— Но, месье, когда дом охвачен пожаром, не следует беспокоиться о конюшнях.

Действительно ли произнес Бугенвиля такой ответ, или это придумано позднее, но слова, безусловно, стали крайне неуважительными:

— По крайней мере, месье, никто не скажет, что вы разговариваете с позиции лошади.

Совет неохотно (под влиянием Беррьера) предлагал направить четыре французских военных корабля с таким количеством продовольствия и боеприпасов, которого было бы достаточно Водрейлю для обеспечения обороны и сражений вплоть до наступления 1760 г. Это дата, судя по намеку, должна была стать временем, когда новые события в Европе смогут спокойно разрешить проблемы Северной Америки.

В дополнительном комментарии Беррьер рекомендовал вспомнить о Монкальме. Он обосновал это тем обстоятельством, что Монкальма должны были повысить в звании до генерал-лейтенанта за победу, одержанную им при Тикондерога. То, что Водрейль, как губернатор Новой Франции, был в звании генерал-лейтенанта, означало: он больше не сможет отдавать приказы Монкальму. Ведь простая аксиома гласила, что воинское звание всегда превосходило эквивалентное звание в гражданской иерархии.

Рекомендуя шевалье де Леви (который всегда был на стороне Водрейля) вместо Монкальма, Беррьер помогает нам понять, что происходило на самом деле. Он старался использовать новое звание командующего, чтобы избавить своего друга Водрейля от вечной «занозы».

Но у Людовика XV имелись и собственные соображения. Проявляя редкую решительность, он быстро отменил решение Беррьера по этому вопросу. Король не был готов отправить в отставку одного из подлинных героев Франции — их так мало осталось на земле, особенно после ужасного унижения в Россбахе, произошедшего немногим более года раньше. Беррьеру пришлось затаить свою гордыню и записать следующее: «По зрелом размышлении подобное не может состояться. Месье де Монкальм совершенно необходим в нынешних обстоятельствах».

Общее мнение заключалось в том, что Людовик XV, имея перед собой три варианта выбора, остановился на худшим из них. Для предотвращения непрерывных разногласий и фракционизма в Канаде ему следовало отозвать Монкальма или (что оказалось бы желательнее) — Водрейля. Разрешение продолжать дальнейшее неудовлетворительное «сожительство» или сосуществование в Новом Свете означало новые проблемы. Но, возможно, король был зачарован репутацией губернатора, прилежно проталкиваемой и раздуваемой его сторонниками при дворе. Его считали человеком, способным оказывать влияние на канадцев и являющимся их естественным фаворитом.

Словно для полной гарантии того, чтобы осложнить положение дел в Канаде еще больше, Людовик приказал Водрейлю передать все военные вопросы Монкальму и подчиняться его решениям. Произошло резкое изменение хода дел, так как с 1756 г. команды отдавала ровно противоположная сторона. Водрейль потребовал позора для своего соперника, а теперь он опозорился сам — во всем, кроме имени и титула.

Результат оказался самым наихудшим. Людовик XV и его министры должны были отправить в отставку либо Водрейля, либо Монкальма, чтобы разрубить гордиев узел. Закон исключал возможность среднего решения, как и логика. Но Версаль плохо владел логикой и совершенно не справлялся с политикой.

Существуют даже такие историки, которые полагают: Водрейль и его фракция тайно сговорились не подчиняться приказам короля. Так как приказ «об обороне» был направлен губернатору, вполне возможно, что он никогда не сообщал о нем Монкальму. Туманный характер сообщения Беррьера командующему увеличивает эту вероятность. Беррьер просто сказал ему, что имеется «рекомендация»: решением всех военных вопросов будет заниматься Водрейль. Не упоминалось о старшинстве или цепочке команд.

Но Людовик обязал Беррьера направить генерал-губернатору довольно резкое письмо, ясно сообщая, чтобы он не мешал военным распоряжениям Монкальма. Водрейлю приказали лично не появляться на полях сражений, оставаясь центральной фигурой в правительстве в качестве вице-короля, поднимая моральное состояние женщин, стариков и сельскохозяйственных рабочих. Некоторые поняли эти приказы как хорошо рассчитанное оскорбление; остальные — как неуклюжую директиву «друга».

В любом случае, приказания вызвали у Водрейля сочетание ярости и продолжительного дурного настроения. Но учитывая тайные политические хитросплетения по византийскому образцу в Версале, ни Монкальм, ни Водрейль на самом деле не получили в результате деятельности посольства Бугенвиля то, чего они хотели. Правда, губернатора наградили крестом Св. Людовика, но затем его получил и Бугенвиль — «простой посланник».

Человеком, который действительно добился признания, оказался Бугенвиль. Не считая Беррьера, он произвел глубокое впечатление на всех министров, он особенно привлек внимание мадам де Помпадур, влияние которой на Людовика XV едва ли можно переоценить. Помпадур склонялась к нанесению отвлекающего удара по Каролинам и настояла бы на этом, найдись в казначействе деньги.

Перед возвращением в Канаду Бугенвиль отправил Монкальму сообщение, зашифрованное частным кодом и написанное в «телеграфном стиле», что одобрил бы мистер Джингль из «Записок Пиквикского клуба»: «Только для ваших глаз. Одобрено и рекомендовано присоединение ополчения. Отступление в Луизиану вызвало восхищение за изобретательность, но не принято… Проект „Каролина“ одобрен, но не реализован на практике из-за отсутствия денег. Мною представлен исчерпывающий доклад на тему привлекательности и знаний дикарей индейцев, их характера и характера канадцев, их прихотей, претенциозности, зависти и интересов. Двор негодует из-за расходов на Канаду, жесткое письмо направлено Биго… Месье де Водрейль известен, как человек, не имеющий талантов, но его поддерживают военно-морские силы, и он должен Вам крест Св. Людовика, который я попросил от Вашего имени, это сделает Вам честь… Вы — человек настоящего момента. Продолжайте идти до конца. Но, если вам удастся не потерять все, требуйте все, что пожелаете. Ваша звезда восходит».

Если французские шифровальщики смогли бы разгадать код Бугенвиля, то нахмурились бы по поводу слишком близкой дружбы между предположительно объективным посланником и североамериканским командующим. Безусловно, последовало бы «тайное письмо» или ордер на арест, если бы они смогли прочитать следующее: «Король — ничтожество, мадам маркиза [Помпадур] всесильна, она — первый министр во всем, кроме титула. Ей сказали, что Вы слишком вспыльчивы и импульсивны. Но я разрушил это представление о Вас… Шуазель производит глубокое впечатление, он Ваш друг. Это смелый человек, развенчавший систему кардинала Берни [заведовавшего иностранными делами]. Месье Беррьер — простой, грубовато-добродушный и хороший человек, но с трудным характером… Господин маршал Бель-Иль — еще один хороший человек, не сгибающийся под давлением…. Принц де Субиз больше не пользуется поддержкой армии, но остается в совете… Силуэт, министр финансов — гордый человек, которого побаиваются в государстве. Принц Конти дискредитирован и зол, а с графом д'Аргенсоном и его племянником, маркизом де Поми [оба — бывшие министры совета] не считаются. Месье де Мора в настоящее время в грязи, он скомпрометирован, месье де Шевер болен, но при дворе. В крайне критическом положении иезуиты, такого никогда еще не было. Полностью отсутствует согласованность в принятии решений, а также в том, кто присутствует или отсутствует. Состояние кредита и государственных финансов — хаотичное».

И Бугенвиль не преувеличивал. Францию ожидали судьбоносные сражения 1759 г., когда у нее в запасе оставались финансовые или военные ресурсы лишь на несколько выстрелов.

В восемнадцатом столетии Венецианская Республика наслаждалась «бабьим летом». К 1759 г. эйфория и уверенность были в самом апогее. Характерная особенность заключалась в решении, принятом в тот год Ла Серениссима о строительстве небольшого флота — якобы для обороны, но в действительности просто для видимости, чтобы мир узнал: Венеция вновь твердо встала на ноги.