Мустафин, первым вошедший в квартиру и первым увидевший эту вызвавшую в нем какой-то неприятный холодок детскую «выставку», представился хозяйке.
– Где хозяин? – спросил тихо и осторожно, будто считал: почивает в спальне и может проснуться.
– Объясните, пожалуйста, что произошло? – дрогнувшим голосом спросила женщина, бледнея на глазах и медленно опускаясь на стул.
«Знает или не знает?» – думал следователь, пристально наблюдая за ней, и лишь встретив ее взгляд, грустный, недоуменный, но прямой и открытый, решил: «Нет, наверное, не знает…»
– Где хозяин? – повторил он вопрос.
– Пошел на автовокзал, – ответила она, немного успокоившись и взяв себя в руки. – Должен скоро вернуться. За чемоданом. В гости к сестре собирается…
– Хорошо, мы подождем. Чтобы не вести время, – следователь вынул из портфеля документ, скрепленный гербовой печатью прокурора, – начнем обыск. Вот постановление. Ознакомьтесь, пожалуйста, и распишитесь.
Она взяла постановление, прочитала внимательно, расписалась и, возвратив его следователю, произнесла тихо, почти полушепотом:
– Не понимаю, ничего не понимаю…
Мустафин обернулся назад, где стояли работники милиции с понятыми, и сказал твердым, четким голосом:
– Приступайте, товарищи!
Все разом разошлись по комнате. Все, кроме понятых. Они остались со следователем.
– Где хранится рабочая одежда вашего мужа? – спросил следователь, обращаясь к сидевшей в молчании хозяйке.
– Там в шкафу, – с безразличным видом кивнула она в сторону прихожей.
– Принесите, пожалуйста, сюда все, что есть. Здесь удобней и светлее…
– Обувь тоже? – медленно поднялась она со стула.
– Да, непременно!
Когда одежду перенесли в комнату, следователь устроился возле окна, чтобы было хорошо видно, и начал осмотр.
Взяв в руки ботинки и перевернув их вверх подошвами, он сразу же увидел: на подошвах – мелкие поперечные полосы. Каблуки сзади стерты… Он начал внимательно осматривать поверхность ботинок. Понятые и хозяйка молча наблюдали за ним. Есть! Есть мелкие буроватые пятна на носке одного из ботинок!
Следователь подозвал понятых и показал им пятна:
– Вот, обратите внимание…
Уже отложили в сторону плащ, фуфайку, резиновые сапоги, фуражку… На очереди – рубаха. Следователь пригляделся к рукавам. И здесь – небольшие буроватые пятна! Несколько таких же пятен он обнаружил на куртке…
Из соседней комнаты появился Хисматов.
– Марат Сагитович, посмотрите сюда!
Он протянул следователю сильно измятые рабочие брюки одного цвета с курткой.
От волнения у следователя заколотилось сердце. На нижнем крае левой штанины виднелось несколько отверстий, расположенных симметрично. «Следы от зубов собаки!» – без сомнения решил следователь. Он показал следы понятым, сам обратился к хозяйке.
– В этих брюках ваш муж ходил на работу?
– Ходил, – ответила та сумрачно. – Он отдавал их мне зашить. А я совсем забыла. Так и лежали под кроватью…
– Там в шифоньере есть еще полушубок, шапка и шарф… – довольный своей находкой, заметил Хисматов.
– Давайте сюда. Запишу все в протокол, – кивнул ему следователь.
Обыск уже завершался подписанием протокола, когда внизу, в коридоре, гулко хлопнула дверь и раздались шаги. Кто-то вошел в подъезд.
Мустафин и Хисматов посмотрели на хозяйку.
«Узнаю по шагам. Это он», – говорили ее глаза.
Следователь дал знак, и Хисматов с милиционером вышли в прихожую.
Шаги поднимавшегося по лестнице были тяжелыми, неторопливыми, будто человек шел нехотя, против своей воли, или нес на плечах большую ношу.
Раз, два, три… Можно было определить число оставшихся ступеней. И вот уже шаги замерли у входа. Короткая пауза, рывок – и в прихожую ввалился высокий широкоплечий мужчина в клетчатой летней рубашке и надвинутой на лоб кепке. Увидев людей, он отпрянул назад, но сотрудники милиции, не мешкая, схватили вошедшего за руки, плечи. Задержанный рванулся, заскрежетал зубами.
– Да пустите же, сволочи…
Но длинная мускулистая рука Хисматова, обхватившая его шею, не дала продолжить ругательства, заставила замолчать и двинуться в комнату.
В дверях он лицом к лицу столкнулся с Мустафиным.
– Лачугин… – только и смог выдавить из себя следователь.
– А-а, это вы? – с неожиданной обрадованной улыбкой остановился Лачугин. – А я уж напугался было. Подумал грешным делом, не забрался ли кто в квартиру. Вхожу – и сразу цап меня!
Он расслабился, покорно опустил плечи: руки, державшие его, тоже отступились. Лачугин встряхнулся, поправил одежду.
А следователь все стоял и смотрел на него. То же лицо с крупным прямым носом. Тот же шрам над верхней губой. Те же водянистые, почти бесцветные глаза. Но насколько они сейчас были охвачены страхом и смятением.
«Его, наверное, расстреляют?» – вспомнил следователь вопрос Лачугина, заданный ему там, возле морга, когда шел разговор об убийце…
Как же он тогда не насторожился, не пригляделся к этому типу? Хотя в то время… путались всякие там беглые преступники, пьяные водители, лесные бродяги… А тут еще не кто-нибудь, а сам сосед Портновых…
Следователь тотчас отогнал роившиеся в голове мысли и, сделав несколько коротких шагов по комнате, сказал, обращаясь к задержанному:
– Однако вы, кажется, ехать куда-то собирались, Лачугин?
– Собирался. К сестре. Да, видать, в неровен час. Ну, ладно, это не к спеху… – Хозяин квартиры опять пытался улыбаться, но это уже было мало похоже на улыбку. – А вы, стало быть, в гости к нам? Что ж, добро пожаловать! Прокуратуре и милиции, как говорится, всегда рады!
Он повернулся к жене, стоявшей неподвижно в углу, возле телевизора.
– Нюра, поставь-ка нам быстренько чаю, а я схожу… тут, недалеко…
Это уже было слишком.
– Вот что, – холодно сказал следователь, – никуда вы не пойдете!.. И вообще, перестаньте паясничать. Дело слишком серьезное, чтобы ломать здесь комедию.
– Не понимаю… – мгновенно помрачнел Лачугин, зябко оглядываясь по сторонам. – Меня что, обвиняют в чем-нибудь?
– Не обвиняют, подозревают, – уточнил следователь.
– В чем же?
– Об этом будет разговор в прокуратуре. А сейчас прочтите вот это. – Он протянул Лачугину постановление о заключении под стражу.
Лачугин нерешительно, словно боясь обжечь руки, взял документ. Его уже било мелкой дрожью. Каким-то отупевшим, совершенно бессмысленным взглядом он прошелся по строкам и вдруг со злобой посмотрел на следователя.
– Но…
– Уведите! – приказал Мустафин, и стоявшие за Лачу-гиным работники милиции, тотчас взяв его под руки, повели на улицу.
В комнате воцарилась тишина. Жена Лачугина стояла бледная, не шевелясь и потупив взор.
– Ваши дети? – кивнул Мустафин на висевшие на стене фотографии.
– Да, – не поднимая глаз, ответила она. – Большие уж. Дочь замужем, сын учится в техникуме.
– Их дочь тоже могла бы выйти замуж…
– Он? – вдруг с ужасом спросила она и, застонав, закрыла лицо руками…
Из протокола допроса подозреваемого Лачугина Дмитрия Ивановича:
«…Никакого преступления я не совершал… Был в тот день на работе и никуда не отлучался. Это могут подтвердить товарищи-сослуживцы… С Портновыми я живу по соседству, никаких личных счетов у меня с ними нет. Портнова, его жену, дочь я никогда не преследовал, зла им не причинял и не намеревался… В тот день работал в своей обычной одежде: куртке и брюках из синей хлопчатобумажной ткани, серой рубашке, ботинках…»
Из протокола очной ставки между свидетелем Тумановым и подозреваемым Лачугиным:
Туманов: Лачугина знаю хорошо, оба работаем в мастерской вышкомонтажной конторы слесарями. Отношения у нас доброжелательные… Это случилось как раз в тот день, когда не вернулась домой дочь Портновых. После обеда я, как обычно, шел на работу и недалеко от конторы увидел девочку, удаляющуюся по дороге в сторону леса, по фигуре и одежде похожую на дочь Портновых. Впереди нее бежала собака… Потом я заметил, как через проем в заборе с территории конторы на улицу вышел высокий мужчина, одетый в синюю спецовку, и осторожно, крадучись, направился вслед за девочкой. По всем приметам это был Лачугин. Я еще раз убедился в этом, когда пришел в мастерские и не застал его там. Он появился на работе часа через полтора-два, сказал, что провожал друга, и просил не говорить о его опоздании начальству…