– Нет. Только на вашем.

Что ж, сказано неуклюже или, напротив, очень ловко, в зависимости от точки зрения, сардонически подумал он. Для него она особенная, и это учитывая, что статус дебютантки должен был бы его отпугнуть. Не то чтобы он вообще не желал жениться. Просто после пяти лет войны хотелось погулять на свободе. Поиски жены не были первостепенной задачей. Да еще репутация повесы! Так что к девушкам на выданье его, как правило, не подпускали.

Однако – если не брать в расчет вражду между их отцами – нужно признать, что необычные обстоятельства их первой встречи и, если быть честным, ее физическая привлекательность пробудили в нем интерес, странный для столь пресыщенного человека, как Алекс.

– А вы единственный из джентльменов, кто умеет столь красноречиво описать запах земли после дождя, – шутливо сказала она. – Вы отлично умеете это делать!

Да, кое-что он умел, как ему говорили. Продемонстрировать бы это умение ей! Но он прогнал эту неблагоразумную мысль раньше, чем она успела оформиться в его мозгу.

– Годы, проведенные в Испании под началом Веллингтона, помогли мне по-новому взглянуть на самые простые вещи в нашей жизни, – признался он. – Сыновья герцога так же страдают от лишений и пуль, как и сыновья кузнеца или крестьянина.

– В самом деле? – Она словно рассуждала сама с собой, прекрасные брови нахмурились. – Мне представлялось, что быть офицером куда безопасней, чем обычным пехотинцем.

– А кто, по-вашему, ведет солдат в битву? – Он очень старался говорить спокойно, отлично зная, что светское общество вряд ли понимает, что такое тяготы войны и ее жестокости. Здесь, в Лондоне, даже ему казалось, что все это далеко-далеко, точно тяжелый, навязчивый сон. – Смерть не разбирает званий…

Ее губы – нежные, манящие – сложились в улыбку.

– И вы еще говорите, что вы не поэт, милорд. Сам Мильтон не мог бы сказать лучше, а он мой любимый писатель.

– Вы читали Мильтона? – Да, удивила, пришлось ему признать. Обычная английская мисс вряд ли станет читать «Потерянный рай».

– Как и других писателей. Поуп, Вольтер и… конечно, Чарлз Черчилль. – На сей раз ее улыбка решительно была не лишена лукавства. – Прошу, не надо так удивляться. Признаюсь – даже рискуя показаться «синим чулком», – мой ум работает не хуже вашего. Могу сказать, что я книжный червь.

– И не думал удивляться, – машинально ответил он, несколько кривя душой. Ее искренность – такая редкость в мире, где главным считалось умение флиртовать.

– Нет, вы удивились. – Она рассмеялась. – Но я не возражаю, поскольку вы, кажется, не собираетесь меня за это порицать. Это совсем другое дело.

– Вряд ли я имею право что-то одобрять или порицать.

– И это правильно, однако мало кто из мужчин так думает. Мне больно признавать, что леди Фонтейн может хоть о чем-то судить здраво, однако тут она права, большинство мужчин полагают, что ум в женщине – это лишнее.

Верное наблюдение, и совсем не в пользу сильного пола. Против воли Алекс рассмеялся:

– Я имею дело с настоящей женщиной-либералкой!

– А между нами какое-то дело, милорд? – Вопрос был очень деликатно сформулирован, но он все равно не ожидал подобной прямоты. Особенно при том, что знал – она слышала его разговор с Габриэллой насчет нежелания быть прикованным всю жизнь к одной женщине. Разумеется, это было скорее отвлекающим маневром для любопытной леди Фонтейн, нежели истинным отражением его взглядов на женитьбу, но кому было знать? Слова были сказаны и очень кстати услышаны.

Однако мать-природа спасла его от необходимости отвечать. Прекратившийся было ранее дождь пошел снова, без предупреждения. Не осторожный стук капель, но самый настоящий весенний ливень, заставивший Эмилию испуганно вскрикнуть. К счастью, слева от дорожки возвышался крытый павильончик, обычное для английских садов живописное, но довольно бесполезное сооружение.

– Сюда. – Добежать сюда было ближе, чем вернуться в дом. И Алекс поспешно схватил девушку за руку и повлек за собой к павильону, заодно узнав еще кое-что новое о леди Эмилии. Она отлично умела бегать. Мокрые и запыхавшиеся, они взбежали по ступенькам и встали под круглой крышей, прислушиваясь к шуму дождя.

– О Боже! – Она отряхнула юбки и отбросила назад прилипшую к нежной шее прядь волос. – Я совсем промокла!

Алексу пришлось сбросить мокрый фрак.

– Вам не холодно?

– Нет. Хоть бы наша пробежка не… То есть мне нужно отдышаться. Одну минутку.

– Кажется, миледи, этих минуток у вас будет во множестве. – Алекс перевел взгляд на сплошную стену дождя. Стекая с крыши, вода образовала струящуюся завесу. – Мы не сможем отсюда уйти, пока это не закончится.

Обернувшись, он увидел, что она стоит неподвижно, словно забыв обо всем на свете, явно зачарованная видом одной из колонн в греческом стиле.

И вдруг понял – несмотря на шум дождя, ему слышно, как она дышит! Не так уж шумно, лишь слабый свист сопровождал каждый ее вдох. Однако и этого было достаточно, чтобы он встревожился:

– С вами все в порядке?

Она кивнула, однако кивок показался ему слишком уж поспешным.

– Лгунья.

Теперь стало ясным и ее нежелание танцевать, и появление на балконе, и потребность глотнуть свежего воздуха. В павильоне было несколько стульев, чтобы можно было любоваться садом в более приятные вечера, чем сегодняшний. Он укутал фраком хрупкие плечи девушки и подвел ее к стулу:

– Садитесь. Насколько мне известно, это быстро проходит. У меня был друг в Итоне, который страдал этим же. Когда мы играли в крикет, его хватало на несколько подач, а потом он шел переводить дух. Если регулярно отдыхать, до серьезного приступа, кажется, не доходит.

– Не знаю, о чем вы, – сказала она, но протест был слишком слаб и прозвучал неубедительно.

Лишь несколько секунд понадобились ему, чтобы принять другое решение. Вместо того чтобы заставить ее сесть, он быстро подхватил ее на руки и сел сам, усадив девушку к себе на колени, не обращая внимания на ее возмущенный возглас. Осторожно обнимал ее за плечи, а шелк юбок рассыпался по его ногам. Ничего чувственного не было в этом объятии. Ее ладонь упиралась в серый атлас его жилета, но она не подумала отнять руку.

– Весной становится хуже? – тихо спросил Алекс. У Гарри было именно так. Ему вспомнилось, как он тогда удивился: как это у крепкого, здорового внешне мальчика могут быть столь тревожные симптомы?

Помолчав минуту, она шепнула:

– Да, мне было нехорошо раньше… Думаю, это сырой воздух да еще толпа. Вот почему я вышла.

Она восхищала Алекса своей женственностью, округлостями в нужных местах. Угнездилась в его объятиях, производя в его теле вполне закономерную реакцию. Возникло стеснение в паху, но в данном положении он постарался его игнорировать.

– Просто отдыхайте. Я вас держу.

Он держал ее в объятиях. Обнять бы ее с иными намерениями, вовсе не для того, чтобы она отдыхала! Но девушка была такой хрупкой в его руках – хотя сейчас, надо признать, он больше не слышал свиста, сопровождающего каждый ее вдох.

– Мой отец не хочет, чтобы кто-нибудь знал.

– Почему? – удивился Алекс.

Она слабо улыбнулась, лишь губы слегка дрогнули.

– Это вопиющий недостаток. Ясно, что ни один мужчина не захочет брать в жены женщину, неспособную протанцевать два вальса кряду.

«Да какой мужчина вас не захочет?»

Черт, чуть не произнес это вслух.

Он поспешно пробормотал:

– Какая чепуха!

Что за чудесная иллюзия, хотя, разумеется, всего лишь иллюзия. Эмилии было удобно и совсем не страшно. Обвивавшие ее руки казались такими сильными и надежными! Голова устроилась в ямке на его плече.

Наверное, так ощущает себя женщина в объятиях любовника? Этот интригующий вопрос раньше как-то не приходил ей в голову. Разумеется, она всегда знала – теоретически, – что мужчины гораздо крупнее и сильнее женщин, но Александр Сент-Джеймс оказался первым, кто подтвердил справедливость этой теории. Начать с того, что уже дважды подхватывал ее на руки, притом с поразительной легкостью. Во-вторых, ее завораживал его запах – смесь бренди, сандалового дерева и еще чего-то… Неизвестный и волнующий запах. Она, конечно, была смущена, хотя бы потому, что так и не смогла побороть приступ, с которым сражалась почти весь вечер; однако было так приятно, когда тебя держат эти сильные руки! Под ее ягодицами ощущались железные мускулы бедер.