– Неужели у тебя никогда не было такого чувства? – спросила я.

Он кивнул:

– Было.

– После занятий любовью?

– Не обязательно. Но я понимаю, что ты имеешь в виду. – Он поморщился. – Это чувство мне знакомо.

Мы вместе допили вино, свечи замигали.

– Рыба-меч уже скоро замаринуется, – сказала я.

– Я не стал бы никого насиловать.

– Я знаю, – сказала я. И подумала: откуда?

– Мне сейчас готовить рыбу?

– Пока нет.

Я заколебалась. Казалось, решается моя судьба. Я могла повернуть ее так или иначе; перекрыть один путь или другой. Поверить и сойти с ума. Не поверить и сойти с ума. Ведь в моем положении разницы в конечном счете практически нет. На улице было совершенно темно, через окно доносилась непрерывная дробь дождевых капель. Свечи почти угасали, отбрасывая на стены пляшущие тени. Я встала и подошла к тому месту, где он бросил кожаные шнурки.

– Тогда давай, Адам.

Он не пошевелился на своем стуле.

– Что ты говоришь? – спросил он.

– Я говорю «да».

Но я не была согласна, во всяком случае, не со всем. На следующий день я позвонила с работы Лили и договорилась встретиться с ней ранним вечером, сразу после того, как покину офис. Мне не хотелось идти в ее неприглядную полуподвальную квартиру. Мне казалось, что я не смогу сидеть на грязных простынях в окружении старых фотографий Адама. Я предложила кафе-бар в «Джон Льюис», на Оксфорд-стрит, – это было самое нейтральное, самое ординарное заведение, какое я могла вспомнить.

Когда я вошла, Лили была уже там, она пила капуччино и ела громадный бисквит со струганым шоколадом. На ней были черные шерстяные брюки, мохнатый темно-красный свитер, высокие ботинки, на лице ни намека на косметику. Серебристые волосы были собраны сзади в тугой узел. Она выглядела вполне нормальной, а когда улыбнулась мне, то даже приятной. Не такой свихнувшейся. Я осторожно ответила на ее улыбку. Я не хотела, чтобы она мне понравилась.

– Проблемы? – добродушно спросила Лили, когда я устроилась напротив.

– Хотите еще кофе? – в ответ спросила я.

– Нет, спасибо. Хотя не отказалась бы от еще одного бисквита… Я не ела весь день.

Я заказала себе капуччино и еще один бисквит. Я смотрела на нее поверх своей чашки и не знала, с чего начать. Было ясно, что Лили не против просто помолчать и что ей нравится моя неловкость. Она жадно ела, измазав в шоколаде подбородок. Мне подумалось, что она немного похожа на ребенка.

– Мы не закончили наш разговор, – неуверенно проговорила я.

– Что вы хотите узнать? – резко бросила она. И добавила: – Миссис Таллис.

Я ощутила, что по мне прошла волна тревоги.

– Я не миссис Таллис. Почему вы меня так назвали?

– Просто от нечего делать.

Я пропустила это мимо ушей. Ведь вот уже несколько дней не было ни телефонных звонков, ни писем. С тех пор, как я столкнулась с Джейком.

– Адам действительно был жесток с вами?

Она визгливо хихикнула.

– Я имею в виду, по-настоящему жесток.

Она вытерла губы. Ей нравилось то, что происходит.

– В смысле, он когда-нибудь действовал без вашего согласия?

– Что это должно означать? Откуда мне знать? На это совершенно не походило. Вы же знаете, какой он. – Лили улыбнулась. – Кстати, как вы думаете, что он сделает с вами, застав здесь со мной? За то, что вы собираете о нем сведения? – Она снова издала быстрый, жуткий смешок.

– Я не знаю, что он скажет.

– Я не о том, что он скажет. Что он сделает?

Я не стала отвечать.

– Я бы не хотела оказаться в вашей шкуре!

Потом она вдруг вздрогнула всем телом и стала тянуться через столик, пока ее лицо не приблизилось к моему. На ее великолепных белых зубах остался след от шоколада.

– Если, конечно, я не буду в ней. – Она прикрыла глаза, и у меня возникло чудовищное ощущение, что я наблюдаю, как она проигрывает в воображении некий акт фетишизма с Адамом.

– Я ухожу, – сказала я.

– Хотите совет?

– Нет. – Я сказала это слишком поспешно.

– Не пытайтесь становиться у него на пути или переделывать. Бесполезно. Идите с ним.

Она встала и ушла. Я расплатилась.

Я подошла к Клаусу и обняла его. Он положил руки мне на талию.

– Поздравляю, – сказала я.

– Хорошая вечеринка, да? – Он весь светился. Потом его улыбка стала ироничной. – Значит, те люди не совсем напрасно погибли в горах. Кое-что из всего этого получилось – моя книга. Пусть не говорят, что я не смог извлечь пользу из несчастья других.

– Думаю, потому-то все здесь и собрались, – сказала я, и мы отпустили друг друга.

– Где твой муж-герой? – спросил Клаус, озираясь по сторонам.

– Прячется где-нибудь в толпе, отбиваясь от поклонников. Здесь есть еще кто-нибудь из экспедиции?

Клаус осмотрелся по сторонам. Презентация его книги проходила в библиотеке общества альпинистов южного Кенсингтона. В помещении, просторном, как пещера, конечно же, повсюду располагались полки, уставленные томами с кожаными корешками, однако были здесь и стеклянные кубы, в которых красовались старые, покрытые трещинами ботинки, на стенах, словно трофеи, висели ледорубы, фотографии чопорных мужчин в твидовых костюмах и виды гор – там было много-много вершин.

– Где-то в комнате Грег.

Я очень удивилась:

– Грег? Где он?

– Вон там, разговаривает с тем стариком в углу. Иди познакомься. Это лорд Монтроз. Он представляет великий ранний период гималайских восхождений, когда не считали обязательным снабжать носильщиков обувью с шипами.

Я стала протискиваться через толпу. В одном из углов стояла Дебора. Вокруг было немало высоких, фантастически здоровых женщин. Я волей-неволей прикидывала себе, с кем из них спал Адам. Дура. Дура. Когда я подошла, Грег склонился над лордом Монтрозом, что-то крича тому в ухо. Я постояла возле них минуту, пока Грег подозрительно не оглянулся на меня. Видимо, принял за репортершу. Грег отвечал моим прежним представлениям об альпинистах, сложившимся до того, как я познакомилась с людьми типа Адама и Клауса. Он не был таким высоким, как они. У него была неправдоподобно большая борода, как у человека из стихотворения Эдварда Лира, который нашел в ней двух жаворонков и еще крапивника. Волосы длинные, неухоженные. Должно быть, ему еще не было сорока, но на лбу и вокруг глаз пролегли тонкие морщины. Лорд Монтроз посмотрел на меня и, отступив на шаг, необъяснимым образом растворился в толпе, словно я была противоположным полюсом магнита, оттолкнувшим его.

– Меня зовут Элис Лаудон, – сказала я Грегу. – Я недавно вышла замуж за Адама Таллиса.

– А-а, – сморщился он в улыбке. – Поздравляю.

Повисло молчание. Грег обернулся, чтобы взглянуть на фотографию, висевшую на стене за нами.

– Посмотрите, – сказал он. – Во время одной из первых экспедиций, добравшихся сюда, некий викторианский викарий сделал шаг назад, чтобы насладиться открывающимся видом, и потащил за собой четырех спутников. Они приземлились прямо на свои палатки, которые, к несчастью, были разбиты в девяти тысячах футов под ними. – Он прошел к следующей фотографии. – К-2. Красиво, не так ли? Там погибли почти пятьдесят человек.

– А где К-1?

Грег засмеялся:

– Ее больше не существует. В 1856 году один британский лейтенант, работавший над большим геодезическим изысканием в Индии, взобрался на гору и увидел два пика на Каракорумском хребте примерно в ста тридцати милях от него. Он пометил их как К-1 и К-2. Позже оказалось, что у К-1 уже есть название, Машербрам. Но К-2 сохранилось.

– Вы поднимались на нее, – сказала я. Грег не ответил. Я выпалила: – Вы говорили сегодня вечером с Адамом? Вы должны. Он очень переживает по поводу того, что пишут газеты о Чунгават. Можно я провожу вас к нему? Вы тем самым и мне сделаете одолжение, а заодно спасете его от тех ярких экзальтированных женщин.

Явно пребывая в замешательстве, Грег не смотрел мне в глаза, а озирался по сторонам, как поступают обычно люди на вечеринках, если слушают вас вполуха и осматриваются в поисках достойного собеседника. Он, видимо, знал, что я не альпинистка, и не ожидал услышать ничего интересного, поэтому я ощутила неловкость.