«Здесь повсюду слоняются любопытные и, признаюсь, всегда находят, на что поглазеть», — пишет Гольдони Доменико Каминеру в июне 1763 г. из Парижа; к этому времени журналист оставил «Газету» и стал издавать новый листок под заглавием «Диковинки на любой вкус». [596]Любознательность, «интеллектуальное любопытство» является одной из самых примечательных черт, присущих венецианцам XVIII в.; однако черта эта полностью противоречит закрытому характеру политической системы Республики. Последние исследования, посвященные распространению в Венеции иностранных книг и личным библиотекам патрициев и читтадини, показали, что в то время всевозможные печатные издания циркулировали в городе открыто и в больших количествах. [597]Венеция не стоит в первом ряду итальянских издателей, публикующих «Энциклопедию» Дидро и Даламбера: первые ее издания появляются в Лукке и Ливорно. Поначалу венецианцы не проявляют к ней живого интереса, но после 1758 г., когда в «Энциклопедическом журнале» выходят обстоятельные статьи Каминеров, «Энциклопедия» начинает пользоваться спросом, а после 1766 г. появляются и ее переводы на итальянский. В 1740-е гг. были переведены многие энциклопедические труды французских и английских авторов, ас 1750 г. настольной книгой благородных венецианок становится «Исторический и критический словарь» Бейля.
Конкурс на лучший перевод «Шотландки» свидетельствует о широком распространении трудов Вольтера; Гольдони адаптирует не только «Шотландку», но и «Альзиру, или Американцев», вставив ее в свою «Прекрасную дикарку». [598]Реформаторы запрещают «Орлеанскую девственницу» и «Трактат о терпимости», но эти сочинения Вольтера тем не менее распространяются подпольно. Труды Монтескье, без сомнения более отвечающие умеренному характеру венецианских реформ, не попадают под нож цензуры и служат пищей для рассуждений в салонах и на страницах газет, а также дают местным историкам повод для дискуссий. Например, опубликованный в 1778–1781 гг. «Словарь общего и венецианского права» Марко Ферро написан во многом под впечатлением «Духа законов». В академии Ка Джустиньяни, этой своеобразной высшей национальной школе подготовки административных и управленческих кадров, где обучение по карману только очень состоятельным патрициям, молодые аристократы учатся вести дебаты и принимать решения, опираясь не только на историю Венеции в изложении Марино Санудо и Ветторе Санди, но и на «Дух законов» и статьи из «Энциклопедии». Руссо принимают сдержанно — даже такой просвещенный ум, как Джованни Скола; сочинения Руссо более всех подвергаются гонениям со стороны цензуры, но тем не менее многие журналы публикуют их краткое содержание и проводят критический анализ. Элизабетта Каминер, настроенная, как всегда, воинственно, в 1770 г. опубликовала на страницах «Литературной Европы» сокращенное изложение малоизвестного сочинения женевца, а именно «Речи о добродетели, необходимой героям», произнесенной им в 1750 г. в Бастии. [599]
Венецианцы, чей идеальный образ Гольдони воплотил в своем Кортезане, в меру консервативны, им требуется время, чтобы осознать необходимость реформ, и еще столько же, чтобы начать проводить эти реформы в жизнь. Ряд историков полагают, что открытость новому была свойственна немногим жителям Республики, а точнее, отдельным ее представителям; именно эти передовые люди несли идеи Просвещения в венецианское общество, где те постепенно, пока еще в эмбриональном состоянии, начинали укореняться. Запоздалые попытки обновления государственных и административных институтов, в сущности, ни к чему не привели, особенно если сравнивать их с реформами, проведенными в таких итальянских государствах, как Тоскана или Милан. Однако, как мы уже могли убедиться, передовые позиции были обозначены во всех областях: это администрация, коммерция, сельское хозяйство, общественные работы, социальная помощь, правосудие, образование. [600]В области образования основные усилия реформаторов были направлены на реорганизацию Падуанского университета, одного из первых и наиболее знаменитых университетов Европы, и в частности его медицинского факультета, где количество студентов быстро шло на убыль, ибо частные педагоги, к которым все чаще обращались и аристократы, и читтадини, составили жесткую конкуренцию университетскому преподаванию. [601]Назначенный в 1762 г. суперинтендантом Книжной и литературной палаты Гаспаро Гоцци впрягся в реформу образования и после 1770 г. во многом способствовал популяризации начальных школ, содержавшихся на средства государства.
Таким образом, венецианское общество нельзя было назвать ни закрытым, ни тем более пребывающим в состоянии застоя, особенно если вспомнить о замечательных достижениях в области искусства, музыки и живописи. Некоторые персонажи комедий Гольдони, следуя моде, становятся одержимыми коллекционерами произведений искусства, не обладая при этом необходимой культурой. [602]В отличие от них просвещенные венецианцы наделены утонченным вкусом и, подобно консулу Смиту, обожают редкие и прекрасные вещи. В своем посвящении Гольдони пишет о консуле следующее: «Каких только редких и удивительных вещей у вас нет! Это и чудесные камеи, и резные камни, и прекрасные произведения античного искусства!.. Здесь, в Венеции, я не меньше сотни раз внимал похвалам вашей коллекции, собранию уникальному и несравненному; нет никого, кто бы, услыхав о ней, не пожелал бы ее осмотреть, а осмотрев, не ушел бы очарованный». [603]Для страстного любителя искусства венецианца Антона Мария Дзанетти коллекционировать означает знать, покупать и выискивать новинки, обновлять и оберегать художественное наследие города. К наиболее значимым мерам в области культурной политики следует причислить создание в начале XVIII в. специальной магистратуры, которая должна была систематически выявлять художественные сокровища и следить за их реставрацией и сохранностью как в Венеции, так и на подвластных ей территориях. [604]
«Уметь блистать не только у себя на родине»
Гаспаро Гоцци был не так уж и неправ: Венеция переживала свой триумф. Вывеска кафе мэтра Флориана на площади Сан-Марко может вполне считаться похвалой тем, кто, не будучи ни в чем похожими, тем не менее обладали одной общей чертой, а именно «интеллектуальным любопытством». Среди тех, кто пытался построить новый остров, где правит культура и царят искусства, без сомнения, были женщины и все те, кого с неудержимой силой влекло к ним. Там были те, кого мы встретили на страницах этой книги — драматурги, новеллисты, газетчики, переводчики, поэты, художники, политики. Среди них был маркиз Шипионе Маффеи, эрудит, знаток истории Вероны, реформатор трагедии, снискавший одобрительные отзывы Вольтера; Гольдони назвал его «человеком, сведущим во всех областях литературы». [605]К их числу принадлежал и падуанский аббат Антонио Конти, философ, пылкий поклонник Шекспира, и Карло Лодоли, францисканец, гениальный архитектор, автор «Основ архитектуры», опубликованных одним из его учеников, Андреа Меммо, чья вилла Прато алла Балле считается образцовой. Не забудем упомянуть и журналиста Франческо Гризелини, сына ткача, основателя «Итальянского журнала», одного из видных представителей венецианских франкмасонов; и Джанмарию Ортеса, увлеченного политической экономией. Это он произвел научный расчет распределения рабочего времени — восемь часов для работы, восемь часов для сна, восемь часов для «развлечений», и так триста рабочих дней в году: такой график сделает труд более рентабельным и обеспечит развитие мануфактурного производства. Был еще и Мелькиоре Чезаротти, с которым мы познакомились в одной из дамских гостиных, автор гениального «Опыта о философии языков». Был также Франческо Альгаротти, сын купца, самый обаятельный ум начала XVIII в. Альгаротти интересовался всем: живописью, оперой, физикой, коллекционированием. Он написал европейский бестселлер своего времени — научный труд «Учение Ньютоново для женщин. Диалоги о свете и цветах», опубликованный в 1735 г. Вольтер посвятил ему восторженные строки: «Хвалили венецианские дворцы, что выросли над водой, / Но сочинения ваши гораздо более величественны, чем они: Венеция и Альгаротти одинаково дороги Богам, / Однако последний будет более дорог миру». Не забудем также художников и скульпторов Розальбу Каррьера, Канову, Пиранези, отца и сына Тьеполо, всех тех музыкантов, что в 1745 г. заворожили Руссо и вдохновили его на создание новой музыкальной теории: [606]это Бенедетто Марчелло, Антонио Вивальди и Бальдассаре Галуппи, прозванный Буранелло, соратник Гольдони в создании лирических мелодрам, этих подлинных жемчужин венецианской культуры XVIII в. Венецианцы вносят свой вклад во все области знания и искусства и оставляют в них вполне зримый след.
