Жизнь я вел воистину счастливую, ибо и стол у меня был не менее изысканный. Подавали мне упитанных барашков… пил я только вино из Скополо и лучшие мускаты со всех островов Архипелага. Единственным сотрапезником моим был поручик. Никогда не выходил я на прогулку без него и двух своих паликари, что шли за мною для защиты от нескольких сердитых юношей, воображавших, будто из-за меня их оставили возлюбленные белошвейки. [142]
И тем не менее, хотя турки и «опечалены», они продолжают представлять угрозу как для Европы, так и для Венеции, ибо между Портой, с одной стороны, и Австрией и Московией — с другой еще сохраняются напряженные отношения. Поэтому опасения Венеции по-прежнему справедливы. К тому же страх перед турками является своеобразной составляющей былой морской славы Республики. Вот почему на протяжении века, несмотря на благоразумное решение о соблюдении нейтралитета, принятое после заключения мира в Пассаровице, Республика восстанавливает, обновляет и расширяет, не считаясь с затратами, свой Арсенал, хотя все наблюдатели единогласно считают, что он уже стал для нее обузой. Расходы на поддержание Арсенала колеблются от 250 до 300 тысяч дукатов. К тому же управление Арсеналом осуществляется из рук вон плохо: работники, получающие довольно высокое жалованье, проводят время в праздности и «с каждым днем становятся все более леностными», что, по свидетельству одного из французских наблюдателей, «окончательно разрушает сие учреждение и уменьшает могущество Венецианского государства». [143]Тем не менее «запасов оружия у Венеции хватит на десятитысячную армию», каждый день «производится новое оружие, и теперь его уже должно хватить на армию в тридцать тысяч человек; также имеется две тысячи бронзовых пушек и все необходимое для оснастки и корпусов… чтобы построить двенадцать военных судов».
В начале XVIII в. на содержание Арсенала тратилось больше, чем поступало доходов со всех заморских территорий: объявленные расходы в два раза превосходят доход, получаемый с трех оставшихся островов (Корфу, Занте и Кефалония приносят 132 258 дукатов), и в три с половиной раза — доход от провинций Далмации (11448 дукатов) и Истрии (57842 дуката). [144]Поддержание в хорошем состоянии боевых кораблей с полным вооружением и строительство новых военных судов требуют от Венеции больших затрат, и в 1749 г. венецианские суда оказываются вполне эффективными в борьбе с берберскими пиратами.
Пять галер и восемь галеонов охраняют Адриатический залив… два галеаса и восемь галеотов патрулируют между островами Корфу и Занте, фрегат с пятьюдесятью пушками и два сорокапушечных корабля, снаряженных Республикой, в течение четырех месяцев… будут курсировать от Занте и Чериго до устья Босфора… еще один военный корабль, на вооружении которого может находиться от семидесяти до восьмидесяти пушек, под командованием его светлости Марчелло совместно с двумя фрегатами, на каждом из которых находится от пятидесяти до шестидесяти пушек, станут патрулировать… вплоть до Гибралтарского пролива. [145]
Даже Монтескье признает, что в случае необходимости венецианцы смогли бы без труда снарядить двадцать боевых галер, хотя в целом галер у Республики значительно больше. В 1570 г., перед битвой при Лепанто, когда половина союзнического флота приняла решение отступить, Арсенал сумел выставить против турок более ста галер. В 1786 г. галер у Республики не намного меньше, вот почему инструкции, полученные французским посланником в Венеции графом де Шалоном, начинаются следующими словами: «Наблюдать за состоянием дел в государстве, обладающем морскими силами в таком объеме, в каком ими обладают все государи этой части Европы, вместе взятые; помнить, что державе, с которой государство сие будет поддерживать союзнические отношения, союз такой может быть весьма полезен, особенно ежели в этой части Европы вспыхнет война». [146]Победы Анджело Эмо над тунисскими пиратами при Сфаксе, Бизерте и Сусе (1784–1785) — одна из причин подобных инструкций. Но как бы то ни было, Бонапарт поступает с символом Венеции так же, как и с городскими кварталами (сестьере): в октябре 1797 г., после заключения Кампоформийского мира, он переправляет во Францию две тысячи пятьсот артиллерийских орудий, обнаруженных им в Арсенале. Когда Арсенал захватывают австрийцы, они находят там только железный лом. [147]
Куда девались купцы?
Уже в 1502 г. Алевизо Гритти, составляя проект организации снабжения города зерном, включил в него и «колонии» (Корфу, Котор, Далмацию), полагая, что заморские территории не способны прокормить себя, ибо не имеют достаточных посевных площадей. «Содержание двух провинций… обходится государственной казне Светлейшей в гораздо большую сумму, нежели та, что составляет доход, с этих провинций получаемый», — в свою очередь утверждает Карло Гоцци. [148]По его мнению, реформировать сельское хозяйство в этих провинциях невозможно, ибо территории их «большей частью заняты горами, а следовательно, почва там каменистая и неплодородная». Даже если отдельные долины и кажутся приспособленными для земледелия, то местные жители-морлаки, эти надменные варвары, не склонные к возделыванию земли, сделают напрасной любую попытку ввести там культурное земледелие: ревностно преданные своим традициям, морлаки отличаются пассивностью и инертностью, особенно когда речь заходит о новшествах. Описание этих земель у Карло Гоцци достаточно безрадостно. Казанова, по его собственным словам, приятно провел там время, но тем не менее, повествуя об этих краях, и он не избежал унылых красок. Однако даже из рассказов не слишком объективных очевидцев вполне можно понять, что Венеция весьма охотно поддерживала принадлежащие ей заморские земли в неразвитом состоянии, используя их как место ссылки, куда в наказание за проступки, сочтенные аморальными или опасными, Республика отправляла своих подданных. Отсутствие заинтересованности Венеции в своих бывших территориях просматривается также в текстах менее полемических и более конструктивных. В записке о рыбной ловле на островах Леванта, составленной в 1760 г. неким монахом на службе у генерального проведитора моря, говорится, что активность островных жителей осталась в прошлом, а рыба, вылавливаемая рыбаками, не покрывает даже местных нужд, ибо ловля ее производится кустарным способом и не пользуется ни покровительством, ни поддержкой правительства. [149]
Что делает в Задаре Карло Гоцци? Он обучает «основам математики и искусству воинской фортификации» [150]Джованни Паоло Гольдони, брата Карло, «изначально предназначенного для военной службы» [151]и вступившего там в драгунский полк. Казанова пишет об этих краях как о месте ссылки. Все это свидетельствует о том, что Далмация и острова Леванта в те времена представляли собой своего рода военные базы и источник пополнения армии. Будучи торговой республикой, Венеция не имеет ни постоянной сухопутной армии, ни профессиональных офицеров. «Нация не уделяет достаточного внимания воинской службе, поэтому среди народа занятие сие считается низким. Служба на море предоставляет единственную возможность послужить родине с оружием в руках. Венеция имеет всего один сухопутный армейский корпус и нерегулярные отряды ополчения, состоящие из двадцати тысяч человек, которые призываются по необходимости, в основном во время крупных кампаний; ополченцы не имеют постоянных подразделений, не учатся военному делу и не получают содержания от правительства. Ополчение состоит преимущественно из крестьян, несущих службу в гарнизонах, пока регулярные войска участвуют в боевых действиях, однако большая часть этих крестьян гибнет от болезней и неприспособленности, ибо там, где правительство не поддерживает воинский дух, насадить его весьма непросто», — отмечается в «Записке о венецианской политике» от 1754 г. [152]Генеральному вербовщику Республика выплачивает по двадцать дукатов за каждого завербованного здорового мужчину; рекрутов набирают как на материке, так и на морских островах. В Далмации, в частности, формируется специальный корпус солдат, именуемых пандурами (Panduri), которые в качестве ежедневного довольствия получают на один ливр черствого хлеба (pane duro), откуда и пошло их название; также они получают премии — от 4 до 24 цехинов за каждого беглого разбойника или каторжника, которого они доставят властям, живого или мертвого. Корпус этот прекратил свое существование только в 1788 г.
