— Отсюда, мне кажется, можно увидеть и Научный центр в Нью-Джерси, — сказал он. — А теперь посмотри на это.

Он потащил меня к буфету. Он был установлен посредине комнаты.

— Еда двигается, — сказал Ники. — Если встать здесь, то все, что ты захочешь, само к тебе придет. Разве не замечательно?

Ну разве не глупо устанавливать еду на вращающийся подиум посреди зала? Только не с точки зрения восьмилетнего человека. Мой сын стоял, пока буфет не совершил пять поворотов, выбирая то, что ему больше всего нравилось. Устрицы и креветки были не для него, другое дело — немыслимые омлеты, затем он мечтательно засмотрелся на мясо: ножи нарезали на куски говядину и индейку. Уничтожив сандей с горячим фаджем, [87]он положил в тарелку столько пирожков и печенья, что я была вынуждена вмешаться. Он сунул ладошку в мою руку и поднял на меня глаза:

— Я так рад, что пришел сюда, — сказал он.

Официанты умиленно улыбались, глядя на нас, а нам показалось, что мы — короли в зачарованном замке.

— Хочешь ходить сюда каждый день? — спросила я сына.

— Нет, мамочка, — ответил он. — Иначе я все испорчу. Сюда нужно ходить по особым дням.

Я улыбнулась, довольная, что он понял настоящее назначение ресторана, такого как «Радужная комната». Но Ники прибавил:

— Знаешь, чего мне хочется?

Его серьезные карие глаза уставились на меня.

— Я не хочу, чтобы ты ходила по ресторанам. Хочу, чтобы мы ужинали дома вместе каждый вечер.

Я и раньше слышала от него такие речи. Но сейчас это прозвучало как-то особенно.

Стать Эмили было просто. Начала я, разумеется, с посещения Ширли.

— Как там Кэрол? — спросила она.

— Она здесь еще не была? — спросила я.

Лицо Ширли приняло горькое выражение. Оно не изменилось, когда я прибавила:

— Думаю, она не хочет, чтобы кто-то из нас увидел ее лысую голову.

— Но ведь это моя работа! — воскликнула Ширли. — Это то, что я делаю.

Она была так обижена, что просто запустила руку в лежавшую на прилавке мягкую груду и вытащила короткий черный парик и подала его мне. Он сразу пришелся мне впору, и я поняла: раньше она со мной играла, устраивала развлечение, отыскивая для меня нужный парик.

— Готова поспорить, ты могла дать мне сразу светлый парик в тот день, когда я впервые к тебе пришла, — сказала я.

Ширли пожала плечами.

Одежду Эмили было найти так же просто: в любом магазине поношенной одежды на Верхнем Ист-Сайде полно было костюмов из твида. Я даже обнаружила кожаную сумочку с замком и очки в роговой оправе.

Глядя на мымру, в которую превратилась, подумала, что мне трудно будет найти компаньона. Майкла в городе не было, но, если бы и был, то в качестве партнера отражавшейся в зеркале особы вряд ли был бы уместен. Клаудия подошла бы мне идеально, но она по-прежнему находилась в Лос-Анджелесе. Ее трехнедельное путешествие длилось уже полгода, и я начинала думать, что вряд она ли вернется. А все те люди, которые восклицали: «Почему ты не возьмешь меня с собой в хорошее место?», — явно не годились.

Я позвонила Майрону: ему страшно хотелось сходить на дармовщинку в модный ресторан. Когда я сказала, что ресторан, который я намереваюсь посетить, называется «Бокс Три», и я там уже побывала, описала и ту свою трапезу, то у Майрона вдруг объявились срочные дела.

К счастью, в самый последний момент на помощь мне пришла Марион Каннингхэм. Она приехала в Нью-Йорк на обсуждение своей последней книги — «Учитесь готовить» — вместе со своим издателем, и, когда я сказала ей, что ужин должен быть ужасным, она лишь рассмеялась.

— Какая разница! — воскликнула она. — Я счастлива, что проведу с вами время. Я бы и в «Макдоналдс» с удовольствием сходила.

— «Макдоналдс», пожалуй, будет получше, — сказала я.

— Если бы дело было в еде, — сказала она, — то я осталась бы дома. Просто скажите, куда мы пойдем и кем вы будете на этот раз.

— Как тебя зовут? — спросил Ники, когда я предстала перед ним в новом обличье.

— Эмили Стоун, — сказала я.

— А чем ты занимаешься?

— Я — менеджер ресторана. Я очень пунктуальный человек.

— Что это значит?

— То, что я никогда не опаздываю. И не делаю ошибок. Я очень строгая. Я тебе не понравлюсь, потому что я очень противная.

— Нет, мамочка, — возразил Ники, — ты не можешь быть противной.

Он ошибался.

— На что ты уставился? — рявкнула я на Джина, едва войдя в лифт.

Давно прошли времена, когда я его дурачила. Теперь у него была новая роль. Джин стал последним инспектором. Ему нравилось осматривать меня и подмечать, не выбилась ли из-под парика прядка волос, не надела ли я перчатки, бусы или шарф — те, что носила раньше. Обычно эта процедура мне нравилась.

Но сегодня, когда он сказал: «Вы хорошо выглядите», я только промолчала. Он продолжил разговор:

— На этот раз все хорошо. Иногда я боюсь, что вы перебарщиваете, а сегодня все нормально.

Я поджала губы и снова не сказала ни слова.

— Как вы ее назвали? — не уступал Джин.

— Эмили, — сказала я. — Для тебя — мисс Стоун.

— Да, мадам, мисс Стоун, — сказал он и приподнял воображаемую шляпу.

Он опустил лифт и открыл дверь.

— Позвольте мне сказать, мисс Стоун, — пробормотал он, когда я протиснулась мимо него, — похоже, сегодня вам не будет весело.

— Обрати внимание на свои манеры, — прорычала я и вышла из дома.

Я шла по тротуару, и на лице было написано: только попробуйте встать на моем пути. Никто не осмелился. Дойдя до угла, увидела молодую женщину, робко размахивающую руками в надежде остановить такси. Желтая машина шла навстречу. Я командным жестом вскинула руку, и автомобиль, скрипнув тормозами, послушно остановился. Молодая женщина сделала слабую попытку подойти, но я отпихнула ее в сторону и открыла дверцу, думая при этом, что такие люди не должны жить в Нью-Йорке. Если она не знает, как вызвать такси, то пусть и не претендует на мой автомобиль.

— Но, но, но… — залопотала она, когда я хлопнула дверью перед ее носом.

— Угол Сорок девятой и Второй, — бросила я шоферу. — Поезжайте через парк на Семьдесят девятой. Так будет быстрее. С Пятой поверните на Пятидесятую, чтобы не попасть в пробку. И не задерживайтесь на светофорах.

— Мм… — произнес водитель, но сделал все, как я сказала.

Я уселась на заднее сиденье. Молча смотрела на счетчик.

Настал момент оплатить поездку, я отсчитала монеты, добавила скудные чаевые, со щелчком захлопнула сумку и повернула ключ в замке. Направляясь к ресторану, чувствовала спиной тяжелый взгляд шофера.

Впереди меня, держась за руки, шла к дверям молодая пара. Молодой человек казался вымытым до блеска. Даже со спины я видела порозовевшие от волнения полукружья ушных раковин. Иссиня-черные волосы блестели. Пальто на нем не было, и я догадывалась, что его двубортный черный пиджак был поношен, но хорошо отглажен. Скорее всего, он взял костюм напрокат, как и кожаные ботинки. Девушка была еще моложе его, немногим более двадцати. Легкие черные волосы, круглое доверчивое лицо, полные губы цвета земляники. Из-под пальто виднелось платье из бежевого шифона длиною до колен. Пальто было расстегнуто, и я заметила, что к верхней части платья с открытыми плечами была приколота большая красная орхидея. Они были юными, неоперившимися, бедными и преисполненными надежд. Им здесь не место, подумала я, мрачно шагая следом. Если бы они промедлили хотя бы мгновение, я оттолкнула бы их и первой прошла в дверь.

Но они все так же мечтательно, не останавливаясь, вошли в ресторан, а я — следом за ними. Марион подняла голову, когда мы вошли. Она непринужденно сидела на неудобном стуле возле камина и одета была, как всегда: черные брюки, черный жакет, накрахмаленная белая блузка. Серебристые волосы убраны назад, обнажая лицо с прелестными морщинками. Изумрудные глаза, внимательно вглядевшиеся в меня, казались огромными. Молодая пара одновременно обернулась, чтобы посмотреть, кто вошел следом за ними.