— Конечно, Трейси. Не смущайся. Спрашивай меня обо всем, о чем посчитаешь нужным спросить.

— Вот вчера ты говорил об Эмилио Лоретто, о котором ты знаешь намного больше, чем я, его правнучка. Но я бы предпочла услышать из твоих уст о том, кто такие Лазаридисы, предки Никоса Лазаридиса. Ты расскажешь мне историю своей семьи и то, почему ты так привязан к этой земле? А главное, о том, почему два десятилетия назад ты оставил свой дом, несмотря на такую привязанность? И еще меня волнует истинная причина твоего возращения на родину.

— Ты ничего обо мне не знаешь? — с искренним удивлением спросил ее Никос, который сохранял уверенность в том, что молоденькая и разведенная Трейси Лоретто прибыла в Грецию и просит его о помощи единственно ради того, чтобы женить удачливого и сказочно богатого бизнесмена на себе, и наверняка уже все разузнала про его прошлое и настоящее.

— Когда-то дед любил поговорить о твоем успехе, и я задавала вопросы о том, кто ты и откуда. Отвечал он коротко. И не от нежелания сказать больше, а, скорее, потому, что знал о тебе не так уж и много. Но я-то видела, что его пожирает зависть к твоему быстрому успеху. Правду скажу: я злорадствовала и чувствовала себя отмщенной, учитывая все те придирки и оскорбления, которым он подвергал меня, маму, учитывая его глумление над памятью моего отца. Только ради того, чтобы увидеть эту тень бессилия, ложащуюся на его лицо, я иной раз заводила разговор о тебе.

Никос скорчил саркастическую гримасу. Трейси улыбнулась ему и решила быть самоубийственно откровенной:

— Однажды дед сказал, что ждет тебя в гости, и я вздумала организовать для тебя пикник. Я написала дурацкую записку и попросила одну из служанок тайно передать ее тебе, когда ты приедешь. В записке было приглашение на полдник. В траве на западной террасе сада за кустарником. Никто из домашних не смог бы нас там увидеть. Это был отчаянный поступок дерзкого подростка...

— Я не получил этой записки.

— Конечно. Ты не мог ее получить. Но я все приготовила в том тайном месте. И еду, которая, как я тогда думала, должна была тебе понравиться, и всякие удобства для отдыха: пледы, подушки. Но один из садовников заметил мои приготовления. Они показались ему подозрительными, и он не замедлил доложить об этом моему деду. Тот подверг меня пыткам, я во всем призналась, а он в наказание запер меня в моей комнате на целый день. И мне не только не удалось побыть с тобой наедине, но даже и увидеть тебя, поскольку окна моей комнаты выходили на сторону, противоположную парадному входу.

— Да, твой дед был крут, с этим нельзя не согласиться.

— Но что мне показалось неожиданным, — с таинственным видом продолжила Трейси, — так это его высказывание, смысл которого был таков: знай свое место. Он говорил таким тоном, словно поймал меня на кощунственном желании прикоснуться к неприкосновенному. Он относился к тебе как к царственной особе, этого нельзя было не заметить. Он, который презирал всех, превозносил одного-единственного человека — тебя. Почему, Никос?

— Прости, что из-за меня у тебя были такие неприятности, — уклончиво ответил Никос.

— Когда же меня выпустили из комнаты после твоего отъезда, то мама мне строго-настрого запретила искать с тобой уединенных встреч. После этого случая дед пресекал всякие разговоры, которые я заводила о тебе. Я рассказываю это тебе потому, что хочу объяснить мое отношение к тебе, к тебе как к загадке. Быть может, она надуманная, но я продолжаю видеть тебя в ореоле тайны, той тайны, которой было окутано твое имя в доме моего детства.

— Мне не известно, почему твой дед сделал из меня идола. Ничего загадочного в моем прошлом нет. Я приехал в Нью-Йорк из Афин после окончания колледжа.

— Мой дед не учился в колледже. А кто ты по специальности?

— Инженер. Как инженер и познакомился с Полом. По заказу корпорации «Лоретто» мое инженерное бюро занималось разработкой таких прессов для семян, которые бы сокращали потери ценного сырья в процессе отжима, а также разработкой измельчающей машины для жмыха. Можно сказать, что его заявка была самой серьезной, потому что этот заказ позволил моей фирме не только спроектировать принципиально новую автоматическую линию, но и приступить к серийному производству узлов и деталей для монтирования различных механизмов на предприятиях другого производственного профиля. С этого заказа начался мой прорыв на американском рынке, за что я благодарен твоему деду. Он поверил в меня и щедро финансировал мои разработки. Уже много позже я освоил внутриконтинентальный рынок, а затем уже было рукой подать до моего возвращения в Европу — в качестве основателя и единоличного владельца крупной инженерно-конструкторской и производственной фирмы.

— Полагаю, моего деда уязвил твой моментальный взлет, и он не мог себе простить, что это произошло с его подачи.

— Моментальный взлет?! Уверяю тебя, Трейси, мой взлет не был моментальным. Когда я приехал в Соединенные Штаты из Греции сразу после окончания колледжа, у меня не было ни денег, ни имени, ни стоящих разработок, под которые можно было бы получить инвестиции. Все начиналось очень трудно. Когда же я встретил твоего деда, его производство было уже неплохо оснащено оборудованием. Проведя сравнительный экономический анализ прежних и планируемых показателей потерь при производстве продукции из горчичного семени, мне удалось обосновать эффективность моих механизмов, благодаря чему твой дед выделил достаточное количество средств для производства деталей и их сборки на заводах «Лоретто». Но все это не было сделано в один миг, Трейси.

Под впечатлением услышанного, Трейси погрузилась в свои думы, и Никос воспользовался паузой.

— Ну а ты, правнучка Эмилио Лоретто, что ты знаешь о горчичном семени?

— То, что желтая горчица используется для приготовления столовых приправ: майонезов различной рецептуры, салатных заправок, соусов...

— И это все?

— Ух, — вздохнула как на экзамене Трейси. — Горчичный порошок используется как эмульгирующий агент и стабилизатор. Коричневая и восточная горчицы используются для приготовления масел.

— Сколько тебе известно сортов горчичных семян?

— Восемь... Мне известно только восемь, которые я бы смогла различить, — набравшись храбрости, ответила Трейси. — Но думаю, их гораздо больше. А твой отец возделывал что-нибудь, кроме горчицы?

— Картофель.

Они вышли из старинной закусочной. Никос окинул взглядом всю центральную городскую площадь и хрипло вымолвил:

— О! Это, кажется, фургон моего брата возле отеля на той стороне.

Около фургона стоял высокий привлекательный молодой человек, которому можно было дать лет семнадцать-восемнадцать, он смотрел в их сторону. Потом он кивнул Никосу, из чего Трейси заключила, что парень у фургона, должно быть, племянник Никоса.

Никос подошел к нему, поприветствовал по-гречески, они обнялись. Молодой человек обратил заинтересованный взгляд на Трейси, и Никос произнес:

— Говори по-английски, Ари. Познакомься с мисс Лоретто. Трейси, это мой племянник Ари.

— Очень приятно, Ари. Должна поправить твоего дядю, он называет меня по старой памяти. Моя фамилия Коннер. Это фамилия моего отца. Трейси Коннер.

— Я запомню, мисс Коннер, — пожал ей руку племянник Никоса. В его взгляде она заметила лукавый блеск, что тут же нашло свое объяснение. — Вчера вечером видел вас и дядю по телевизору. Вы отлично смотритесь вместе. Могу я звать вас Трейси? Судя по всему, вы вот-вот станете моей тетей.

— Вашей тетей? Нет. Вы что-то путаете, молодой человек, — запротестовала Трейси, гадающая, что такое этот юноша мог видеть по телевизору.

Папарацци удалось заснять лишь то, как они вдвоем выходили из таверны, в которой обедали вместе с Падакисами. А из этого вовсе не следовало, что они помолвлены.

— В действительности все проще, Ари. Твой дядя великодушно согласился помочь мне разобраться в делах.

— Если вы не невеста моего дяди, то я бы с радостью помог вам, Трейси, — подмигнул ей дерзкий молодой человек и улыбнулся детской обезоруживающей улыбкой. — Неужели вы остановились в этом полуразвалившемся сельском доме?