– Он переживает, да? – тихо повторил Грег, по-прежнему не глядя на меня. – И с чего это?

Для чего я это делаю? Я набрала полную грудь воздуха.

– Ас того, что это преподносится в таком виде, который не имеет ничего общего с тем, что на самом деле произошло в горах, во время бури и всего остального.

При этих словах Грег, не посмотрев в мою сторону, позволил себе устало усмехнуться. Когда он заговорил, стало ясно, что это потребовало от него усилия, словно он все еще чувствовал боль.

– Я считаю, – медленно проговорил он, – что человек, который возглавил экспедицию, должен принять на себя ответственность за нее.

– Это была не увеселительная прогулка, – возразила я. – Каждый участник экспедиции знал, что отправляется в очень опасное место. Никто не может гарантировать хорошую погоду на горе, подобной этой, словно речь идет всего лишь о праздничном пикнике.

Морщины у него на лице поползли вверх. Казалось, что время, проведенное им в Гималаях под яростным солнцем и в разряженной атмосфере, наградило его обликом древнего буддийского монаха. На морщинистом загорелом лице сияли красивые кристально-голубые глаза младенца. Я почувствовала, что он принял на себя весь груз произошедшего. Он очень мне нравился.

– Да, Элис, – ответил он. – Это верно.

То, как это было сказано, выглядело не столько неким оправданием, сколько очередным примером ошибочных суждений.

– Мне бы хотелось, чтобы вы обсудили все это с Адамом, – в отчаянии пролепетала я.

– Для чего мне говорить с ним, Элис? Что он скажет мне?

Я немного подумала, собираясь с мыслями.

– Скажет, – наконец ответила я, – что там, на высоте около восьми тысяч метров, совсем другой мир и что нельзя морализировать по поводу того, что произошло.

– Проблема в том, – Грег едва шевелил губами, – что я с этим не согласен. Я знаю, что… – Он помедлил. – Я знаю, Адам чувствует, что вверху все по-другому, не похоже на все остальное. Но я полагаю, что можно морализировать по поводу поведения на вершине горы, как и в любом другом месте. Единственно необходимо воспринимать это правильно.

– Что вы имеете в виду?

Он вздохнул и огляделся, чтобы посмотреть, не вслушивается ли кто-нибудь в наш разговор. К счастью, все были заняты друг другом. Он сделал глоток из своего стакана, потом еще один. Я пила белое вино, он – виски.

– Должен ли я снова и снова казнить себя? Возможно, было безответственно с моей стороны вести относительно неопытных альпинистов на Чунгават. Я полагал, что отлично подготовлен. – Он твердо посмотрел на меня, в глазах появился новый, суровый блеск. – Возможно, я и по сей день так считаю. Мне стало плохо в горах, по-настоящему плохо, меня практически волоком пришлось стаскивать в базовый лагерь. Тогда была страшная буря, одна из самых сильных, которые мне доводилось видеть в мае. Но я думал, что создал систему закрепленных веревок и крючьев, которая при наличии носильщиков и профессиональных инструкторов обеспечивала полную безопасность. – Мы смотрели друг на друга, и тут я увидела, что его лицо начало смягчаться, пока на нем не появилось очень-очень печальное выражение. – Однако, скажете вы или другие люди, погибли пять человек. И кажется… да, неуместно делать заявления о том, что не выдержали та веревка или тот колышек, что мои мысли были заняты другими вещами. – Он едва заметно пожал плечами.

– Простите, – сказала я. – Я не сильна в технических деталях.

– Верно, – сказал Грег. – Многие не сильны.

– Но я знаю об эмоциях, последствиях. Это было ужасно для всех. Я прочла книгу Клауса. Он переживает по поводу того, что оказался беспомощным там, наверху. И Адам. Он все еще мучается из-за того, что не смог спасти свою подругу Франсуазу.

– Бывшую подругу, – ровным голосом поправил Грег. Было похоже, что он безутешен. Внезапно к нам подошла молодая женщина.

– Привет, – радостно сказала она. – Я Кейт из издательства, работала с книгой Клауса.

Возникла пауза, пока мы с Грегом обменивались взглядами, вдруг ощутив себя заговорщиками.

– Меня зовут Элис, – представилась я.

– Я – Грег.

По лицу женщины было ясно – она поняла, кто перед ней.

– О, вы были…

Кейт смущенно замолчала и покраснела.

– …Было ужасно неловко, – рассказывала я. – Не пауза, а какая-то черная дыра. Ясно, что Грег не мог вступить и закончить за нее фразу, назвать себя одним из тех, кого обвиняют в катастрофе, а я полагала, что не мое дело вмешиваться и помогать ей выпутываться. Она все краснела, краснела, а потом просто отошла в сторону. Это… ой, холодно.

Адам натянул на меня одеяло.

– О чем ты разговаривала с Грегом?

Произнося это, он уложил мои конечности и перевернул меня, словно манекен.

– Аккуратнее. Я подумала, что должна увидеться с кем-нибудь, кто для тебя имеет значение. И еще я хотела рассказать ему, как ты переживаешь всю эту шумиху.

Я попыталась перевернуться, чтобы взглянуть Адаму в глаза.

– Ты против?

Я ощутила его руки у себя на затылке, потом он схватил меня за волосы и с силой вжал лицом в матрас. Я не сдержалась и вскрикнула.

– Да, я против. Это тебя нисколько не касается. Что ты знаешь об этом? – У меня на глаза навернулись слезы. Я попыталась перевернуться, но Адам локтем и коленом прижимал меня к кровати, одновременно водя пальцами по моему телу. – Твое тело так неисчерпаемо прекрасно, – нежно сказал он, его губы коснулись моего уха. – Я по уши влюблен в каждую его частицу, и я люблю тебя.

– Да, – простонала я.

– Но, – его голос стал жестче, хотя и теперь он был не громче шепота, – я не хочу, чтобы ты вмешивалась в дела, которые тебя абсолютно не касаются, потому что это меня бесит. Тебе ясно?

– Нет, – сказала я. – Я в самом деле не понимаю. Я не согласна.

– Элис, Элис, – укоризненно сказал он, перемещая пальцы от моих волос вдоль позвоночника, – нам нет дела до наших миров, до прошлых жизней друг друга. Значение имеет только то, что мы здесь, в этой кровати.

Вдруг я дернулась.

– Ой, больно! – вскрикнула я.

– Подожди, – сказал он. – Подожди, тебе лишь нужно расслабиться.

– Нет, нет, я не могу! – Я попыталась перевернуться на спину, но он надавил на меня так, что стало трудно дышать.

– Расслабься и верь мне, – говорил он, – верь мне.

Вдруг мое тело пронзила боль, это было словно вспышка света, которую я могла видеть и чувствовать, и она пробегала сквозь меня снова и снова – бесконечно, и я услышала крик, который словно исходил откуда-то. Но кричала я.

Врач, которая за мной наблюдала, Кэролайн Воган, всего на четыре-пять лет старше меня, и каждый раз, когда я обращаюсь к ней – обычно по поводу каких-нибудь предписаний или прививок, – чувствую, что мы те люди, которые обязательно подружились бы, познакомься при других обстоятельствах. В данном случае по этой причине было немного неловко. Я позвонила ей и упросила срочно принять меня по дороге на работу. Да, это важно. Нет, я не могу ждать до завтра. Внутреннее обследование было болезненным, и я кусала костяшки пальцев, чтобы не закричать. Кэролайн болтала со мной, а потом вдруг замолчала. Спустя несколько секунд она стянула перчатки, и я ощутила ее теплые пальцы на верхней части спины. Она сказала, что можно одеваться, а сама стала мыть руки. Когда я вышла из-за ширмы, она сидела за столом и делала записи. Она подняла глаза.

– Можете сесть?

– С трудом.

– Я удивлена. – У нее был очень серьезный, почти торжественный вид. – Как вы отнесетесь к тому, что у вас обширная анальная трещина?

Я постаралась взглянуть на Кэролайн спокойно, словно речь шла о гриппе.

– И что это значит?

– Она, возможно, зарастет сама собой, но вам следует в течение следующей недели или около того потреблять побольше фруктов и клетчатки, чтобы избежать дальнейшего ухудшения. Я пропишу еще легкое слабительное.

– Это она?

– Что вы имеете в виду?