Мне нравится кутить с д'Аргенталем [его другом, ветераном-советником в Парижском парламенте] или пить и болтать о всякой чепухе до 4 часов утра с месье Ришелье. Люди болтают, что я часто меняю любовниц, но я нахожу их удивительно приятными. Разве король Пруссии, даже если он командует солдатами с двенадцатью ногами, может предложить мне что-нибудь, что могло бы сравниться с этим?»
Несмотря на превосходные таланты и многочисленные качества, у Шуазеля имелась и темная сторона — вернее, несколько темных сторон. Мы уже упоминали о распутном женоненавистничестве, но в этом человеке было и то, что можно назвать не иначе, чем нигилистическим цинизмом. Его враги имели основания заявлять: он был фривольным, жаждущим наслаждений и нечестным. Министр тратил много времени на «свои удовольствия», после которых выполнял всего за один час такую работу, на которую обычному человеку пришлось бы потратить целый день. Он любил писать все важные и секретные депеши собственной рукой, но все, что написано его рукой, прочитать оказывалось столь трудно, что послы часто отправляли его инструкции обратно с требованием расшифровки.
Министр виделся с Людовиком XV фактически каждый день. За двенадцать лет король осыпал его деньгами и почестями, но Шуазель не смог завязать действительно тесных отношений с монархом и не находил, что личность Людовика интересна. Его величество рассматривался министром просто как источник блистательных подношений, до которых тот был сам не свой.
Со своей стороны Людовик восхищался Шуазелем за его ум, неустанную энергию и патриотизм, но ему были не по душе чрезмерные амбиции и блистательный успех антиклерикального салона, который открыл Шуазель. Никто не считает, что Людовик XV был особенно привлекательной или восхитительной персоной. Но никто не находит в отношениях между Людовиком и Шуазелем ничего похожего даже на ворчливую терпимость, характерную для взаимопонимания Питта и Георга II. Когда король, наконец, в 1770 г. отправил его в отставку, Шуазель отомстил монарху беспощадной критикой в своих мемуарах.
Некоторые часто находят, что Шуазель страдал от скуки циника. Вследствие этого, ему необходимо было постоянно играть какую-нибудь роль. Способность переключаться за какую-то секунду с добродушия на высокомерие дает основания полагать, что он был прирожденным актером. Легко утомлявшийся от деталей, проявляя при этом нетерпение, иногда он с готовностью удовлетворялся поверхностной оценкой людей и ситуаций. В целом министр был обольстительным, но вызывающим некоторое раздражение человеком.
Помимо его желания победить Англию и показать, что истинным хозяином европейской политики был он, а не Питт, у Шуазеля имелись две постоянные навязчивые идеи. Одна из них — протекции родне. Он неутомимо трудился, чтобы катапультировать своих родных братьев, кузенов и дальних родственников на высокие посты. Министр продвигал своего клерикала-брата последовательно на должности епископа Эвре, архиепископа Ольби и, наконец, архиепископа Камбре. Шуазель плел интриги, чтобы Мария Терезия Австрийская возвела его военного брата в чин фельдмаршала, а затем перевел его во французскую армию (в 1760 г.) уже в звании генерал-лейтенанта. Он устроил брак своей сестры с герцогом де Грамоном. Позднее министр сделал по возможности все, чтобы его кузен граф де Шуазель занял пост в Вене, сменив де Грамона на должности государственного секретаря.
Его щедрость распространялась на аристократию Лотарингии (на семейства Бован и дю Шателе), так как Шуазель испытывал примитивные чувства семейственности к своей родной провинции. Все посты и чины, намеченные для своих близких родственников по дипломатической, военной, административной или бюрократической линии, он, как правило, получал. Шуазель даже обеспечил назначение в качестве банкира двора своего друга Жана-Жозефа де Лабора в процессе вытеснения с этих постов братьев Пари-Монмартель, которые не только контролировали французские финансы со времени Регентства, но и находились в фаворе у Помпадур. Учитывая, что работа банкира двора заключалась в переводе послам Франции субсидий, выплачиваемых иностранным державам и тайным агентам, министр мог рассчитывать на королевское вознаграждение. Все задания выполнялись за премиальную оплату, и этот приз стоил трудов. Братья Пари-Монмартель допустили ошибку, оставаясь настроенными против Австрии после 1756 г. Это позволило Шуазелю уговорить Помпадур исключить их из списка.
Второй «крестовый поход» Шуазеля был направлен против клерикализма. Хотя он формально оставался католиком, отправляя обряды в Пасху, но возможно, в глубине сердца этот человек был атеистом. Ему нравилось выказывать свое вольнодумство в том, что он ел мясо по пятницам, переписывался с Вольтером, защищал философов и превратил свой дом в пристанище врагов религии. В частности, у него были важные друзья и связи в Парижском парламенте, Шуазель поддерживал их в проведении компании в защиту янсенизма против набожных иезуитов.
Так как парламент был нужен, чтобы проголосовать за получение денег на войну, он был готов предложить им иезуитов в жертву. Шуазель поддерживал и проводил политическую линию, которой мешали иезуиты, имевшие огромные временные амбиции, направленные на контроль над умами людей и учреждение всеобъемлющей монархии папы. Кампания против иезуитов стала систематической и беспощадной, министр получил ключ к этому в 1759 г. в результате изгнания маркизом Помбалом Ордена иезуитов из Португалии.
Потребовалось время, чтобы у Шуазеля созрели планы, но в период с 1764 по 1767 гг. иезуиты были изгнаны из всех государств, контролируемых королями династии Бурбонов: Франции, Испании, Неаполя, Сицилии, Пармы. Эта политика распространилась и на все заморские территории — Перу, Парагвай, Аргентину, Мексику и Филиппины. К этому времени орден уже вышвырнули из Португалии и Бразилии. По иронии судьбы протестантский король Пруссии Фридрих спас иезуитов от полного уничтожения.
В начале 1759 г. даже перед хладнокровным Шуазелем появилась скала, которую ему пришлось покорять. Это произошло в тот период, когда Францию охватили религиозный, административный и финансовый кризисы. По существу кризис возник с начала 1750-х гг. в том виде, который современная наука о политике называет «кризисом наследия». Теперь он угрожал перерасти в катастрофу.
По общему признанию, политической нестабильности в таком масштабе не было со времени кардиналов Ришелье и Мазарини за сто лет до того. На самом простом финансовом уровне Франция оказалась почти банкротом. Главная причина заключалась в том, что богатая аристократия и классы, владеющие землей, отказывались платить налоги. Министр финансов не мог изменить ситуацию без решительного и карательного распоряжения короля, но Людовик XV совершенно абсурдно полагал: уровень налогообложения во Франции и без того был слишком велик. Монарх осложнил проблему тем, что в 1750-е гг. назначил главных сеньоров высшей аристократии на старшие политические посты, затруднив работу министра финансов еще в большей степени.
