Согласно Гольдони, брак можно рассматривать как вторую степень счастья. Но только в том случае, если была возможность выбрать «достойную супругу». А так как «сомнение всегда остается и опасность ошибиться очевидна», то, по его утверждению, лучше оставаться свободным и всегда иметь возможность приблизить к себе счастье. [484]Так воспринимали проблему брака мужчины XVIII в.

Впрочем, в прежние времена выбрать достойную супругу было легко, ибо все качества ее были названы в многочисленных трактатах, например, в «Чрезвычайно мудрых и серьезных советах о том, как выбирать супругу» Франческо Барбаро, опубликованных в 1548 г. издателем Джиолитто; из этой книги черпали свои познания все «хорошие авторы». Гольдони описывает разных женщин. Лесбина, хитрая служанка, решившая женить на себе робкого деревенского философа, как и многие ее товарки, знает, какое приданое должна она принести с собой, чтобы добиться его доверия: «Преданность, честность, застенчивость и скромность, а главное, умение экономить». И уже почти побежденный философ отвечает: «Хороша она или уродлива, в любом случае женщина должна принадлежать только одному мужчине. Что же касается умения экономить, то вы должны для себя усвоить: всегда следуй воле мужа и не пытайся изображать ни хозяйку, ни ученую женщину». [485]Таким образом, любая попытка выйти за отведенные женщине рамки не поощрялась, а разница в состоянии и образовании становилась непременным источником разногласий. Немало супружеских пар в комедиях Гольдони ссорятся именно из-за этого неравенства. [486]Скромность означала сдержанность, а также осознанное нежелание бывать в обществе, прежде всего галантном, не наносить визитов, не стремиться блистать остроумием в разговоре, не вмешиваться в политику, довольствоваться семейным очагом, поддерживать мужа в его начинаниях, рожать и воспитывать детей — одним словом, «уметь держать дом». Образ идеальной женщины описан в основном через отрицания: предполагается, что женщина, наделенная всеми необходимыми добродетелями, должна быть «щедрой без границ, богатой, но без гордыни, одеваться красиво, но не роскошно, быть добродетельной, но не кичиться этим». [487]

Однако, похоже, в XVIII в. образ домохозяйки начинает отходить в прошлое. «Теперь и вовсе невозможно жениться», жалуется Лунардо, вспоминая святую скромность своей покойной жены. [488]Записной женоненавистник Карло Гоцци ищет «совершенную возлюбленную с благородным сердцем», «добродетельную подругу, сумевшую оценить его метафизическую душу», но его поиски напрасны: после трех бурных неудачных романов, о которых рассказывает очень подробно, он решает остаться холостяком. [489]Как мы уже видели, наметилась очевидная тенденция не вступать в брак, несмотря на отрицательное отношение к этому явлению властей. Официальные инстанции осуждали тайные и подпольные браки; особые нарекания вызывали казини, которые, по мнению цензоров, напрямую способствовали разрушению семейных уз; в 1776 и 1785 гг., сразу же за двумя последними реформами, вышли переиздания «Чрезвычайно мудрых и серьезных советов»: Республике было необходимо улучшить демографическую ситуацию. Если верить Казанове, часто рассказывающему о своих и чужих галантных похождениях, скандальная связь Да Понте с супругой майордома Дзагури, Андзолеттой Беллауди, сыграла не последнюю роль в изгнании Да Понте из Венеции в 1779 г.: дама часто беременела. [490]Гоцци потерпел неудачу с соседкой, проживавшей на противоположной стороне улицы: легкое поведение девицы в конце концов разочаровало его. В целом замужние женщины из простонародья — жены ремесленников, служанки и даже крестьянки — достаточно легко уступали капризам «либертенов».

Для женщин, обвиняемых во всех существующих пороках, проблема ставилась по-иному. Невест перестали «распродавать с молотка», как это было принято у первых обитателей лагуны. У Гольдони старый скряга решает не давать дочери приданого и горько сожалеет о прошедших временах, когда «чем дочери были красивее, тем больше отец получал денег»; иметь дочерей было выгодно, а нынче приданое наносит существенный урон отцовскому состоянию. [491]На острове Сан-Пьетро ди Кастелло женщины больше не собирались на совместное прослушивание мессы, а, подхватив приданое и «корзинку новобрачной», уезжали со своими мужьями. Брачные церемонии более походили на те, что в конце XVI в. описал Сансовино: утром, после подписания брачного контракта жених отправлялся во Дворец дожей для его оглашения, затем он приглашал родственников и друзей к отцу невесты на торжество и официальное представление, после чего молодая супруга на гондоле отправлялась навещать родственников в окрестных монастырях. Во времена Гольдони обряд бракосочетания состоял из трех церемоний:

Первая церемония — подписание свадебного контракта в присутствии всех родных и знакомых… Вторая церемония — поднесение перстня. Не обыкновенного обручального кольца, а именно перстня, с огромным бриллиантом-солитером, который жених должен подарить своей невесте. На это торжество приглашаются все родные и знакомые. Дом богато убирается, все гости являются в великолепных нарядах. Кроме того, ни одно собрание в Венеции не обходится без дорогих угощений. Третья церемония поднесение ожерелья. За несколько дней до церковного венчания мать или ближайшая родственница жениха отправляется к невесте и подносит ей ожерелье из настоящего жемчуга, которое молодая должна носить не снимая с этого самого дня и до конца первого года замужества. [492]

Поощрялись предварительные ухаживания, жених и невеста получили возможность встречаться. Гольдони рассказывает, что сам он сочинял песенки, дабы устраивать серенады для некой юной особы, обладавшей «наивной и пикантной грацией». [493]Но еще в 1590 г. Чезаре Вечеллио заявлял, что юные девушки на выданье, проживавшие в родительских домах, «оберегались столь хорошо и неусыпно, что даже ближайшие родственники имели возможность увидеть их только на свадьбе». [494]В XVIII в. многие женщины жалуются в комиссию по нравам на утрату девственности, соблазнение и злоупотребление доверием со стороны излишне торопливых женихов: выйти замуж с подобным пятном на репутации было практически невозможно. Однако когда во время суда выяснялось, что родные не слишком бдительно наблюдали за тем, где и как встречаются их дочери со своими женихами, а сами девушки злоупотребляли своей свободой, жалобы их отклонялись по причине «непорядочного поведения». [495]Джустиниана Уинн Розенберг, парижская возлюбленная Казановы, в Венеции стала предметом пересудов из-за своего эксцентричного поведения и страсти к игре; угодив в 1773 г. в тюрьму за долги, она писала, что «венецианские девушки, воспитанные в принципах местного добронравия, постоянно сидят дома, занимаются рукоделием, и вся их свобода заключается в возможности на минуточку подойти к окну и выглянуть на улицу». [496]Это позднее и достаточно парадоксальное свидетельство может быть всего лишь литературной экстраполяцией из ремарок Вечеллио или же гольдониевскими тирадами, направленными в защиту чести и непоколебимой добродетели венецианских девушек. Тем временем венецианское законодательство применительно к молодым девушкам было вполне ясным. Отец имел право лишить дочь, которой не исполнилось двадцати пяти лет, приданого только за то, что она «посмела поговорить с человеком недостойным», и уж тем более если она совершила «плотский грех». [497]Однако если после двадцати пяти лет девушка еще была не замужем, вина за это падала на ее отца, не сумевшего устроить ее судьбу. Мужлан и грубиян Лунардо исповедует эти принципы и не дозволяет дочери видеться с женихом, которого он сам ей и выбрал. Но имела ли невеста возможность до свадьбы встречаться с женихом или нет, брак по-прежнему оставался сделкой главным образом экономической, а отнюдь не следствием взаимной склонности, и основное место среди брачных обрядов занимали переговоры и подписание брачного контракта, что считалось делом мужским.