Через сорок пять минут они уже стояли на перроне в ожидании поезда, направлявшегося на юг. Гвен обвилась вокруг Алекса как виноградная лоза. Она обхватила его обеими руками за талию так, словно он был сокровищем, которое могли отнять.
И в этот самый момент услышала знакомый голос:
– О… мисс Модсли! Это вы?!
Эти слова были для Гвен как гром среди ясного неба. Обернувшись, она увидела изумленную леди Милтон и ее сестру леди Фэншоу, которая старательно смотрела куда-то в сторону. У леди Милтон отвисла челюсть, а затем сестры испуганно переглянулись.
– Добрый день, – учтиво поздоровался Алекс. – Как поживает Реджинальд?
Леди Милтон, болезненно худая дама в треугольной шляпке, пробормотала что-то невнятное, а затем с ужасом взглянула на Гвен.
– Мисс Модсли, – прошипела она, – где ваша компаньонка? Где сопровождающие лица? Где миссис Бичем?
«Это полный и окончательный крах моей репутации», – промелькнуло в голове Гвен, но как ни странно, ее настроение от этого ничуть не ухудшилось. Она взглянула прямо в глаза леди Милтон:
– Понятия не имею, где она. Я давно уже путешествую без компаньонки.
– Да и зачем нам миссис Бичем? – вступил в разговор Алекс и поцеловал руку Гвен. – Миссис Рамзи не нужна компаньонка. Она путешествует с мужем.
В детстве Алекс с упоением читал волшебные сказки о злых ведьмах и прекрасных принцессах, заточенных в замках. О принцессах, уколовшихся иглой и спящих за густой изгородью из колючего шиповника. О принцессах, отравившихся кусочком сладкого яблока и впавших в глубокий сон. До сегодняшнего утра он не понимал, что главным в этих сказках был способ, с помощью которого снималось заклятие с красавиц. И только теперь он вдруг осознал, что все прекрасные принцессы просыпались от ласк или поцелуев принца, который, с одной стороны, был скромным малым, а с другой – судя по всему, знал, что нужно женщине. Пробуждение являлось своеобразной метафорой интимной близости. В старинных французских сказках речь шла не о поцелуе, а о половом акте.
Отныне Алекс уже не мог цинично относиться к подобным сказкам. Сегодня утром он своими глазами увидел, как Гвен Модсли очнулась от глубокого сна, и это было настоящим чудом. Ее щеки пламенели, губы цвели как розы. Однако Алекс не мог не задумываться о том, что будет с ней дальше. Что он мог предложить Гвен? Ему было ясно лишь одно: его жизнь круто изменилась с тех пор, как он вернулся в Лондон и снова увидел Гвен.
На перроне, где две ханжи пытались заклевать ее, он постиг еще одну истину. Спящую красавицу необходимо спасти, совершив героический поступок.
Однако Гвен, видимо, не разделяла его мнения.
– Ты с ума сошел? – спросила она, когда они сели на поезд, направлявшийся в Милан.
Алексу смертельно надоели поезда. Судя по выражению лица Гвен, она тоже была не в восторге от предстоящей поездки. Сделав несколько шагов по тесному купе, она пнула дверь ногой и резко повернулась к Алексу:
– Ей-богу, Алекс, мне кажется, ты потерял рассудок! Два дня назад ты еще и не собирался жить со мной… А теперь вдруг заявляешь посторонним людям, будто мы женаты!
Алекс лег на матрас, расстеленный на скамье, и прикрыл глаза рукой. Недельная доза женской ярости, которую он мог перенести без ущерба для своей психики, давно уже была превышена.
– Похоже, ты права. Я действительно обезумел. Но в этом ты сама виновата.
– Что на тебя нашло? Неужели я произвожу впечатление человека, который постоянно ждет, что ему придут на помощь? Вчера ты говорил об удушающей силе чувств, и я тебя хорошо поняла. Неужели ты думаешь, будто я потребую от тебя самоотвержения?
Алекс вздохнул. В глазах Гвен он, по-видимому, предстал страдальцем. Это было несправедливо. Алекс терпеть не мог страдальцев и мучеников. Страдалицей была мать Алекса, в конце концов, она превратилась в рабыню его болезни. «Конечно же, я люблю светские развлечения, – говорила она, – но Алексу вреден воздух Лондона, поэтому мы весь год проведем в деревне. Вот когда дочери начнут выезжать в свет, возможно, тогда…»
– А ну-ка сядь! – потребовала Гвен. – Я все равно не позволю тебе заснуть! Скажи, какого черта ты заявил, что мы женаты? И что нам теперь с этим делать?
Гвен как будто забыла, что сегодня ночью стала его женщиной и он мог в любой момент снова предъявить на нее права.
– Ты не поехала бы одна, без компаньонки, если бы я не попросил тебя помочь мне, – резонно заметил Алекс. – Значит, я несу ответственность за то, что произошло с тобой. У меня не было другого выхода, я сказал то, что могло спасти тебя.
– Тебе следовало молчать! Я же говорила, что моей целью является потеря репутации!
Гвен шипела как змея, и Алекс не мог не улыбнуться.
– Ты мне не веришь? – запальчиво спросила она. – Но сегодня ночью я доказала тебе, что решительно настроена изменить свою жизнь, разве не так? Ночью мы наслаждались друг другом, не заботясь о мнении посторонних. А утром ты вдруг начал вести себя как отъявленный моралист. И я желаю знать, в чем дело. Что с тобой произошло?
Алекс вздохнул:
– Гвен, то, что было ночью, и то, что произошло сегодня утром, – две разные вещи. Ты можешь побиться об заклад, поставив все свои три миллиона фунтов, что леди Милтон с перрона прямиком отправилась на телеграф, собираясь отбить срочную телеграмму в Лондон о твоих похождениях.
– Ну и что из этого?
– Ты, конечно, можешь утверждать, что не боишься позора, но позволь мне усомниться в правдивости твоих слов. Ты слишком привыкла угождать и льстить, Гвен.
По его мнению, Гвен должна была вернуться к прежней жизни, несмотря на то, что сейчас сопротивлялась этому. И даже если Алекс ошибался, он не хотел способствовать ее дурной славе.
Дикая боль в ступне заставила его подпрыгнуть. Открыв глаза, он увидел, что Гвен стоит над ним, держа в руках ночную вазу.
– Вот так я льщу и угождаю, Алекс, – промолвила Гвен елейным тоном. – Тебе понравилось? Хочешь еще?
Алекс спустил ноги с кровати от греха подальше.
– Если бы там, на перроне, мы встретили не леди Милтон, а кого-нибудь другого, – начал оправдываться он, – то я, пожалуй, попытался бы купить его молчание. Но…
Он вдруг осекся и провел ладонью по лицу. Алекс поймал себя на том, что нагло лжет. На самом деле в душе он радовался тому неожиданному обороту, который приняли события.
Алекс пристально вгляделся в свою спутницу. Гвен Рамзи, королева Пиратского берега… Он решил, что когда-нибудь свозит ее туда и заставит петь. Пусть вымысел станет явью.
Впрочем, сейчас было не время посвящать Гвен в свои планы. Она разъярилась не на шутку.
Алекс прочистил горло.
– Одним словом, леди Милтон нельзя было укротить другим способом. – Он пожал плечами. – Она всегда восхищалась профилем своего сына, а я, как известно, подпортил его. Эта дама меня ненавидит.
Гвен тяжело вздохнула.
– Я знаю, – сказала она, ставя ночную вазу на место. – Ричард рассказывал мне, как ты вступился за него и полез в драку. Но речь сейчас не об этом, Алекс. Речь о том, что нам теперь делать.
Алекс тихо засмеялся. В этом смехе улавливались истерические нотки. У него было странное ощущение легкости, почти невесомости, как будто у него с плеч свалился тяжелый груз.
– Нам надо найти священника.
– Что?! – Глаза Гвен стали круглыми от изумления. – Ты шутишь?
– Нет, я говорю совершенно серьезно.
– Но, Алекс… – Она опустилась на стул. – Что, если мы не подходим друг другу?
Он с недоумением взглянул на нее. И это говорит женщина, с которой он провел сегодня всю ночь?
– Ты знаешь меня уже много лет. Или ты ожидаешь от меня каких-то сюрпризов? Уверяю тебя, все мои скелеты давно вылезли из шкафа и стали ручными. Я натравливаю их время от времени на своих родных, чтобы приструнить их.
Гвен побледнела от ужаса. Алекс едва сдерживал рвущийся из груди смех.
– Успокойся. Если выяснится, что мы не подходим друг другу, мы найдем хорошего адвоката. Законопроект о реформе института брака был принят в парламенте с перевесом в три голоса. Джерри, разумеется, голосовал против.