— А что тебя могло заинтересовать в моем деде?

— Он был типичным представителем своего поколения, поэтому его просто следовало изучить. А теперь, Трейси, представь, что ты только что сошла с корабля, прибывшего из Старого Света в Новый Свет.

— Вот так взять и представить? Я не смогу. У меня не хватит фантазии, — рассмеялась Трейси и покачала головой.

— Что-то похожее сказала моя мать моему отцу, когда он привез ее на эту ферму. Родители матери всю жизнь держали магазинчик в городе. Она была городская девчонка, вроде тебя.

— Все равно не понимаю, как можно приобщиться к истокам в столь сжатые сроки. И потом, уже в ближайшие дни потребуются конкретные действия — когда окажусь на заседании правления. Чем мне поможет эта прогулка по одичалым маковым и горчичным полям?

— Ты очень нетерпелива. Это недостаток, свойственный молодости. Но ты избавишься от него со временем, — поддразнил ее Никос. — Завтра утром мы отправимся в город и купим одежду для работы в поле.

— Согласно твоей теории, у только что сошедшей с корабля вряд ли найдутся деньги на покупки.

— Ты права, у нас с собой не так много денег.

— У меня их вовсе нет, если вспомнить, что накануне я заплатила официанту пять тысяч долларов за доставку тебе записки. Хотя... сейчас выверну карманы и наберу несколько центов. Давай подсчитаем, какой у нас на сегодняшний день бюджет.

— Откуда ты знаешь это слово?

— У меня магистерская степень, и я разбираюсь в бизнес-администрировании.

— Как я мог забыть?

— Ну да, ты не относишься ко мне всерьез.

— И где же ты получила степень?

— Международный университет Шиллера в Париже. Я отучилась в нем, когда переехала с бывшим мужем на жительство в Европу.

— За обучение я платила из тех денег, которые отложил для меня мой отец и о которых ничего не знал мой дед. Жила я в отеле.

— В отеле «Георг Пятый», надо полагать.

— Нет! — запротестовала Трейси. — Обычный двухзвездочный отель недалеко от кампуса. Я усердно училась, но в летние каникулы и между семестрами я тратила деньги на наряды, а время — на нескончаемые вечеринки с друзьями. Мой муж в моей жизни участия почти не принимал. Каждый жил сам по себе. У меня пальцев на обеих руках не хватит, чтобы сосчитать, сколько я получила предложений выйти замуж. От европейских дипломатов, крупных бизнесменов, аристократов, президентов... шейхов и королей! Но поскольку я уже была супругой одного расчетливого господина, у меня не было желания менять его на кого-то другого. Я не заблуждалась относительно своих поклонников, всем им нужно было то же, что и Карлу: мое тело и мои деньги. Теперь бы они очень позлорадствовали, узнав, как я, допустив промах и очутившись в Афинах, столкнулась с греческим богом...

— Значит, на протяжении всего супружества ты жила двойной жизнью.

— Ты абсолютно прав, а мне это и в голову не приходило, — хотела отшутиться Трейси, но его упрек вновь больно задел ее. — Мне все равно, что думают обо мне люди, что они говорят. Все это — пустое. В моей жизни есть вещи более достойные внимания. То, что писала обо мне пресса в период моего замужества, позволяло мне скрывать от деда мои действительные интересы. У меня не было желания выслушивать его, когда он излагал свои взгляды на мое будущее... И знаешь что, Никос? За прошедшие сутки я очень устала перед тобой оправдываться. Я хочу спать. Где я могу устроится на ночь?

— Ты уже знаешь, где кровать.

— Та узенькая койка? — воскликнула Трейси.

Никос кивнул. Они вернулись в жилую комнату. В ней было сумрачно. На улице уже стемнело, а комната освещалось лишь слабой лампочкой без абажура.

Никос принес чистое белье, и они постелили постели. Две узкие койки у стены, одна напротив другой. Трейси сказала:

— Ну вот, замечательная кроватка.

Ей было трудно представить, как она уляжется на этой «кроватке» и как сможет выспаться в таких условиях. Мебель, объяснил ей Никос, растащили чужие, когда дом остался без хозяйского присмотра.

Они собрались поужинать. Передвинули старый стол из темного угла кухни под тусклую лампу.

— Как, по-твоему, питался мой предок Эмилио Лоретто?

— Это когда он, зверски голодный, высадился с корабля на американскую землю?

— Только не говори, что он был вынужден голодать. Я этого не вынесу, — взмолилась Трейси.

— Нет, будем считать, что он нашел короб с провизией, — и Никос жестом указал ей в угол кухни.

Трейси подлетела к коробке, радостно открыла ее и обнаружила несколько бутылей питьевой воды, полотенца, туалетную бумагу, мыло, тарелки, стаканы, набор столовых принадлежностей, две сковородки и электроплитку.

— Все это замечательно! Но где еда?

Никос открыл бутылку с водой и принялся жадно ее поглощать. Трейси по-мальчишески отняла у него бутыль.

— Какая вкусная вода! — похвалил Никос.

— Она теплая, — недовольным тоном произнесла Трейси, но выпила бутыль чуть не до дна.

Они стояли у темнеющего окна и молча по очереди прикладывались к бутыли с водой. Трейси не задумывалась, она просто делала то, что делал Никос. Вода закончилась. Трейси уже боялась задавать вопросы, касающиеся ее выживания на ферме. И лишь посмотрела на Никоса голодными глазами.

— Минуту терпения, — сказал он.

— Я не могу больше ждать.

— Мисс, вам суши или фуа гра? — насмешливым тоном поинтересовался наставник.

— Не люблю ни то, ни другое.

— Тогда, возможно, эта королевская трапеза придется вам по вкусу?

В старом доме не оказалось холодильника, и все, чем запасся Никос, было хлеб и фрукты. Что они и съели в полной тишине. Трейси оберегала эту тишину, потому что проводила ревизию своих подростковых фантазий, когда она, засыпая, мечтала очутиться с Никосом Лазаридисом наедине, в простой идиллической обстановке, вдали от всего мира. Теперь, когда грезы стали реальностью, она уже не знала, как к ним относиться.

Еще девочкой она дерзко представляла, как божественный Никос потчует ее сочными фруктами, перемежая еду поцелуями. Она и Никос одни в целом мире и принадлежат друг другу...

— Слив не хочешь? — вторгся он в ее фантазии.

— После. Благодарю, — сдержанно сказала Трейси и посмотрела на него так, как если бы увидела впервые.

Трейси пыталась понять, что в нем было такого, что она уже в пятнадцать лет согласилась бы доверить ему и свое сердце, и душу, и судьбу. Она боялась, что детское заблуждение, заставившее ее превозносить этого человека, с годами превратилось в неосознанную привычку.

— Не хочешь принять душ? — спросил он, когда они закончили трапезу.

Он отвел ее в ванную комнату, и она увидела небольшую ванну, наполненную водой. На пробу вода оказалась приятной. Трейси сбегала за своей дорожной сумкой, в которой лежали мочалка, полотенце и ее любимая пенка с ароматом плодов манго. Трейси уже предвкушала наслаждение от купания, когда обнаружила, что ванна не занавешивается.

Никос проявил понимание и удалился. Она вымыла голову, искупалась, почистила зубы. Ей показалась, что такой чистенькой и довольной она еще никогда не была...

Трейси появилась перед Никосом, источая свой любимый экзотический аромат. Никос будто к месту прирос.

Она была босая, в простенькой короткой ночной сорочке, тонкая ткань которой не прикрывала гладенькие девичьи ножки. Трейси была не только красива — такой он ее знал всегда, — Трейси была трогательная, славная, что по вечерам в сельской местности важнее всякой красоты.

Никос хотел отвернуться, но боялся показаться неуклюжим подростком и решил вынести всю муку до конца.

— На какой кровати ты хотела бы спать?

— На той, что ближе к двери. Я выбираю ее.

Никос удовлетворился кроватью напротив. Ему вдруг показалась, что он в опасности. Он и не догадывался о том, что в этот момент переживала она, старавшаяся непринужденно и кокетливо улыбаться.